Выезд Елизаветы АЛЕКСЕЕВОЙ
26 мая 1981г. А.Д.САХАРОВ обратился с письмом к БРЕЖНЕВУ;
Глубокоуважаемый Леонид Ильич!
Я обращаюсь к Вам с просьбой помочь моей невестке
Елизавете Алексеевой выехать к моему сыну Алексею
Семенову. Более трех лет назад Алеша был вынужден
эмигрировать из СССР в США, и все это время Лиза
(невеста, фактически - жена) безуспешно добивается
воссоединения с ним. Она подвергается преследованиям,
клевете в печати, шантажу и угрозам, ее стараются лишить
надежды, довести до отчаяния, до гибели. Я убежден, что
только ее причастность к нашей семье сделала это дело
таким трудным и трагическим.
Елизавета Алексеева отправила свои документы в
Мособл. ОВИР более полутора лет назад, после многих
трудностей и задержек, вызванных противодействием
властей. Она послала в Мособл. ОВИР также официальный
вызов от Алеши ей как невесте, подтверждающий обоюдный
характер их стремления к воссоединению. До последнего
времени она вообще не имела никакого ответа из ОВИРа. 12
мая этого года Алексеева была вызвана к начальнику
Мособл. ОВИРа т. Романенкову, который сообщил ей об
отказе по причине "отсутствия мотива воссоединения". При
этом Романенков и присутствовавший при беседе не
назвавший себя человек добивались от нее письменного
отказа от намерения выехать к Алексею Семенову... Сразу
после объявления Алексеевой отказа ее дважды вызывали на
допрос в КГБ: формально - по делу Ф. Сереброва,
фактически - по поводу ее подписи под документом в защиту
Татьяны Великановой и священника Якунина Допросы
сопровождались угрозами ареста и физической расправы,
криками и недозволенными по закону оскорблениями и
запугиванием. Полученный Алексеевой отказ и последовавшие
допросы - кульминация многолетних действий властей в
отношении ее.
Лизе посвящены целых два фельетона в журнале
"Неделя", полные клеветы, лжи и противоречий,
перепечатанные в областных газетах и за рубежом в
инспирированной прессе. Ей не дали закончить образование
и незаконно уволили с работы. В мае прошлого года Лизу
задержали на вокзале при поездке ко мне в Горький,
сотрудники КГБ грубо угрожали ей; вслед за этим Алексееву
вызвали в КГБ и сделали предупреждение по Указу об
уголовной ответственности по ст.190-1 УК РСФСР, хотя
непонятно за что; недавно сопровождавшие ее неизвестные
открыто и злобно заявили ей - убьем. Была также сделана
попытка подготовить возможность психиатрического
преследования - КГБ пытался получить у ее родителей
соответствующие показания ...
Я обращаюсь также с просьбой помочь в деле выезда
Алексеевой к Главам ряда иностранных государств.
21 октября САХАРОВ послал БРЕЖНЕВУ телеграмму:
Я обращался к Вам дважды с просьбой о вмешательстве
в судьбу близкого мне человека - невесты, фактической
жены сына, телеграммой в июле 1980 и письмом в мае 1981г.
Не получив никакого ответа от Вас, на который имею
конституционное право как гражданин СССР, при продолжении
трагической разлуки любящих, причиной которой считаю их
близость мне, заложничество, находясь в крайнем
положении, вынужден начать с 22 ноября 1981 года
голодовку за воссоединение моей невестки Елизаветы
Алексеевой и сына Алексея Семенова. Голодовку объявляет
также моя жена, участник Великой Отечественной войны,
лейтенант медицинской службы, инвалид войны 2-й группы
Елена Боннэр. По-прежнему жду Вашего ответа,
вмешательства.
В тот же день он послал телеграммы президенту АН СССР
акад. А.П.АЛЕКСАНДРОВУ и вице-президенту АН СССР акад.
Е.П.ВЕЛИХОВУ:
Год назад я обратился к Вам и в Вашем лице к
Президиуму Академии с просьбой способствовать прекращению
заложничества в отношении члена моей семьи Елизаветы
Алексеевой. Не имел от Вас даже ответа, никакой помощи в
этом жизненно важном деле, равно как в общих вопросах
моего положения и положения других репрессированных
ученых. Считаю это недопустимым, недостойным. Сообщаю:
находясь в крайнем положении, вынужден с 22 ноября начать
голодовку за воссоединение Лизы с моим сыном Алексеем.
