Александр Орлов

ТОТАЛИТАРИЗМ СИДЕЛ ВО ВСЕХ

Среди «заговорщиков», упоминаемых в «Справке», фигурирует и Анатолий Иванов (Рахметов).

Анатолий не только не входил в подпольную группу Осипова–Кузнецова–Новогоднего, но и был принципиальным противником политического крена «Маяковки», считая, что площадь нужна не как место сбора оппозиционных сил, а как островок свободного искусства.

Но, несколькими годами ранее, осенью 1958-го, практически независимо от «Маяка», дома у Рахметова собирался подпольный политический кружок, правда, еще не имеющий ни программы, ни устава, ни четко сформулированных целей.

Одним из участников этих собраний был Александр Орлов, автор уже неоднократно цитировавшегося стихотворения «Нет, не нам разряжать пистолеты...».

...С Володей Осиповым я был знаком давно, года еще с 56-го. И он познакомил меня с теми своими друзьями, которые часто бывали на площади: Толей Ивановым (в будущем Скуратовым 1 ) и другим Толей Ивановым, по прозвищу Рахметов, или сокращенно Рах, с Эриком Капланом, Щукиным, Илюшей Бокштейном, позднее с Кузнецовым. Я стал бывать на «Маяковке» довольно часто, но никогда не выступал. Я предпочитаю, чтобы мои стихи читали, а не слушали. Кроме того, у меня никогда не было сильного голоса, и читать на площади без микрофона мне было бы сложно. Общался я с этими ребятами в основном все-таки не на площади, а на квартирах.

...С Рахметовым я никогда не был особенно близок. Никаких индивидуально-задушевных бесед у нас с ним не было. Он тогда коллекционировал работы «левых» художников, скупал рисунки Харитонова, Штейнберга — по два-три рубля графический лист. Он говорил: «Куплю, пожалуй, на пять долларов» — это означало на пять рублей. Художники были нищие и за трешку — бутылка и закуска — охотно расставались со своими работами, которые сейчас в музеях выставляют.

Но когда у Раха собирались я, Осипов, Толя Иванов, разговоры шли в основном не об искусстве, а о политике.

Сказать, что там был подпольный кружок, — это, по-моему, слишком громко: обычные для того времени сборища и «кухонные разговоры». (Другое дело, что за эти «кухонные разговоры» можно было и срок получить.) Рахметов любил петь «Лубянка, там ночи полные огня...»

...Каждый мог высказать свою точку зрения по какой-то проблеме, и начиналось стихийное обсуждение, споры, дискуссии. В основном на тему: что такое демократия, что можно, чего нельзя. Ни у кого не было никакой программы. Все говорили: надо что-то делать, но никто не знал что. Все хотели свободы, но все понимали ее очень относительно. Слава Репников как-то спросил: «Если Вы захватите власть, отпустите меня в Америку?» Однозначного ответа он не получил, пошли разглагольствования, споры...

Тоталитаризм сидел во всех, все планы не простирались дальше дворцовых переворотов: большевиков скинем, заменим их кем-то другим, по возможности «нашими»; сегодня нами командуют, а завтра — будем мы. Как организовать парламент, как организовать местную власть — об этом и речи никогда не было.

Об экономическом устройстве общества и вовсе никто не задумывался — никто из нас не имел экономического образования или хотя бы каких-то экономических знаний.

...Впрочем, как-то однажды мы (человек десять, не помню уж, кто) поехали в лес и пригласили Григория Соломоновича Померанца — он нам там рассказывал, что такое советская экономика. Вот это было серьезно и интересно. Но полил дождь, все побежали куда-то прятаться — лекция скомкалась.

Толя Иванов (Скуратов) всегда был умный националист. Он говорил: «Я не против евреев. Уничтожать их, как это делал Гитлер, — варварство. Я против засилья еврейской культуры, против влияния иудаизма, против еврейской сентиментальности».

У Володи Осипова тогда тоже уже были националистические замашки. Может быть, он еще не был монархистом, не был православным, но националистом он был всегда. В своих воспоминаниях 2 он пишет, что во времена площади Маяковского был демократом, — я в этом сильно сомневаюсь.

И Володя и Толя были русофилы, но у Володи русофильства было больше... Толя казался более скрытным.

