Для изучения этих высылок — начиная с решений высших органов власти СССР о первой подобной операции (конец 1939 г.) и до амнистии польских граждан по Указу Президиума Верховного Совета СССР, принятому 12 августа 1941 г., — мы использовали следующие архивные материалы:

— документы конвойных войск НКВД СССР, хранящиеся в Российском государственном военном архиве (РГВА);

— документы Отдела трудовых поселений (ОТП, затем трудовых и специальных поселений — ОТСП) ГУЛАГа НКВД СССР, хранящиеся в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ);

— директивные документы о депортациях 1940 г.: Решения Политбюро ЦК ВКП(б) и Постановления Совета Народных Комиссаров СССР, хранящиеся в Архиве Президента РФ (АПРФ) и в ГАРФ, а также положения и инструкции НКВД СССР о выселениях 1940–1941 гг. — в РГВА и ГАРФ.

Результаты изучения этих документов кратко изложены ниже в виде сжатых тезисов.

В 1940 г. были проведены три операции по массовому выселению, начатые 10 февраля, 13 апреля и 29 июня. В мае и июне 1941 г. на разных территориях последовательно была проведена четвертая операция. Само выселение каждый раз осуществлялось за один день. Погрузка выселяемых в железнодорожные вагоны и отправка эшелонов занимала больше времени. Как правило, в пути эшелоны находились около 2–4 недель, а затем часто следовал еще и многодневный переезд на гужевом, водном или автотранспорте к местам расселения.

По архивным материалам конвойных войск нами составлен перечень 208 железнодорожных эшелонов, которыми в 1940 г. депортированные из западных областей БССР и УССР вывозились в глубь СССР. Суммарное число таких эшелонов согласно документам конвойных войск составляло 211, однако о трех из них никаких данных не обнаружено. Пофамильные эшелонные списки не найдены, однако, благодаря установленным данным о численности практически каждого эшелона, удалось оценить число польских граждан, депортированных в 1940 г.: в рамках февральской операции — 139–141 тысяча, в апреле — 61 тысяча и в июне-июле — 75 тысяч. Методика подсчетов и выявления сведений об эшелонах с депортированными была подробно описана нами в работе, содержащей перечень этих эшелонов¹. В прилагаемой таблице численности депортированных в 1940 г. приведены отдельно для каждой из трех категорий выселенных и для каждой из западных областей УССР и БССР. Данные для каждой области получены путем суммирования численностей тех эшелонов, которые отправлялись со станций, находящихся на территории этой области. В некоторых графах таблицы числа могут быть занижены из-за неполноты выявленных данных, так как а) о трех эшелонах (из установленного числа 211) сведения в документах РГВА не обнаружены совсем; б) для двух эшелонов неизвестна численнось конвоируемых; в) для пяти эшелонов из западных областей БССР и трех из западных областей УССР неизвестны фактические станции отправления; г) не исключено, что существовало еще 2–4 эшелона, не вошедших в установленное число 211.

В 1941 г. депортации охватили, в отличие от 1940 г., не только бывшие территории Польши, но и Прибалтику, Бессарабию и Северную Буковину. 22 мая было проведено выселение семей «контрреволюционеров и националистов» из Западной Украины, в ночь с 12 на 13 июня начата операция в Молдавской ССР, Черновицкой и Измаильской областях Украины, 14 июня — в Литве, Латвии и Эстонии, в ночь с 19 на 20 июня — в Западной Белоруссии. По архивным документам конвойных войск НКВД установлена лишь небольшая часть эшелонов с высланными, однако, основываясь на частично сохранившихся в фонде ОТСП ежедневных сводках Отдела железнодорожных и водных перевозок НКВД СССР об отправлении и движении эшелонов в ходе депортации 1941 г., удалось составить практически полный их перечень и для этой высылки². Сумма приведенных в сводках численностей «контингента» в каждом эшелоне дает общее число депортированных. Польскими гражданами мы считали переселенцев в эшелонах, отправленных из Западной Украины³, Западной Белоруссии и тех переселенцев из Литвы, чьи места проживания до войны находились в пределах польского государства. Таким способом была получена «эшелонная» оценка числа польских граждан, депортированных в 1941 г.: 34–41 тысяча человек (неточность оценки вызвана прежде всего тем, что нам неизвестна доля польских граждан среди высланных из Литвы)². Всего в 1940–1941 гг., по эшелонным данным, было депортировано 309–321 тысяч польских граждан.

Из директивных документов высших органов власти, а также материалов НКВД СССР видно, что в ходе каждой из четырех депортаций 1940–1941 гг. были выселены разные категории граждан, каждая из которых в тогдашней делопроизводственной терминологии имела свое название и на поселении содержалась, как правило, отдельно от других:

— в феврале 1940 г. (или позже, но на таких же основаниях) — «спецпереселенцы-осадники» (или «осадники и лесники»);

— в апреле 1940 г. — «административно-высланные» (члены семей репрессированных польских офицеров, полицейских, жандармов, тюремщиков, государственных служащих, помещиков, фабрикантов и участников контрреволюционных повстанческих организаций);

— в конце июня — начале июля 1940 г. (или позже, но на таких же основаниях) — «спецпереселенцы-беженцы» (прибывшие в западные области УССР и БССР с территорий, оккупированных немцами);

— в мае-июне 1941 г. — «ссыльнопоселенцы» (причем некоторые из граждан довоенного польского государства, депортированных в июне 1941 г. из Литовской ССР, были высланы в лагеря военнопленных и в исправительно-трудовые лагеря, а не на поселение²).

Кроме перечисленных в ведении ОТП–ОТСП ГУЛАГа НКВД была еще категория «трудпоселенцев» — советские граждане, главным образом из состава «раскулаченных», выселенные в 1930–1931 гг. и позже с мест постоянного проживания на территории СССР в так называемые трудпоселки. В 1940 г. численность трудпоселенцев составляла почти 1 миллион человек.