Вместе со мной голодовку объявляет моя жена Елена Боннэр.
Вечером 23 октября, когда САХАРОВ и БОННЭР ехали в своей
машине по Горькому, у них забарахлил незадолго до этого
привезенный из Москвы новый аккумулятор. По совету незнакомого
им человека, учителя, они поставили машину во двор находящейся
рядом школы. Это было в 20 час. 30 мин. На следующее утро,
когда они пришли проведать машину, машины не было. От того же
учителя САХАРОВ и БОННЭР узнали, что, когда он вышел в 21 час.
поглядеть на машину, ее уже не было. Они подали в милицию
заявление на розыск машины.
3 ноября Е.АЛЕКСЕЕВА подала начальнику Московского
областного ОВИРа В.И.РОМАНЕНКОВУ заявление:
12 мая 1981 года Вы сообщили мне об отказе в выезде
из СССР для воссоединения с моим женихом. Одновременно Вы
сказали мне, что я могу вновь обратиться за разрешением
через 6 месяцев. Этот срок кончается 13 ноября, в связи с
чем я вновь обращаюсь в ОВИР с просьбой выдать мне
разрешение на выезд.
Считаю необходимым поставить Вас в известность, что
9 июня 1981г. я вступила в брак с Алексеем Семеновым
(согласно законам США, штат Монтана), однако его вызов
мне (см. приложение к настоящему заявлению) советское
консульство в Вашингтоне заверить отказалось. Поэтому я,
так же как и в своем первом заявлении в ОВИР, вновь прошу
выдать мне разрешение на выезд из СССР в государство
Израиль по вызову близкой родственницы А. Семенова А
Фейгин Томор Самойловны, вызов от которой находится в
Мособл. ОВИРе.
16 ноября БОННЭР передала иностранным корреспондентам
заявление САХАРОВА:
22 ноября я и моя жена начинаем голодовку за
воссоединение нашего сына Алеши и невестки Лизы...
Я и моя жена решились на крайний шаг - голодовку,
чувствуя свою ответственность за судьбу двух близких нам
людей и полностью исчерпав другие пути помочь им. Сделав
Лизу заложником моей общественной деятельности, КГБ не
только причиняет ей и Алеше многолетние страдания, но и
превращает это дело из чисто личного в общественное, даже
политическое. Борьба за судьбу близких становится
необходимой в моей многолетней защите прав человека,
открытости общества, законности и гуманности,
международной безопасности и доверия - становится ее
логической непременной составной частью. Мне очень важно,
чтобы это понимали друзья во всем мире, выступающие в мою
защиту. И пусть Алеша и Лиза, тоже понимая это, примут
наше решение спокойно и с чистой совестью.
Я начинаю голодовку в канун поездки Брежнева в ФРГ,
что неизбежно придает ей политическое звучание. Не я, а
КГБ делает это. Беззаконию, жестокости и цинизму мы можем
противопоставить только решимость в нашей
ненасильственной открытой борьбе. Мы рассчитываем на
помощь мировой общественности, наших друзей здесь и за
рубежом, на помощь моих коллег-ученых, общественных и
государственных деятелей во всем мире.
В дополнение считаю нужным сообщить, что один из
двух допускаемых ко мне горьковчан К. 11 ноября был
вызван в КГБ для беседы, в которой были затронуты две
темы - о краже нашей машины и о голодовке. По первой теме
(кража машины через два дня после того, как я отправил
телеграммы Брежневу и Александрову о голодовке) сотрудник
КГБ как бы вскользь сказал, что моя жена собирается
покупать новую машину, а старую где-то бросила, и
заметил, что к весне машина, наверное, найдется. Вторая
тема - о голодовке - значительно серьезней. Сотрудник КГБ
сказал, что она (имеется в виду моя жена) таким
приличным, даже эффектным способом хочет убить мужа и
избавиться от него. И далее было сказано, что во время
голодовки К. запрещается ко мне ходить, нечего там
делать.