Мы тогда задумывали самиздатский общественно-политический журнал, типа будущего «Вече». Может быть, там так ярко не выпучивалось: православие, самодержавие, народность, но общая ориентация была примерно такой. Журнал рассчитывался именно на русскую аудиторию и должен был способствовать разрешению задач, стоящих именно перед русским народом.

Возможно, предполагалось печатать и какие-то литературные произведения, но я этого не помню. Стихов, кроме меня, по-моему, никто не писал 3  — в основном все писали социально-политические статьи.

Я никаких материалов в этот журнал не представлял, но в обсуждении участвовал. Единственный самиздатский журнал, в котором я напечатался, это «Феникс» 4 . На какой-то квартире (кажется, опять-таки у Рахметова) собрались люди, кто-то сказал, что будет издаваться подпольный литературный журнал. «Несите все!» Я принес свои стихи. Поговорили, обсудили, кто не хотел печататься под своей фамилией, должен был придумать псевдоним. Я взял псевдоним Н.Нор. Я даже не помню, был ли на этом обсуждении Галансков, — я тогда не был с ним знаком. Скорее всего, я отдал свои стихи Осипову, а он передал Галанскову 5 .

В стихотворении «Нет, не нам разряжать пистолеты...», открывающем цикл, я изложил свое кредо: поэт не должен быть с кулаками, задача поэта — готовить людей к каким-то действиям... В воздухе висела идея, что переворот когда-то должен случиться. Добровольно власть никто не отдаст, участвовать в этих событиях мы не сможем, но наше духовное послание впитают другие и воплотят в действие. (На это, собственно говоря, и была рассчитана вся «оттепельная» литература, а потом и Галич, и Высоцкий.)

Вандея в этом стихотворении тоже не случайно упоминается. В отличие от Виктора Гюго, я уже тогда понимал, что восстание в Вандее не реакция, а именно народная, антиробеспьеровская революция... Помню, мне показали довольно любопытный ответ на это стихотворение 6 .

...«Феникса» я никогда не видел. Только в конце 60-х годов я прочитал в «Шпигеле» статью известного немецкого литературного критика Барбары Боде, где она рецензировала «Феникс». (У меня тогда был допуск в спецхран.) Так я впервые узнал, что меня-таки напечатали. В рецензии было полностью приведено мое стихотворение «Нет, не нам разряжать пистолеты...».

Я перечитал его и другие стихотворения цикла и понял, что стихи очень несовершенные. Попробовал их отредактировать — не получилось. Пропал эмоциональный заряд.

...После первого ареста Толи Иванова 7 я практически перестал бывать на «Маяковке». Слышал, что там появились дружинники, начались стычки, драки, приводы в милицию, но ничего этого я уже не видел.

Когда в 61-м году посадили Осипова и Иванова (по второму разу), Рах сказал мне: «Твой псевдоним раскрыт». Но тут же и успокоил: какому-то человеку, который давал показания, они строго-настрого приказали мое имя не упоминать.

Меня, действительно, не трогали. Даже в качестве свидетеля ни разу не вызвали. Только долго не выпускали за границу...

КОММЕНТАРИИ

Александр Орлов. Тоталитаризм сидел во всех

Литературная запись.

1 Псевдоним, которым впоследствии пользовался А.Иванов (Новогодний) в журнале «Вече».

2 «Площадь Маяковского, статья 70-я». См. с.136 наст. изд.

3 А.Иванов (Рахметов) стихи писал. Одно из них было напечатано в «Фениксе» — «Вечерами, когда за окном...».

4 В «Фениксе» напечатан стихотворный цикл А.Орлова (под псевдонимом Н.Нор) «Моим друзьям»: «Нет, не нам разряжать пистолеты...», «Если вдруг за мною явитесь вы...», «Нас очень мало. Мы очень слабы...», «Нам не дано поездить по Европе...».

5 В.Осипов, действительно, передал Ю.Галанскову материалы, оставшиеся от «Бумеранга».

6 Ответ написал А.Щукин. Приводим его текст:

     Нет, и нам разряжать пистолеты,
Нет, идею в тачанку впрячь.
Мы не только апологеты,
Мы поэтами мчимся вскачь.
<...>
Заряжать, заряжать пистолеты.
Только так, истории в такт.
Кто сказал: не борцы поэты?
То ли дело, поэт-солдат.

7  В первый раз А.Иванов (Новогодний) был арестован в январе 1959. См. с.236 наст.изд.