Все депортации 1940 г. были проведены по решениям высших органов власти СССР — Политбюро ЦК ВКП(б) и Совета народных комиссаров. Для принятия решений им направлялись письменные предложения НКВД, а после принятия решений НКВД же разрабатывал нормативные документы и инструкции по переселению и порядку содержания депортированных в местах расселения. Затем выработанные исполнительные акты окончательно утверждались Политбюро ЦК ВКП(б) и Совнаркомом СССР. Постановления СНК в своей содержательной части текстуально совпадали с Решениями Политбюро и принимались либо в тот же, либо на следующий день. Нами собраны тексты основной части директивных и нормативных актов по депортациям 1940–1941 гг. В настоящее время готовится к изданию сборник этих документов.

В случае решения о депортации спецпереселенцев-осадников «технологическая» цепочка оформления документов на уровне высших органов власти была следующей:

— предложение НКВД (в письме наркома Берии в ЦК ВКП(б) Сталину, за № 5332 от 2 декабря 1939 г.⁴) о выселении из западных областей Украины и Белоруссии до 15 февраля 1940 г. всех семей осадников. Осадниками по-польски называли колонистов, преимущественно демобилизованных участников польско-советской войны 1919–1920 гг., получивших на этих территориях земельные наделы от правительства Польши в 1920-е гг. Необходимо отметить, что, по польским данным, на восточных территориях довоенной Польши проживало не более 6–8 тысяч семей осадников. Депортация «осадников» 10 февраля 1940 г. фактически охватила более 27 тысяч семей, то есть в 3–4 раза больше истинного их числа. Отсюда следует, что термин «осадники» применялся советскими органами весьма расширительно и был распространен на другие категории выселяемых сельских жителей;

— принципиальное Решение Политбюро ЦК ВКП(б) № П9/158 от 4 декабря 1939 г.⁵ и Постановление СНК СССР № 2010-558сс от 5 декабря 1939 г.⁶ о выселении осадников и использовании их на лесных разработках Наркомлеса СССР;

— Решение Политбюро № П11/15 от 21 декабря 1939 г.⁷ и Постановление СНК СССР № 2085-592сс от 22 декабря 1939 г.⁸, а также Решение Политбюро № П11/54 от 28 декабря 1939 г.⁹ и Постановление СНК СССР № 2124-620сс от 29 декабря 1939 г.¹⁰ об использовании имущества осадников, выселяемых, соответственно, из УССР и БССР (сохранилось также письмо 1-го секретаря ЦК КП(б) Белоруссии П.К.Пономаренко в ЦК ВКП(б) Сталину за № 1414 от 23 декабря 1939 г. с предложениями по этому вопросу¹¹), и о дополнительном включении в число выселяемых «сторожевой охраны лесов»;

— письмо наркома Берии председателю СНК СССР Молотову за № 5727/5 от 24 декабря 1939 г.¹² с проектами разработанных НКВД исполнительных актов по переселению;

— окончательное Решение Политбюро № П11/68 от 29 декабря 1939 г.¹³ и Постановление СНК СССР №  2122-617сс от 29 декабря 1939 г.¹⁴ о спецпереселенцах-осадниках, утвердившее три документа НКВД: «Положение о спецпоселках и трудовом устройстве осадников, выселяемых из западных областей УССР и БССР»¹⁵, «Инструкцию о порядке переселения осадников из западных областей УССР и БССР»¹⁶ и «Штаты районной и поселковой комендатуры НКВД спецпоселков»¹⁷;

— письмо наркома Берии в ЦК ВКП(б) Сталину за № 175/[неразборчиво] от 10 января 1940 г.¹⁸ с предложением НКВД передать часть переселенцев-осадников Наркомцветмету СССР на работы по добыче золота и медной руды (в связи с включением в число выселяемых семей стражников лесной охраны);

— Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР № П11/175 от 14 января 1940 г.¹⁹ о дополнительном расселении спецпереселенцев-осадников и использовании их на горных и лесозаготовительных работах Наркомцветмета;

— специальная «Инструкция начальникам эшелонов по сопровождению спецпереселенцев-осадников»²⁰, разработанная Главным управлением конвойных войск НКВД СССР и утвержденная 17 января 1940 г. заместителем наркома внутренних дел В.В.Чернышовым.

Похожей была процедура оформления решения о двух последующих депортациях (сразу об обеих), причем формально первоначальное предложение исходило не только от наркома внутренних дел Берии, но и от 1-го секретаря ЦК КП(б) Украины Хрущева²¹.

2 марта 1940 г. были приняты основополагающие акты — Решение Политбюро ЦК ВКП(б) № П13/114²¹ и Постановление СНК СССР № 289-127сс²² о выселении трех категорий населения: а) к 15 апреля 1940 г. — семей военнопленных польских офицеров и репрессированных представителей польского госаппарата, крупных землевладельцев и промышленников; б) проституток (фактически их высылка была мелкой, частной операцией, не сравнимой по масштабу с выселением двух других категорий); в) беженцев, прибывших на территорию западных областей Украины и Белоруссии после 1 сентября 1939 г., затем изъявивших желание выехать из СССР на территорию, занятую немцами, но не принятых германским правительством. Оба акта^21,22 предусматривали также отселение жителей из 800-метровой погранполосы.

Постановление о высылке беженцев и семей репрессированных на три дня опередило известное Решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. о расстреле польских граждан (чьи семьи уже решено было выслать!), содержавшихся в офицерских лагерях военнопленных и в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии. Очевидно, что оба решения увязаны друг с другом.

7 марта 1940 г. нарком Берия издал приказ № 00308 об организации при Управлениях НКВД западных областей Украины и Белоруссии оперативных троек для проведения выселения семей репрессированных²³.