Я считаю, что эти заявления сотрудника КГБ - прямая
угроза, и он, конечно, знал, что содержание беседы будет
передано мне, ради этого и была беседа, и смысл ее таков:
если Сахаров умрет - в результате голодовки или с помощью
КГБ, виновной будет объявлена Боннэр, при этом смерть или
убийство произойдут без свиделей и мир узнает об этом от
КГБ, узнает угодную КГБ версию. Для тех, кто знает "язык"
КГБ, это - угроза убийства. Я предаю гласности содержание
беседы с К. в КГБ для того, чтобы в случае каких-либо
неожиданных и опасных событий в дальнейшем, связанных с
нашей голодовкой, были более ясны их скрытые причины и их
возможная связь с действиями КГБ.
А не проще ли было бы вместо всех этих сложных
действий и угроз отпустить Лизу? Тогда бы отпала
необходимость голодовки.
... Я дважды обращался с просьбой о вмешательстве к
Председателю Президиума Верховного Совета СССР
Л.Брежневу. В июле 1980 года мною послана телеграмма, а в
мае 1981 - письмо на его имя. Я не получил никакого
ответа ни на телеграмму, ни на письмо. Я предполагаю, что
оба мои обращения не дошли до Брежнева, даже до его
канцелярии, и блокированы КГБ, считающим, что, лишив меня
звания трижды Героя Социалистического Труда и других
наград, Президиум Верховного Совета СССР таким образом
санкционировал любые беззакония в отношении меня. Именно
поэтому я прошу своих иностранных друзей просить
официальных лиц своих стран при контактах с Брежневым и
другими высшими руководителями СССР довести до их
сведения эту проблему и способствовать ее разрешению -
это единственный способ прорвать блокаду КГБ. К
сожалению, я пока не имею свидетельств о каких-либо
усилиях в этом направлении.
Год назад я обратился с просьбой о защите меня от
заложничества к Президенту АН СССР А.Александрову и
Вице-Президенту Е.Велихову, но также не имею никакого
ответа, равно как на повторные телеграммы и письма
Я.Зельдовичу, с которым меня связывали долгие годы
совместной работы и, как я думал, дружеских отношений, и
академику Ю.Харитону, руководителю учреждения, в котором
я проработал 18 лет. В июне 1981 года я обратился с той
же просьбой о помощи в деле Лизы к академику Капице П. и
академику Б.Кадомцеву, занимающимся проблемой управляемой
термоядерной реакции. Я. Зельдович ответил письмом, в
котором он категорически отказался помочь мне, ссылаясь
(необоснованно, по моему убеждению) на неустойчивость
своего положения, что якобы проявляется в том, что его
"не пускают дальше Венгрии". Зельдович - академик, как и
я, он трижды Герой Социалистического Труда, имевший такой
же, как и я, допуск к секретной информации, но не
занимавшийся общественной и правозащитной деятельностью.
Просил же я его, как и остальных академиков, не о
публичных, а лишь о "кабинетных" действиях. Академики
Ю.Харитон, П.Капица, Б.Кадомцев вообще ничего не ответили
мне на мои письма Ответ Зельдовича, позиция других
советских ученых были для меня горьким разочарованием не
только в личном плане, но и как проявление пагубного
ухода от ответственности, от возможности повлиять на
события (я говорю не только о том, что связано со мной) -
и притом вовсе не из принципиальных соображений, а по
постыдно мелким причинам.
Я чувствую вокруг себя стену непонимания,
безразличия и пассивности. Трагедия Лизы и Алеши
продолжается и может - если ничего не изменится -
продолжаться еще долго. В этом крайнем положении, после
долгого и мучительного размышления, я и моя жена Елена
Боннэр, инвалид Второй Мировой войны, приняли решение
объявить с 22 ноября голодовку, требуя немедленного
разрешения Лизе на выезд из СССР. Сообщая об этом
решении, я надеюсь, что Вы правильно поймете мотивы
нашего шага, его внутреннюю необходимость для нас в
создавшейся трагической ситуации. В прошлом я держал
голодовку в защиту узников совести СССР. Я считаю, что
моя защита наших детей столь же правомерна, как и других
жертв несправедливости, но в данном случае именно я и моя
общественная деятельность явились причиной человеческой
беды. Я считаю также, что этот шаг есть продолжение моих
многолетних выступлений в защиту права свободного выбора
страны проживания, отсутствие которого в нашей стране
приводит к многим трагедиям.
