Судебный процесс над Галансковым, Гинзбургом, Добровольским и Лашковой, проходящий сейчас в Московском городском суде, совершается с нарушением важнейших советских правовых норм. Судья и прокурор при участии определенного сорта публики превратили судебные заседания в дикое, немыслимое в XX веке издевательство над тремя подсудимыми (Галансковым, Гинзбургом, Лашковой) и свидетелями.
        Дело приняло характер известных “процессов над ведьмами” уже на второй день, когда Галансков и Гинзбург, несмотря на год предварительного заключения, несмотря на давление суда, отказались признать возведенные на них голословные обвинения Добровольского, доказывали свою невиновность. Свидетельские показания в пользу Галанскова и Гинзбурга еще более озлобили суд.
        Судья и прокурор в течение всего процесса помогают Добровольскому возводить ложные обвинения на Галанскова и Гинзбурга. Адвокатам то и дело не разрешают задавать вопросы, свидетелям не дают давать показания, разоблачающие провокационную роль Добровольского в этом деле.
        Судья Миронов ни разу не остановил прокурора — представителя обвинения. Лицам же, представляющим защиту, он позволяет говорить лишь то, что укладывается в заранее намеченную следствием КГБ программу. Когда кто-либо из участников процесса пытается нарушить отрепетированный спектакль, судья кричит: “Ваш вопрос снят!.. Это не имеет отношения к делу!.. Я не разрешаю вам говорить!..” Эти окрики обращены к подсудимым (кроме Добровольского), к их адвокатам, к свидетелям.
        Свидетели выходят из зала после допроса — вернее, их выталкивают — в подавленном состоянии, чуть ли не в истерике.
        Свидетельнице Е.Басиловой не дали сделать заявление суду — она хотела рассказать о том, как КГБ преследовал ее психически больного мужа, показания которого, данные на следствии в состоянии невменяемости, играют важную роль в обвинительном заключении. Басилову вытолкали из зала суда под окрики судьи и вой публики, заглушавшие ее слова.
        П.Григоренко подал заявление о том, что он просит допустить его в качестве свидетеля, так как он может объяснить суду происхождение денег, найденных у Добровольского (по словам Добровольского, их дал ему Галансков). Заявление Григоренко отклонили под тем предлогом, что он якобы психически болен (это неправда).
        Свидетельнице А.Топешкиной не дали сделать заявление суду — она хотела сообщить суду факты, обнаруживающие лживость показаний Добровольского. Топешкину, беременную женщину, пинками выгнали из зала под улюлюканье публики.
        Свидетельницу Л.Кац “комендант суда” полковник КГБ Циркуненко не пустил в зал после перерыва, заявив ей: “Дали бы вы иные показания, вам разрешили бы остаться”.
        Никому из свидетелей не разрешают остаться в зале после дачи показаний, хотя советское законодательство даже обязывает их к этому. Ссылки свидетелей на статью 283 УПК РСФСР пропускались мимо ушей, а свидетелю В.Виноградову судья прямо заявил: “Вот по 283 статье и уходите из зала”.
        Зал наполнен специально отобранной публикой, сотрудниками КГБ, дружинниками, создающими видимость открытого, гласного судопроизводства. Эта публика шумит, гогочет, оскорбляет подсудимых, оскорбляет свидетелей.
        Судья Миронов не пытается прекратить нарушения порядка. Ни один бесчинствующий нарушитель не удален из зала. В этой накаленной атмосфере не может быть и речи о какой-либо объективности суда, ни о какой справедливости и законности. Обвинительный приговор предрешен с самого начала. Мы обращаемся к мировой общественности и в первую очередь — к советской.

Мы обращаемся ко всем, в ком жива совесть и достаточно смелости.
        Требуйте публичного осуждения этого позорного процесса и наказания виновных.
        Требуйте освобождения подсудимых из-под .стражи.
        Требуйте повторного разбирательства с соблюдением всех правовых норм и в присутствии международных наблюдателей.

        Граждане нашей страны! Этот процесс — пятно на чести нашего государства и на совести каждого из нас. Вы сами избрали этот суд и этих судей — требуйте лишения их полномочий, которыми они злоупотребили. Сегодня в опасности не только судьба трех подсудимых — процесс над ними ничуть не лучше знаменитых процессов тридцатых годов, обернувшихся для нас всех таким позором и такой кровью, что мы от этого до сих пор не можем очнуться.
        Мы передаем это обращение в западную прогрессивную печать и просим как можно скорее опубликовать его и передать по радио — мы не обращаемся с этой просьбой в советские газеты, так как это безнадежно.
 

11 января 1968 г.

* * *

        В тот же день обращение было передано на русском и английском языках радиостанцией Би-Би-Си из Лондона и встретило широкий отклик как у советских граждан, так и у прогрессивной общественности Запада.
        12 января, когда ожидался приговор, возле суда с утра начала собираться толпа, которая к середине дня возросла примерно до 200 человек. По инициативе А. С. Есенина-Вольпина, была сделана еще одна попытка обратиться к председателю суда с просьбой пустить друзей подсудимых на слушание приговора. Под письмом было собрано около 50 подписей, и оно было передано в суд, однако никакого ответа на него не последовало. Поскольку письмо было написано в одном экземпляре, который был передан в канцелярию суда, у составителя настоящего сборника нет его текста.
        Когда стало известно, что суд приступил к чтению приговора, все ожидавшие собрались перед главным входом. После оглашения приговора сначала стала выходить публика, присутствовавшая в зале. На вопросы, какие сроки получили подсудимые, многие отвечали: “Мало! Мало!” — и с озлобленными лицами пробегали через толпу к машинам. Некоторые были в форме КГБ. Затем появились родственники и вслед за ними защитники подсудимых, которым были преподнесены букеты красных гвоздик. Часам к шести толпа разошлась.