В письме в СНК СССР Молотову (№ 1180/Б от 4 апреля 1940 г.) нарком Берия представил проект окончательного постановления о предстоящих депортациях и порядке их проведения²⁴, а 10 апреля 1940 г. было принято соответствующее Постановление СНК за № 497-177сс²⁵, утвердившее Инструкцию НКВД о выселении семей репрессированных — на 10 лет в Казахстан, беженцев — в северные районы СССР для расселения в спецпоселках и использования, прежде всего на лесозаготовках, а проституток — в районы Казахской и Узбекской ССР²⁶. Конкретное время высылки проституток и беженцев не указывалось (как и в принципиальных мартовских решениях^21,22), однако на самом деле депортация проституток уже началась днем раньше (9 апреля 1940 г.), а к депортации беженцев предполагалось приступить после отъезда из СССР немецкой комиссии, принимавшей индивидуальные заявления граждан о переселении на территорию, контролируемую Германией, то есть после 5 июня 1940 г.²⁷

По депортациям мая-июня 1941 г. нам удалось обнаружить только один директивный документ высших органов власти — подписанное секретарем ЦК и Председателем Совнаркома Сталиным совместное Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР № 1299-526сс от 14 мая 1941 г.²⁸ об аресте и направлении в ссылку на поселение в отдаленные районы Советского Союза сроком на 20 лет членов семей участников контрреволюционных украинских и польских националистических организаций (с поручением обсудить вопрос о подобной операции в Западной Белоруссии).

Найденные в архивах инструкции конвойных войск, касающиеся сопровождения высылаемых в 1941 г. и несколько различающиеся в разных регионах высылки, перечислены нами в следующей статье².

Согласно изученным архивным документам ОТП–ОТСП и отчетным материалам местных органов НКВД в фонде ОТП–ОТСП (ГАРФ), численность польских граждан, образующих три первых категории и входящих в состав четвертой (ссыльнопоселенцев), непосредственно после их вселения была такова: 140–141 тысяча спецпереселенцев-осадников, 61 тысяча административно-высланных, 78–79 тысяч спецпереселенцев-беженцев и 37–42 тысячи ссыльнопоселенцев — всего около 316–323 тысяч (без учета высланных в июне 1941 г. из Литвы в лагеря военнопленных и в ИТЛ, чья численность, по-видимому, не могла превышать 2 тысяч человек²). Так как эти цифры согласуются с «эшелонными» данными из документов конвойных войск и Отдела железнодорожных и водных перевозок НКВД, достоверность наших оценок повышается.

Анализ данных ОТП–ОТСП и конвойных войск свидетельствует о том, что численность выселенных в промежутках между четырьмя основными операциями относительно невелика — не более 2% от общего числа депортированных.

Для нескольких эшелонов с депортированными удалось найти в архивных документах сведения о смертности в пути. Судя по этим сведениям, уровень смертности оказался существенно ниже, чем можно было ожидать, основываясь на свидельствах некоторых переселенцев (см., например²⁹), сообщавших о нескольких трупах, ежедневно выбрасываемых из эшелона в течение всего пути. Согласно одному из архивных документов, в начале марта 1940 г. из западных областей БССР в Тайшет Иркутской области (а это один из самых длинных маршрутов, к тому же первая депортация осуществлялась в крайне неблагоприятных погодных условиях) четырьмя эшелонами были доставлены спецпереселенцы-осадники — 5821 человек, в пути умерли 12 человек, 26 заболевших сданы в железнодорожные медучреждения и 1 человек бежал³⁰. Таким образом, смертность в пути составила 0, 2%, а общие потери (с больными и бежавшим) — менее 0,7%. Однако обнаруженные архивные данные о смертности в пути отрывочны. В других эшелонах она могла быть выше.

Frame 1

Наша оценка числа польских граждан, депортированных в глубь СССР в 1940–1941 гг., «синтезированная» из «эшелонных» данных и данных органов НКВД в регионах размещения поселенцев, составляет 309–325 тысяч. Это несколько меньше минимальной оценки из современной работы польских авторов³¹, основанной на публикациях документов ГАРФ В.Н.Земсковым, Н.Ф.Бугаем и др., — 330 тысяч. Общепринятые более ранние оценки различных польских авторов (свыше 1 миллиона человек), а также подсчеты советского историка В.С.Парсадановой³² оказались завышенными в три-четыре раза.

Изученные нами документы ОТП–ОТСП относятся главным образом к двум из перечисленных четырех категорий депортированных: к спецпереселенцам-осадникам и спецпереселенцам-беженцам. Эти категории граждан были расселены в 586 изолированных спецпоселках НКВД, расположенных в 13 областях (Архангельской, Свердловской, Иркутской, Молотовской, Вологодской, Омской, Новосибирской, Горьковской, Челябинской, Чкаловской, Кировской, Ивановской и Ярославской), двух краях (Алтайском и Красноярском) и четырех автономных республиках (Коми, Марийской, Якутской и Башкирской) в России, а также в пяти областях северного Казахстана (Акмолинской, Семипалатинской, Павлодарской, Кустанайской и Восточно-Казахстанской). Небольшая часть спецпереселенцев-беженцев, выселенных без семьей, первоначально была помещена в исправительно-трудовые лагеря, в частности в Волголаг. Число беженцев-одиночек, которые в апреле 1941 г. содержались в лагерях и которых НКВД собралось переводить в спецпоселки, — 6131 человек³³.

Административно-высланные не попали в спецпоселки НКВД, а были расселены в основном в колхозах, совхозах и рабочих поселках различных предприятий в шести областях Казахстана (Северно-Казахстанской, Павлодарской, Кустанайской, Актюбинской, Семипалатинской и Акмолинской), причем, в отличие от спецпереселенцев-осадников и беженцев, административно-высланные проживали вместе с местным населением. Документов о польских гражданах, депортированных в апреле 1940 г., в фонде ОТП–ОТСП очень мало — по-видимому, в связи с тем, что этому отделу ГУЛАГа подчинялась система труд- и спецпоселков НКВД, а административно-высланных в них не поместили, так же, как и польских ссыльнопоселенцев, депортированных в 1941 г.