Я надеюсь на Вашу помощь!
Вечером 20 ноября БОННЭР уехала из Москвы в Горький. 22
ноября САХАРОВ и БОННЭР начали голодовку.
27 ноября САХАРОВ послал ответ на телеграммы от
Нью-Йоркской академии наук и Федерации американских ученых
(FAS):
Глубокая благодарность за Ваши энергичные усилия,
заботу, внимание. Более двух лет добиваюсь решения
проблемы чисто человеческой, бесспорной морально и
юридически; обращался к Главе государства, к Академии
Наук СССР, к советским ученым, иностранным коллегам,
государственным деятелям. Сейчас единственная возможность
прекращения нашей голодовки - выезд Лизы - прекращение
акта государственного заложничества, опасного
аналогичностью, безответственностью, жестокостью,
беззаконием. Никаким обещаниям властей, не подкрепленным
делом, я уже не могу верить! Прошу правильно понять и
учитывать это.
В те же дни в Москве была получена записка САХАРОВА и
БОННЭР от 28 ноября:
Мы держимся, настроение решительное и чувствуем себя
пока вполне прилично, все симптомы и показания - согласно
книгам. Мы знаем о заявлении Государственного
департамента и резолюции Сената и глубоко благодарны, но
мы надеемся на аналогичную помощь правительств и
государственных деятелей Европейских стран, Европейских
сообществ ученых. И еще - спасибо Флоренции и ее мэру за
его выступление. Достоверной является лишь информация,
переданная Лизе. Сейчас мы в особенности озабочены
отсутствием связи с Лизой, нет телеграмм от нее.
По-видимому, таковы цели КГБ.
28 ноября С.ХОДОРОВИЧ послал телеграмму в Политбюро ЦК
КПСС:
А.Д.Сахаров и его жена Е.Г.Боннэр, оказавшись в
искусственно для них созданной, невыносимой жизненной
ситуации, объявили голодовку и тем самым поставили свое
здоровье и жизнь в полную от вас зависимость. Хорошо
представляя себе, что вы не питаете никаких добрых чувств
к А.Д.Сахарову и его жене, я все-таки осмеливаюсь просить
вас: "Не губите их. Не берите на себя еще и этот смертный
грех".
1 декабря физики Я.АЛЬПЕРТ, Б.АЛЬТШУЛЕР и Ю.ГОЛЬФАНД,
математики И.БРАИЛОВСКАЯ, А.ЛЕРНЕР, Н.МЕЙМАН и Г.ФРЕЙМАН и
биолог В.СОЙФЕР обратились "К ученым мира":
Голодовка академика Андрея Сахарова и его жены Елены
Боннэр продолжается уже 10 дней и принимает совершенно
трагический характер.
Андрей Сахаров - основоположник одного из самых
важных дел нашего времени - осуществления управляемого
термоядерного синтеза. "Сахаров поднял нас на решение
величественной атомной проблемы ХХ века - получения
неисчерпаемой энергии путем сжигания океанской воды" - из
книги И.Н.Головина "И.В.Курчатов" (Москва, Атомиздат,
1967, 1972гг.). Уже более двадцати лет все исследования в
этой области ведутся открыто и в тесном международном
сотрудничестве. Совместимо ли такое сотрудничество с
преследованием Сахарова и его семьи?
Мы призываем ученых поддержать Сахарова в самом
широком масштабе и, в частности, повлиять на
правительства и парламенты своих стран с целью оказать
реальную поддержку Сахарову в нынешней трагической
ситуации.
Академик Сахаров должен быть возвращен в Москву.
Практика заложничества в отношении его близких должна
быть прекращена.
Мы призываем к быстрым и решительным действиям,
потому что через несколько дней может быть поздно.
2 декабря Ю.ШИХАНОВИЧ послал фототелеграмму БРЕЖНЕВУ:
Окажитесь гуманнее Маргарет Тэтчер: спасите жизнь
академику Андрею Дмитриевичу Сахарову и его жене,
инвалиду Великой Отечественной войны Елене Георгиевне
Боннэр - отпустите из СССР Елизавету Алексееву.
В эти же дни в Москве была получена записка САХАРОВА от 1
декабря:
Десятый день мы продолжаем голодовку за выезд нашей
невестки к сыну. Это - не только защита права на любовь и
жизнь наших близких, когда все обращения к властям,
ученым Академии, государственным деятелям, все апелляции
к законам и международным обязательствам СССР оказались
безрезультатными. Это также борьба за общее право на
свободный выезд из страны и свободное возвращение, борьба
за свободу вообще. И это защита моего личного достоинства
и чести в условиях беззаконной ссылки и изоляции. Никакое
изменение состояния нашего здоровья, никакие голословные
обещания властей не прекратят нашей голодовки. Лишь выезд
Лизы.
2 декабря САХАРОВ послал ответ на телеграмму
американского физика С.ДРЕЛЛА:
Дорогой Сидней! Мы тронуты заботой, усилиями. Знаем,
что всем друзьям, маме, детям бесконечно трудно, страдаем
за них. Но мы не имеем другого пути. Мы не стремимся к
самоубийству. Трагический конец означает только убийство,
санкционированное КГБ и полным молчанием моих коллег из
советской Академии наук. Перед лицом коварной машины мы
можем прекратить голодовку лишь при выезде Лизы.
2 декабря АЛЕКСЕЕВА около 3 часов провела в проходной
Президиума АН СССР, пытаясь попасть на прием к
А.П.АЛЕКСАНДРОВУ или Е.П.ВЕЛИХОВУ.
3 декабря она послала АЛЕКСАНДРОВУ телеграмму:
Вчера, 2 декабря, безуспешно пыталась попасть на
прием к Вам или вице-президенту Велихову. Голодовка
Андрея Дмитриевича Сахарова продолжается почти две недели
и сейчас каждый день грозит ему смертью, Умоляю Вас не
допустить этого. Хочу встретиться с Вами лично. Буду
ждать ответа завтра, 4 декабря, утром в Приемной
Президиума АН.
Утром 4 декабря АЛЕКСЕЕВА поехала в Президиум. Позвонив
из проходной по внутреннему телефону, она услышала от
секретарши АЛЕКСАНДРОВА его ответ: "Я сделал все, что мог.
Пусть сама едет в Горький и кончает все это безобразие". После
такого ответа она долго плакала у телефона. Потом она поехала
на вокзал и купила билет в Горький на вечер 5 декабря.
В это же утро Президиум посетили 2 французских физика,
официально посланных Французской академией наук, чтобы
добиться встречи с САХАРОВЫМ. АЛЕКСАНДРОВ сказал им, что
встреча с САХАРОВЫМ невозможна, т.к. он голодает, и что,
по-видимому, он будет госпитализирован.
Днем 4 декабря АЛЕКСЕЕВА послала телеграмму БРЕЖНЕВУ:
Уважаемый Леонид Ильич!
Голодовка академика Андрея Дмитриевича Сахарова
продолжается почти две недели. ...
Прошу также учесть, что любая попытка
насильственного кормления может привести к немедленной
смерти....
Одновременно она послала аналогичные телеграммы Главному
ученому секретарю Президиума АН СССР акад. СКРЯБИНУ и
вице-президентам АН СССР акад. ОВЧИННИКОВУ и акад. ВЕЛИХОВУ.
Днем 4 декабря, когда САХАРОВ и БОННЭР гуляли в лоджии
(их квартира - на первом этаже; во время голодовки они не
выходили из квартиры; с работниками отделения связи,
приносившими им телеграммы, они общались через "цепочку"),
сотрудники ГАИ затеяли, уже не в первый раз, с ними разговор:
"Найдена машина, похожая на вашу. Вам надо пойти посмотреть".
В это время 8 человек (сотрудники КГБ и медики), сорвав
дверную цепочку, взломали дверь и ворвались в квартиру. Видя,
что сопротивление бесполезно, БОННЭР сказала: "Только
вместе!", на что ей ответили: "Да-да, конечно". Однако, когда
они вышли из дома, их посадили в две машины и развезли по
разным больницам.