В фонде ОТП–ОТСП обнаружены всего два документа (к тому же явно дублирующие друг друга) о положении административно-высланных польских граждан в Казахстане. Это докладные записки на имя наркома Берии, направленные сотрудником центрального аппарата НКВД Безруковым 18 октября 1940 г.³⁴ и руководством НКВД Казахской ССР 22 октября 1940 г.³⁵ Оба пространных документа описывают с многочисленными примерами тяжелейшие условия жизни высланных польских граждан. Особенно трагична была судьба многодетных матерей^*. «В Иртышском районе переселенка-полька ПАНЮК Варвара, 8.IX. с.г., придя в райотделение НКВД с маленькими детьми, оставила в РО НКВД 4-х сыновей и 2-х дочерей от 3 до 10-ти летнего возраста, заявив: »Возьмите моих детей, они голодают, я не в состоянии прокормить, если вы их не возьмете, то я вынуждена буду утопиться". Оставив детей в РО НКВД, ПАНЮК с грудным ребенком ушла и пропала. (трупа ее нигде не обнаружено)"³⁶.

В обоих документах приводятся примеры враждебного отношения к польским гражданам в Казахстане со стороны значительной части местного населения и особенно местной производственной колхозно-совхозной администрации: «Директор Пресновского совхоза ЛАРИН <...> показал: йВсе, что есть хуже в совхозе даем полякам и все им в последнюю очередь. Они враги и пусть как хотят, так и устраиваются. Мне такие установки дают мои руководящие органык»³⁷.

Но приводятся и примеры солидарности с поляками, явно беспокоящие НКВД. «За последнее время наблюдается связь антисоветских элементов, разрабатываемых НКВД, со спецпереселенцами. Так, разрабатываемый НКВД высланный, как троцкист, ХМЕЛЬНИЦКИЙ, с первых дней приезда поляков, установил с ними повседневное общение, вместе с которыми высказывает антисоветские настроения, заявляя: йВыселение поляков — варварство. Разорили сотни семей и лишили их всего. Как была наша Россия варварской страной, так и осталаськ»³⁸.

В докладной записке НКВД Казахской ССР приведены также многочисленные «угрожающие» примеры «антисоветской пропаганды» и «террористических высказываний» со стороны высланных поляков, в действительности свидетельствующие об их внутренней непокоренности и уверенности в восстановлении независимого польского государства³⁹.

К сожалению, не найдены документы, отражающие изменения численности административно-высланных польских граждан в Казахстане, смертность среди них и сведения об условиях их жизни в 1940–1941 гг.

Документы фонда ОТП–ОТСП отличаются большим разнообразием типов и форм. Два обширных массива составляет переписка между ОТП–ОТСП ГУЛАГа и руководством НКВД, а также между местными органами НКВД (отделами ИТК или ОТП–ОТСП областных УНКВД) и центральным НКВД, прежде всего ОТП–ОТСП ГУЛАГа. Отдельная категория документов — это рапорты и отчеты сотрудников центрального ОТП–ОТСП по результатам инспекционных командировок на места. Кроме того, в фонде имеются доклады и отчеты ОТП наркому внутренних дел СССР и его заместителям непосредственно о подготовке и проведении операций по выселению. Несомненно, виды хранящихся в фонде документов не исчерпываются названными.

Среди адресованных в ОТП–ОТСП ГУЛАГа НКВД местными органами преобладают (особенно с конца 1940 г.) документы 2–3 рутинных видов. Чаще всего они составлялись отдельно для спецпереселенцев-осадников и для спецпереселенцев-беженцев, иногда вместе для обеих категорий, расселенных в данной области, но практически всегда отдельно от трудпоселенцев. Прежде всего это ежеквартальные доклады и докладные записки о состоянии спецпоселков, ежеквартальные дислокации спецпоселков и статистические сведения (справки и таблицы) о движении (т.е. изменениях состава) спецпереселенцев и об их трудовом использовании.

В сведениях о движении спецпереселенцев имеются, в частности, данные о числе умерших за данный квартал, что позволяет определить фактический уровень смертности среди польских спецпереселенцев в целом за период 1940–1941 гг. Со времени расселения спецпереселенцев-осадников до 1 июля 1941 г. (после этой даты в архивных документах НКВД сохранились лишь отрывочные данные), то есть за 16 месяцев пребывания на спецпоселении, умерли 10 864 человека^40–42 — 7,7% от общего числа прибывших. Это соответствует годовому коэффициенту смертности, составляющему около 5,8%. Среди спецпереселенцев-беженцев со времени расселения до 1 июля 1941 г., то есть примерно за 11–11,5 месяца пребывания на спецпоселении, умерли 1855 человек^43,44 — 2,4% от числа прибывших, что соответствует годовому коэффициенту смертности, составляющему около 2,5%. Если для более корректного сравнения этих двух категорий спецпереселенцев учитывать только те области, края и республики, в которых были расселены и осадники и беженцы, то годовые коэффициенты смертности, определенные по данным сводных статистических сведений ОТСП^{41,42,44–47} за период с 1 октября 1940 г. по 1 июля 1941 г., составят 5,9% для спецпереселенцев-осадников и 2,9% для спецпереселенцев-беженцев. Сравним эти показатели с данными демографа Сергея Максудова, согласно которым годовой коэффициент смертности среди всего населения СССР в период голода 1932–1933 гг. составлял 4–5%, а в 1939 г. — 1,7%⁴⁸. Предположим, что последний показатель допустимо экстраполировать на последующие полтора года, вплоть до нападения Германии на СССР. В таком случае окажется, что в регионах «обоюдного» расселения обеих категорий спецпереселенцев «избыточная» смертность депортированных польских граждан, то есть превышение над «нормальным» советским уровнем смертности 1939 г., среди осадников составляла около 4,2% в годовом исчислении и была в 3,5 раза выше, чем среди беженцев (1,2%).

Наиболее информативными в отношении условий жизни спецпереселенцев являются доклады и докладные записки о состоянии спецпоселков. Эти многостраничные документы состоят из стандартных разделов, пронумерованных, как правило, латинскими цифрами:

I. Движение спецпереселенцев и дислокация спецпоселков (краткое изложение сведений из статистических таблиц — число семей и человек, состоящих в спецпоселках на начало и конец квартала, число прибывших и убывших по различным причинам, включая родившихся и умерших за квартал, закрытие старых и открытие новых спецпоселков);

II. Состояние учета и режим (оформление личных дел, случаи побегов);

III. Трудовое использование (выполнение норм на производстве, оплата труда, обеспечение работой, инструментом и т.п. со стороны производственной администрации и др.);

IV. Жилищно-бытовые условия (состояние бараков, размер жилплощади, общественное питание);

V. Продовольственное и промтоварное снабжение;

VI. Санитарно-медицинское обслуживание (случаи эпидемических заболеваний, наличие медпунктов);

VII. Культурно-воспитательная работа (в основном охват детей спецпереселенцев школьным обучением);

VIII. Политико-моральное состояние (настроения и разговоры спецпереселенцев, в том числе по агентурным данным);

IX. Сведения о кадрах (о работниках районных и поселковых комендатур);

X. Выводы и намеченные мероприятия по улучшению работы.

Несмотря на казенную форму и специфический ведомственный «новояз» НКВД, эти доклады рисуют ужасающую картину существования людей в спецпоселках, при этом подчас ощущается неподдельное возмущение авторов документов. Правда, в докладах, в качестве причин отчаянного положения спецпереселенцев, как правило, называются произвол, безответственность, бездеятельность местной производственной администрации, которая обязана организовать полное трудовое использование спецпереселенцев и обеспечить спецпоселки всем необходимым. НКВД как бы ни при чем! Таким лицемерным состраданием к спецпереселенцам отличается даже письмо наркома внутренних дел Берии, адресованное в ЦК ВКП(б) Сталину и содержащее многочисленные примеры бедственного положения спецпереселенцев. Письмо завершается просьбой НКВД «дать указания» Наркомлесу СССР (то есть центральной «производственной администрации») и Наркомздраву СССР (ответственному за медицинское «обслуживание»)⁴⁹.

Формально НКВД и производственные ведомства (Наркомлес, Наркомцветмет, Наркомат путей сообщения и др.) были связаны договорными отношениями: НКВД как подлинный рабовладелец предоставлял спецпереселенцев в качестве рабочей силы производственным наркоматам, а ведомства взамен обязывались обеспечить эту рабочую силу жилищно-бытовыми условиями, продовольственным и промтоварным снабжением, медицинским и прочим обслуживанием, а также отчислять 10% заработков спецпереселенцев на содержание сотрудников районных и поселковых комендатур НКВД. В качестве примера можно указать договор от 19 февраля 1940 г. между ГУЛАГом НКВД (в состав которого входил Отдел трудовых поселений) и ЦОЛЕСом Наркомата путей сообщений⁵⁰, а также между ГУЛАГом и Наркомлесом от 20 февраля 1940 г.⁵¹

Самым большим бедствием для спецпереселенцев был недостаток продуктов питания — голод. Приведем выдержки из документов: «Имеют место случаи смерти детей на почве недоедания (спецпоселок В-Толшма). На спецпоселке йКрутая Осыпьк треста йВологдалеск в школе дети не выходят на физзарядку, по причине слабости от плохого питания»; «В результате такого состояния с продовольственным снабжением имеют место случаи истощения от плохого питания, как и взрослых, так и особенно у детей, массовые заболевания — куриной слепотой, а также и цинготные заболевания». (Из докладов о состоянии спецпоселков по Вологодской области на 1 января 1941 г.⁵² и на 1 апреля 1941 г.⁵³).

«В силу недостаточности хлеба, отсутствия овощей, жиров и др. продуктов питания получилось истощение, слабость у рабочих и заболевания авитаминозом, отсюда невыполнение норм и смертность (за 1 м-ца 1941 г. умерло 17 человек) <...> Моральное состояние как взрослых, так и детей подавленное. Из-за плохого питания и недостатка хлеба население спецпоселка имеет истощение. На вопрос к детям школьного возраста »посещают ли школу", дети отвечают: йумирать можно и неграмотнымик". (Из докладной записки «О состоянии спецпоселка »Маромица" Опаринского района, принятого в состав Кировской обл. от ОИТК и ТП УНКВД Архангельской обл., по состоянию на 16-е февраля 1941 г."⁵⁴).

«В поселке Мереть, Сузунской райкомендатуры (системы Химлессырье) — из-за недоставки продуктов с 22/XII-1940 года по 14/I-41 года — совершенно не работали котлопункты, 30 и 31/XII и 1 /I-с/г. — на всех кварталах этой поскомендатуры совершенно не было хлеба, это же повторилось 4, 5, и 6/I-с/г. Причины: — отсутствие каких-либо запасов на месте и невозможности, якобы, доставки продовольствия в эти дни из за сильных снежных буранов.

В результате всего этого, в поселке имеется 33 случая истощения детей и несколько случаев голодных отеков у взрослых.

В течение 3 дней 31/XII, 1 и 2/I-с/г. в этом поселке имело место 4 смертных случая взрослых". (Из доклада Отдела трудпоселений УИТЛиК НКВД по Новосибирской области от 7 февраля 1941 г. о состоянии спецпоселков спецпереселенцев-беженцев⁵⁵).

В ряде случаев причиной недоедания было не только плохое снабжение спецпоселков продовольственными продуктами, но и низкие заработки из-за необоснованных трудовых расценок, из-за нехватки рабочих инструментов, одежды и обуви, из-за дискриминации спецпереселенцев при распределении работ производственной администрацией.

«<...> некоторые виды работ, особенно в системе лесной промышленности имеют низкие расценки <...> спецпоселенцы даже при выполнении норм выработок (до 131%) зарабатывают в месяц не более 240 рублей <...> Заработок же спецпоселенцев, вырабатывающих в среднем нормы на 100% составляет 180 рублей в месяц и бесспорно при этом положении значительная часть спецпоселенцев не в состоянии обеспечить нормальное существование, особенно при наличии членов семьи <...> средний заработок спецпоселенцев-беженцев работающих в лесу составляет 80–90 рублей в месяц». (Из доклада о состоянии спецпоселков УНКВД Красноярского края за II квартал 1941 г.⁵⁶).