Вечером 4 декабря москвичи прочли в московском вечернем
выпуске газеты "Известия" статью "Очередная провокация"
(подписи - Л.ГРИГОРЬЕВ, В.НИЛИН).
Статья переполнена ложью. Один пример: в статье написано
"... нетрудоспособные родители Алексеевой категорически
возражают против выезда их дочери из СССР"; на самом деле,
отец АЛЕКСЕЕВОЙ работает, и летом, когда родители Е.АЛЕКСЕЕВОЙ
узнали, что их дочь оформила (заочно) брак с А.СЕМЕНОВЫМ, они
послали письмо БРЕЖНЕВУ с просьбой, чтобы ее отпустили из
СССР.
(В статье написано также "... в Советском Союзе действуют
не американские, а советские законы, которые не допускают ...
заочного бракосочетания". Однако в ст.162 Кодекса о браке и
семье РСФСР сказано: "... в тех случаях, когда ... браки
советских граждан с иностранцами заключены вне пределов СССР с
соблюдением формы брака, установленной законом места его
совершения, эти браки признаются действительными в РСФСР
...".)
После статьи было напечатано информационное сообщение:
По сообщению лечащих врачей, Сахаров и Боннэр
госпитализированы. Им оказывается профилактическая
медицинская помощь по предупреждению каких-либо
осложнений в состоянии их здоровья.
5 декабря Е.АЛЕКСЕЕВА попыталась поехать в Горький,
однако на Ярославском вокзале "люди в штатском" посадили ее в
машину, увезли километров за 20-25 от Москвы и высадили. В
Москву АЛЕКСЕЕВА вернулась на попутной машине.
6 декабря она отправила АЛЕКСАНДРОВУ вторую телеграмму:
По Вашему совету вчера пыталась поехать в Горький,
но была задержана. Уверена, что принудительная
госпитализация и полная изоляция не заставят Сахаровых
снять голодовку, что означает либо скорую смерть, либо
долгосрочную пытку насильственного кормления. Снова прошу
Вас о личной встрече.
7 декабря, в 16 час. нарочный принес АЛЕКСЕЕВОЙ повестку
в Московский областной ОВИР - на 11 час. 8 декабря.
В 18 час. АЛЕКСЕЕВА пошла в Приемную КГБ СССР. Там
сотрудник КГБ СОКОЛОВ сказал ей, чтобы она пришла к ним в 12
час. 8 декабря.
8 декабря, в 10 часов АЛЕКСЕЕВА позвонила АЛЕКСАНДРОВУ.
Секретарша АЛЕКСАНДРОВА попросила ее перезвонить через час:
"Сейчас Анатолий Петрович не может с Вами говорить - он
разговаривает с Кремлем".
Через час секретарша соединила АЛЕКСЕЕВУ с АЛЕКСАНДРОВЫМ.
АЛЕКСАНДРОВ сказал, что вопрос с голодовкой САХАРОВА решается
на высшем уровне и, вероятно, будет решен сегодня вечером или
завтра.
- Все осложняется тем, что Андрей Дмитриевич в очень
тяжелом состоянии. Неужели нельзя было решить ваш вопрос
как-нибудь по-другому?
- Андрей Дмитриевич в течение двух лет неоднократно
обращался к Вам и другим коллегам и Вы ему даже не ответили.
Ответил один Зельдович, но так, что этот ответ лучше никому не
показывать Почему Вы не ответили на письмо Сахарова?
- Ну, это такой вопрос...
С разрешения АЛЕКСАНДРОВА АЛЕКСЕЕВА прочитала ему записку
САХАРОВА от 1 декабря (см. выше). Весь разговор с
АЛЕКСАНДРОВЫМ продолжался 10-15 минут.
В ОВИРе АЛЕКСЕЕВОЙ сказали, что накануне вечером
инспектор, у которого находится ее дело, заболел.
В 12 час. в приемной КГБ СССР СОКОЛОВ сказал АЛЕКСЕЕВОЙ,
что ее делом занимается БАРАНОВ и что БАРАНОВ просил ее придти
в 18 часов.
Днем АЛЕКСЕЕВА послала 25 советским академикам заявление
САХАРОВА от 1 декабря и его ответ ДРЕЛЛУ от 2 декабря.
В 18 час. БАРАНОВ принял АЛЕКСЕЕВУ и спросил ее: "Так
чего же Вы хотите?" АЛЕКСЕЕВА в ответ передала ему записку
САХАРОВА от 1 декабря.
В больницах САХАРОВА и БОННЭР поместили в палаты, в
каждой из которых было еще по 2 человека. Врачи уговаривали их
снять голодовку: "Вам не 20 лет, в любой момент возможен
коллапс". Врачи отказывались сообщить САХАРОВУ, где его жена и
что с ней, и БОННЭР - о ее муже, хотя обоих посещали одни и те
же врачи. САХАРОВ и БОННЭР отказывались от обследований и
процедур, требуя объединения. Сопалатники САХАРОВА питались в
палате. Перед САХАРОВЫМ сестры также ставили еду - он тут же
выносил ее из палаты. БОННЭР настояла, чтобы ей еду не
ставили. БОННЭР случайно узнала, что ее поместили в больницу
под чужой фамилией; она тут же громогласно объявила, кто она
такая. Ее пробовали не выпускать из палаты, но она добилась
права гулять по коридору.
Днем 8 декабря врачи инсценировали намерение начать
принудительное кормление БОННЭР. Она категорически заявила,
что согласия не дает.
В тот же день утром врач с угрозой сказал САХАРОВУ: "Вы
должны принять решение снять голодовку. В вашем распоряжении
лишь несколько часов".
Днем к САХАРОВУ неожиданно вошел человек, назвавшийся
сотрудником КГБ майором РЯБИНИНЫМ: "По Вашему делу принято
положительное решение. Вы должны снять голодовку". САХАРОВ
ответил, что решение о голодовке принято им с женой совместно
и только вместе они могут принять решение о ее прекращении.
Через несколько часов РЯБИНИН пришел к БОННЭР с тем же
сообщением и получил аналогичный ответ.
Вечером 8 декабря БОННЭР отвезли к САХАРОВУ. На "очную
ставку" САХАРОВА привезли на кресле. РЯБИНИН повторил им, что
принято решение выпустить АЛЕКСЕЕВУ. САХАРОВ и БОННЭР
согласились поверить и снять голодовку.
После "очной ставки" БОННЭР отвезли обратно. Вечером
этого дня САХАРОВ и БОННЭР выпили по несколько ложечек сока.
Утром 9 декабря БОННЭР по ее настойчивой просьбе перевели
к САХАРОВУ. Их поместили в отдельную палату.
Утром 9 декабря нарочный пригласил АЛЕКСЕЕВУ прийти в 15
час. в приемную КГБ СССР (этот же нарочный приносил ей
повестку в ОВИР). В 15 час. БАРАНОВ сказал АЛЕКСЕЕВОЙ, что
"вчера" принято решение разрешить ей уехать; вчера же САХАРОВ
и БОННЭР сняли голодовку; вопрос о ее поездке в Горький
решается.
Утром 10 декабря нарочный снова пригласил АЛЕКСЕЕВУ в
приемную КГБ СССР - на 11 час. Там БАРАНОВ сказал ей, что срок
ее отъезда зависит от ее поведения (имелось в виду ее общение
с иностранными корреспондентами; все эти дни они ежедневно
приходили к АЛЕКСЕЕВОЙ "за новостями"); медики разрешили ей в
понедельник 14 декабря навестить САХАРОВА и БОННЭР.
Выйдя из приемной КГБ, АЛЕКСЕЕВА позвонила в ОВИР - ей
ответили, что ничего нового ей сказать не могут. Тогда она
созвала в 12 час. иностранных корреспондентов и заявила им,
что информацию КГБ о снятии голодовки принимать всерьез
нельзя: "Нет никаких данных о положении Сахарова и его жены,
кроме тех, которые дали в КГБ. Они использовали меня для
какой-то своей игры. Я прошу прощения у мира, что невольно
сыграла роль рупора КГБ".
В 13 часов АЛЕКСЕЕВОЙ принесли повестку в ОВИР - на утро
11 декабря.