«<...> многие спецпереселенцы, благодаря своего низкого заработка, из магазина, кроме хлеба, ничего не выкупают». (Из докладной записки о состоянии спецпоселков спецпереселенцев-осадников, расселенных в Иркутской области, по состоянию на 1 июля 1941 г.⁵⁷).

В результате недоедания, отсутствия теплой одежды и обуви, антисанитарии, скученности и холода в бараках спецпоселков свирепствовали болезни.

«По сообщению УНКВД по Архангельской области в спецпоселке Кокорная, Пинежского района вспыхнула эпидемия сыпного тифа. Зарегистрировано 80 случаев заболевания». (Из рапорта зам. начальника УИТКиТП ГУЛАГа НКВД Конрадова замнаркому Чернышову от 13 ноября 1940 г.⁵⁸).

«В числе умерших большинство старики инвалиды, которые предназначались для передачи в инвалидные дома, а также имеются умершие средних лет и дети.

Большая смертность объясняется отчасти тем, что спецпоселенцы не привыкли к Сибирскому климату, большинство не имеют теплой одежды и обуви, благодаря чему появились гриппозные и простудные заболевания со смертельным исходом. Этому способствовало и плохое снабжение продуктами питания, что особенно плохо отражалось на здоровьи детей и стариков". (Из доклада о состоянии спецпоселков Управления Енисейлага НКВД Красноярского края за IV квартал 1940 г.⁵⁹).

«На поселках зарегистрировано 17 случаев брюшного тифа и 3 случая сыпного тифа. Эпидемия распространилась из-за неправильных диагнозов фельдшера и антисанитарных условий жилищ. Бани на поселках не работают, в результате среди спецпереселенцев зарегистрирована массовая вшивость». (Из докладной записки ст. инспектора ОТП ГУЛАГа НКВД Шерманзона об итогах командировки в спецпоселки Горьковской и Ярославской областей⁶⁰).

«Из-за отсутствия теплой одежды и обуви в Ношульском и Объячевском Лестранхозах ЦОЛЕС НКПС за январь и февраль м-ца обморожено 90 человек <...>

В бараках где размещены с/переселенцы холодно и сыро, ни в одном бараке двойных рам нет, сушилки для просушивания одежды не построены, одежду сушат там-же где и проживают. Подсобных помещений нет, прачечные для стирки белья не устроены и белье вынуждены стирать в комнатах, от чего получается сырость. отдельных кухонь нет, пищу готовят в жилых помещениях. <...>

В спецпоселках Прилузского р-на йСольк, йНошуль-Базак с сентября 1940 года было обнаружено эпидемическое заболевание брюшного тифа, за это время было зарегистрировано 207 случаев, из них умерло 41 человек. К настоящему времени больных 27 человек". (Из доклада о состоянии спецпоселков осадников и беженцев в Коми АССР по состоянию на 1 апреля 1941 г.⁶¹).

«<...> бараки находятся в антисанитарном состоянии, так как побелка не производилась 10 месяцев. Территория, прилегающая к баракам, засорена сплошными нечистотами. <...>

В Троицком МЛП и Курочкинском лесопунктах за отсутствием бань и других профилактических средств имелись случаи заболеваний сыпным тифом 8 человек, корью, чесоткой и др. болезнями". (Из докладной записки о состоянии спецпоселков осадников и беженцев, расселенных в пределах Алтайского края, по состоянию на 18 мая 1941 г.⁶²).

В докладах о состоянии спецпоселков большое значение придавалось настроениям спецпереселенцев. Эти сведения отражались в специальном разделе «Политико-моральное состояние». Как правило, авторы докладов отмечали антисоветскую настроенность спецпереселенцев, что проявлялось в несогласии с выселением с родины, стремлении вернуться, в надеждах на восстановление польского государства.

«В ночь на 4/XII-1940 г. на Южном спецпоселке с/п с/п Бернатович Юзеф, Залога Тадеуш и Ружовец Мечислав сорвали с двери красного уголка замок, проникли в помещение красного уголка, где изорвали Портреты тов. СТАЛИНА, КАРЛА-МАРКСА, сорвали лозунг со стены и разбросали литературу по полу.

Как установлено следствием, эти же лица до этого издевались над портретами тов. МОЛОТОВА, СТАЛИНА и КАРЛА-МАРКСА.

Все эти с/п с/п по линии УГБ арестованы и предаются суду". (Из докладной записки о состоянии административно-хозяйственного обслуживания спецпереселенцев-осадников, расселенных в Челябинской области, по состоянию на 1 января 1941 г.⁶³).

«Настроение спецпереселенцев до сих пор продолжает оставаться антисоветским, можно слышать отдельные разговоры о войне с Советским Союзом, о восстановлении Польши, о возвращении их обратно на родину <...> Спецпереселенка Борис заявила, что тут их морят голодом заставляют работать, а платят гроши. Спецпереселенка Ясинская Ванда обратилась к поселковому коменданту разрешить ей петь польские песни, когда последний рекомендовал ряд песен, которые можно петь, то последняя заявила, что в Ваших песнях восхваляется только Советская власть и вожди Советского правительства и т.д». (Из доклада о состоянии спецпоселков по Макарьевскому району Ивановской области за I квартал 1941 г.⁶⁴).

«Спецпоселенцы настроены в основном уехать обратно на Украину, возвратиться в б. Польшу, надеясь на Англию, что она разобьет Германию и восстановит Польшу». (Из доклада о состоянии спецпоселков Управления Енисейлага НКВД Красноярского края за I квартал 1941 г.⁶⁵).

С началом советско-германской войны в докладах стали отмечаться «пораженческие» высказывания некоторых спецпереселенцев, якобы связывавших надежды на изменение своей судьбы с победой Германии. Не исключено, что делалось это для придания в глазах руководства НКВД большей значимости работникам комендатур и периферийных ОТСП, в тылу самоотверженно противостоящим угрозе безопасности страны. Управление НКГБ по Вологодской области 4 июля 1941 г. драматически предупреждало своего зам. наркома Кобулова об опасности вооруженного восстания польских спецпереселенцев и предлагало превратить спецпоселки в концлагеря⁶⁶.

Во многих документах отразились проявления различных форм национализма, национальной и религиозной нетерпимости по отношению к спецпереселенцам не только со стороны производственной администрации, работников комендатур, местного населения, но и среди самих спецпереселенцев. При этом необходимо учитывать неоднородный национальный состав спецпереселенцев. Большинство спецпереселенцев-осадников (82–83%) составляли поляки (украинцы — 9%, белорусы — 8%), а большинство спецпереселенцев-беженцев (82–84%) — евреи (поляки — 11%, украинцы — 2%, белорусы — 0,2%)⁶⁷. Обратимся к документам.

«<...> заведующий продснабом комбината »Майнкаинзолото" Миндлин высказал намерение очистить контингент прикрепленных к стахановскому магазину от лиц, неправильно прикрепленных, в том числе и от спецпереселенцев осадников стахановцев, на том основании <...> что есть нарекания со стороны местных рабочих, которые якобы жалуются, йчто им приходится стоять в очереди в спину за полякомк". (Из спецзаписки о состоянии бытового обслуживания спецпереселенцев-осадников по комбинату «Майнкаинзолото» Павлодарской обл., по состоянию на 1 сентября 1940 г.⁶⁸).

«В некоторых школах разучивают песню, в которой выражается презрение к польским панам. Когда дети спецпереселенцев доходят до этой части песни, то пение демонстративно прекращается. Таким образом в детях развивается злоба <...>

В Плесецком районе начальник РО НКВД — лейтенант государственной безопасности тов. Швейн <...> запретил допускать разговор спецпереселенцев на другом языке кроме русского по тем мотивам, что коменданты не понимают другого языка кроме русского и что поэтому на их глазах может проводиться к.р. работа, а они этого не заметят. Считая, что при помощи библии можно проводить к/р работу, он, Швейн дал указание при первом же удобном случае отбирать от спецпереселенцев библии <...> Как бы ответом на это спецпереселенцы беженцы на собраниях просили разъяснить им правила внутреннего распорядка на поселке и перевести их на польский и еврейский языки <...> Только такой тактикой тов. Швейна и можно объяснить вопрос коменданта спецпоселка Малгино, заданный на совещании поселковых комендантов — можно ли разрешать спецпереселенцам изучать Краткий курс истории ВКП (б)". (Из акта обследования состояния труд- и спецссылки в Архангельской области, февраль-март 1941 г.⁶⁹)

«Спецпереселенец Непля Казимир Иванович 1921 г.р. 4 августа в красном уголке Первомайского поселка сказал: йКак только попаду домой на родину ни одного живого украинца не оставлю, всех вырежук». (Из дополнения к докладу ОТСП УНКВД Свердловской обл. от 20 августа 1941 г.⁷⁰).

В документах отмечаются проявления антисемитизма — как со стороны производственной администрации и работников комендатур НКВД, так и со стороны спецпереселенцев — поляков и украинцев.

«Зарегистрировано 11 случаев проявления антисемитизма <...> эти проявления, выявленные в Плесецком районе <...> заключались в отведении особых часов работы магазина для обслуживания »евреев", в допущении оскорбительных выражений по адресу спецпереселенцев-евреев со стороны постоянного состава и членов семей работников леспромхозов". (Из акта обследования состояния труд- и спецссылки в Архангельской области, февраль-март 1941 г.⁶⁹).

«<...> наиболее непримиримо антисоветски настроенная часть спецпереселенцев, преимущественно б. осадники в связи с войной стали откровенно высказывать свои профашистские взгляды <...> аналогичные разговоры при этом уснащаются еще и проявлениями антисемитизма:

«На Украину, которую скоро освободит от советов Германия, поедут только украинцы и с собой на Украину мы ни одного еврея не возьмем, их Гитлер здесь в Сибири перережет» <...>

«Вот заключен договор между Советским Союзом и Польшей о совместной войне против Гитлера, но в армию будут брать только белорусов и поляков, а евреев в армию не возьмут потому, что в соглашении о евреях не указано»". (Из справки о настроениях спецпереселенцев, по данным докладов ОТСП НКВД за II квартал 1941 г.⁷¹).

Спецпереселенцы-осадники и спецпереселенцы-беженцы различались не только национальным и конфессиональным, но и социальным составом (сельское — городское население), уровнем образования (среди спецпереселенцев-беженцев было 15 тысяч высококвалифицированных специалистов и ремесленников), структурой семей (средняя численность семьи беженцев — около 3 человек, значительно меньше средней численности семьи осадников — 5 человек), прежним образом жизни, системами жизненных ценностей. Несомненно, эти различия сказались на положении обеих групп в спецссылке и их характерных жизненных позициях, и это нашло отражение в документах фонда ОТП–ОТСП. Несмотря на то, что заработки спецпереселенцев-беженцев в спецпоселках были в два-три раза меньше заработков спецпереселенцев-осадников, относительный уровень смертности среди них оказался значительно ниже. Причинами этого были, по-видимому, значительно меньшая доля детей (наиболее подверженных болезням) среди беженцев, возможность обменивать у местного населения на продовольствие взятые с собой ценные вещи (у осадников, являвшихся сельскими жителями, таких вещей было значительно меньше), а также посылки и денежные переводы от родственников, которые еще до войны постоянно проживали в городах западных областей и не подпадали под выселение «беженцев». У осадников возможности такой «подпитки» были значительно меньше, поскольку среди этой категории депортированных выселению подвергались обычно все родственники.

Производственная администрация и комендатуры НКВД отмечали разное отношение этих двух категорий к принудительному труду в спецпоселках.

«Осадники и лесники <...> работают в подавляющей своей части хорошо. <...> Беженцы. Большинство из них раньше физическим трудом не занималось <...> В их числе некоторая часть трудовой интеллигенции <...> не умеют работать, боятся работы, не хотят работать». (Из справки о контингентах отдела трудпоселений УИТКиТП ГУЛАГа НКВД СССР⁷²).