В 16 часов АЛЕКСЕЕВА позвонила АЛЕКСАНДРОВУ. АЛЕКСАНДРОВ
СКАЗАЛ ей, что САХАРОВ действительно прекратил голодать
вечером 8 декабря и сейчас пьет фруктовые соки.
11 декабря в ОВИРе АЛЕКСЕЕВУ встретили начальник ОВИРа
РОМАНЕНКОВ и БАРАНОВ. РОМАНЕНКОВ сказал АЛЕКСЕЕВОЙ, что ей
будет выдан советский общегражданский заграничный паспорт (это
означало, что ее выпускают не "в Израиль", а в США, и она в
момент выезда не потеряет советское гражданство); она должна
сфотографироваться и в понедельник явиться за паспортом. Когда
АЛЕКСЕЕВА возразила, что в понедельник она будет в Горьком,
вмешался БАРАНОВ: "Нет-нет, поезжайте сегодня же - медики
разрешили Вам завтра, в субботу, посетить Сахарова и Боннэр".
Вечером 11 декабря АЛЕКСЕЕВА получила из Горького две
телеграммы.
Первая была отправлена днем 10 декабря:
Безмерно рады.
Вместе поправляемся.
Целуем тебя, всех друзей.
Вторая - днем 11 декабря:
Восьмого вечером кончили пить боржоми.
Ждем тебя четырнадцатого.
Целуем.
12 декабря Е.АЛЕКСЕЕВА и Н.ГЕССЕ посетили в больнице
САХАРОВА и БОННЭР. Случайно они узнали, что в "приемных
документах" САХАРОВ и БОННЭР значатся под чужими фамилиями.
Вечером 12 декабря москвичи прочли в московском вечернем
выпуске газеты "Известия" короткое информационное сообщение:
В ОВИР МВД СССР
В связи с тем, что родители Е.К.Алексеевой сняли
свое возражение против выезда их дочери из СССР, принято
решение, в виде исключения, выдать ей документы на выезд.
14 декабря АЛЕКСЕЕВОЙ выдали заграничный паспорт со
сроком выезда из СССР 21 декабря (обычный срок для лиц,
получающих такой паспорт - 3 месяца).
16 декабря БОННЭР приехала в Москву. Из больницы ее
выпустили только после того, как она и САХАРОВ расписались,
что ответственность они берут на себя. 13 декабря БОННЭР
съездила в квартиру САХАРОВА; в квартиру ее впустили под
присмотром сотрудника милиции, который сказал, что отвечает за
сохранность имущества САХАРОВА; ее заставили составить список
вещей (ее личные вещи), которые она взяла.
В Москву БОННЭР привезла заявление САХАРОВА от 15
декабря:
Мы бесконечно благодарны всем, кто поддержал нас в
эти трудные дни - государственным, религиозным и
общественным деятелям, ученым, журналистам, нашим
близким, друзьям - знакомым и незнакомым. Их оказалось
так много, что невозможно перечислить. Это была борьба не
только за жизнь и любовь наших детей, за мою честь и
достоинство, но и за право каждого человека быть
свободным и счастливым, за право жить согласно своим
идеалам и убеждениям и в конечном счете борьба за всех
узников совести.
Сейчас мы рады, что не омрачили Рождество и Новый
год своим близким и всем нашим друзьям во всем мире.
Желая счастливого пути Лизе, я надеюсь на
воссоединение всех разлученных и вспоминаю прекрасные
слова Михайлы Михайлова, что родина - не географическое
понятие, родина - это свобода.
19 декабря АЛЕКСЕЕВА улетела из СССР.
*****
22 декабря САХАРОВУ стало плохо с сердцем. 24 декабря его
неожиданно выписали из больницы (лечащий врач - профессор
ВАГРАЛИК), хотя до этого его собирались выписать 25 декабря,
когда за ним приедет жена. Объяснение неожиданной выписки: не
хватает места, нужна свободная койка.
25 декабря БОННЭР приехала в Горький.
В квартире САХАРОВА все "бумажки" целы. (Сумку с
документами САХАРОВ взял с собой в больницу и она была все
время при нем.) Испорчен радиоприемник.
26 декабря у САХАРОВА возобновились боли в сердце.