«Начальник Волжского ЛТХ — тов. Черевков на 85 квартале (с/п № 10) в присутствии коменданта — тов. Смоленцева заявил, что йевреев вообще не научить работатьк». (Из докладной записки о трудовом использовании спецпереселенцев-беженцев, находящихся в Марийской АССР, по состоянию на 15 июня 1941 г.⁷³).

Спецпереселенцы-беженцы настойчиво требовали предоставления работы по специальности и перевода в городскую местность. В результате НКВД в своих предложениях по улучшению хозяйственно-бытового устройства беженцев⁷⁴ даже допустил возможность проживания беженцев-специалистов вне спецпоселков (в пределах области расселения), и в июне 1941 г. такое решение было официально принято в Архангельской области^75,76.

Первое из двух зафиксированных в документах массовых выступлений протеста депортированных польских граждан против произвола советских властей — «волынка» в Томасинлаге Новосибирской области в августе 1940 г. — осуществили именно спецпереселенцы-беженцы⁷⁷.

«Волнение началось на Симоновском участке лагеря, затем перебросилось и на другие пункты.

В течение 4-х дней (14, 15, 16, 17 августа) волнения не прекращались, принимая массовый характер. Беженцы направлялись из одного поселка в другой, поднимали шум, посылая гонцов в другие поселки с целью присоединения к недовольным. Толпу в 400 человек убедили вернуться в спецпоселок.

Беженцы требуют возвращения к местам выселения или направления в другие промышленные города.

Принятыми мерами убеждения удалось волнения локализовать; есть опасения захвата поезда беженцами". (Из спецсообщения зам. наркома НКВД Чернышова на имя наркома Берии от 19 августа 1940 г.⁷⁸).

В докладе о состоянии спецпоселков спецпереселенцев-беженцев ОТП УИТЛиК УНКВД по Новосибирской области от 7 февраля 1941 г. ход событий изложен немного иначе:

«Особенно плохое расселение произведено по Томасинлагу, в связи с чем <...> возникли массовые недовольства, перешедшие в отдельных спецпоселках в бунт, в частности из-за жилищно-бытовой и продовольственной неблагоустроенности беженцев спецпоселка Тайга (115 квар), численностью около 1500 человек, 16 августа 1940 года подняли бунт и организованно, оставив поселок с детьми и вещами, направились к берегу реки Чулым, на расстоянии от поселка в 12 километрах, с требованием возврата их в западные области УССР и БССР или в более теплый климатический пояс страны. Прибывшие на берег реки сбились в кучу, на протяжении 5 дней категорически отказывались от выполнения требований представителей власти о возвращении в спецпоселок, требуя их отправки на Украину. Бастовавшие поддерживались спецпереселенцами близлежащих поселков Берегай, Кица и Сибиряков, также организованно отказавшихся от работы и требовавших возвращения на Украину. Принятыми мерами УНКВД и УИТЛ забастовки были ликвидированы без применения оружия и водворен соответствующий порядок во всех поселках. 45 человек зачинщиков и организаторов бунта арестовано и привлечены к уголовной ответственности»⁷⁹.

Второй массовый протест депортированных польских граждан имел место летом следующего года. Согласно докладной записке УНКВД Омской области от 28 июля 1941 г.⁸⁰, 1400 ссыльнопоселенцев из Белостокской области, прибывших в Омск 7 июля 1941 г., в течение трех дней противостояли попыткам органов НКВД отправить их к местам поселения в глубине Омской области и требовали вернуть их на родину либо расселить в Омске. Сопротивление было сломлено только после ввода во временный пункт их размещения (в городском цирке!⁸¹) 120 вооруженных милиционеров и насильственной погрузки личных вещей ссыльнопоселенцев на машины.

При многих различиях между разными категориями депортированных польских граждан (в частности, между спецпереселенцами-осадниками и спецпереселенцами-беженцами) в настроениях всех групп доминировало желание восстановления польского государства и стремление к возвращению на родину. Правда, в 1941 г. в докладах из некоторых регионов отмечалось, что в настроениях осадников произошел перелом и они смирились с тем, что останутся навсегда в местах расселения, стремятся обзавестись жильем и скотом, а вот беженцы продолжают рассчитывать на восстановление Польши и возвращение на родину. С другой стороны, после начала войны с Германией из одного из регионов (Алданского округа Якутской ССР) доносили о том, что беженцы рассчитывают на победу СССР над Германией и на «восстановление» советской власти во всей «бывшей Польше», благодаря чему они смогут вернуться туда, где жили до польско-германской войны⁸².

Наше исследование не может считаться законченным, пока не выявлены архивные документы, относящиеся к пребыванию в СССР в местах поселения двух других категорий депортированных польских граждан, особенно административно-высланных, переселенных в апреле 1940 г. Документы, касающиеся поляков-ссыльнопоселенцев, выселенных в 1941 г., накануне войны, могли не отложиться в фондах НКВД по той причине, что их пребывание на поселении до момента применения амнистии от 12 августа 1941 г. было весьма непродолжительным.

В связи с многочисленными обращениями в «Мемориал» заявителей из Польши — бывших спецпереселенцев, административно-высланных и ссыльнопоселенцев (либо их родственников) по вопросам реабилитации и поиска сведений о пропавших без вести очень важно установить архивные источники, содержащие персональные данные депортированных. К сожалению, результат поиска таких архивных материалов пока невелик. В фондах конвойных войск обнаружены пофамильные эшелонные списки лишь двух небольших эшелонов 1940 г. (относящихся к промежутку между второй и третьей операцией по высылке), трех эшелонов 1941 г. из западных областей БССР и шести эшелонов из Литвы (в которых находились и польские граждане). В архивных документах ГАРФ обнаружен акт от 6 июля 1941 г. об уничтожении большого массива документов, в том числе эшелонных списков спецпереселенцев⁸³. Обнаружен также акт от 24 марта 1941 г. о передаче полной картотеки спецпереселенцев-осадников и спецпереселенцев-беженцев Отделом ТСП ГУЛАГа 1-му Спецотделу НКВД СССР⁸⁴. Установление нынешнего места хранения этой картотеки и получение доступа к ней является важной практической задачей.

Примечания: