Я.В.Леонтьев
(Москва)

НОВЫЕ ИСТОЧНИКИ ПО ИСТОРИИ
ЛЕВОЭСЕРОВСКОГО ТЕРРОРА

Обзор всех источников по заявленной теме занял бы достаточно много места. Поэтому мы остановимся лишь на обзоре источников, относящихся к так называемым центральным актам и их исполнителям.
Из печатных источников, ставших за последнее время доступными широкому кругу исследователей, необходимо в первую очередь указать на второе издание «Красной книги ВЧК» под научной редакцией проф. А.С.Велидова и републикацию воспоминаний И.К.Каховской1. Из опубликованных источников, впервые введенных в научный оборот, следует назвать брошюру Б.Леонова «Последняя авантюра Якова Блюмкина», составленную на основании следственного дела 1929 г., и тезисы выступлений Я.Г.Блюмкина и В.А.Карелина на Исторической секции Дома печати (членами которой они состояли) в записи Б.П.Козьмина2. Нельзя не обратить внимания на крайне низкий археографический уровень публикации Б.Леонова, осуществленной без текстологического и фактического комментария, содержащей множество опечаток и ошибок в написании географических названий и фамилий.
Напомним основную фактографическую канву левоэсеровского терроризма. По свидетельству Г.Кежемского (псевдоним Г.Б.Смолянского), инициативная группа Боевой организации при ЦК ПЛСР сложилась к началу марта 1918 г.3 По словам И.К.Каховской, БО «сконструировалась вначале из трех человек» и «туда вошли тов.Смолянский, занимавший в то время ответственный советский пост; тов.Борис Донской, кронштадтский матрос, пользовавшийся доверием в глазах товарищей, большой любовью и уважением, и я»4. После того как II съезд ПЛСР (апрель 1918 г.) санкционировал применение «интернационального» террора, ЦК наметил «центральные фигуры». «Граф Мирбах в Москве и фельдмаршал Эйхгорн в Киеве, — пишет Каховская, — вот две фигуры, которые приковали к себе внимание всех трудящихся России, которые становились естественными объектами нападения <...>»5 По ее свидетельству, только «в силу случайного стечения обстоятельств» теракт против Мирбаха предшествовал теракту против Эйхгорна. В первый состав центральной «боевки» (весна—июль 1918 г.) вошли Б.М.Донской, И.К.Каховская и Г.Б.Смолянский от Московской БО и 4 «украинских товарища», «предназначавшихся, главным образом, для покушения на гетмана Скоропадского», которое левые эсеры хотели соединить с терактом против Эйхгорна. По словам Я.Г.Блюмкина, исполнителем теракта против В.Мирбаха первоначально был назначен «талантливый юноша, историк и лингвист» В.Шеварев. Автор кандидатской диссертации «Проблемы насилия и террора в октябрьской революции и гражданской войне: левоэсеровская альтернатива» А.М.Рыбаков на основании материалов бывшего Центрального архива КГБ выяснил, что существовал также план похищения Мирбаха. От имени мифической монархической организации сотрудники ВЧК — левые эсеры М.А.Богданов и Е.Н.Мальм должны были войти к нему в доверие, и, в случае разрыва дипломатических отношений с Германией, на них возлагалось похищение графа. (В дальнейшем Богданов и Мальм играли видную роль в левоэсеровском подполье и в сентябре 1919 г. осуществили теракт против провокатора Петрова в Казани.)
Кандидатуры Я.Г.Блюмкина и Н.А.Андреева в качестве исполнителей покушения на Мирбаха были утверждены на заседании ЦК ПЛСР 4 июля 1918 г.6 Общее руководство было возложено на М.А.Спиридонову, И.А.Майорова и Л.Б.Голубовского. Изготовление бомб для теракта взял на себя начальник боевой дружины ЦК ПЛСР профессиональный химик Я.М.Фишман. Револьвер Блюмкин получил от М.А.Доброхотова. Непосредственно перед покушением он и Андреев заехали в гостиницу «Националь» и там получили бомбы у П.П.Прошьяна. По всей видимости, в план покушения были посвящены В.А.Карелин и Б.Д.Камков. При передаче бомб в номере Прошьяна присутствовала также А.А.Биценко. О других организаторах и исполнителях теракта 6 июля на сегодня сведений нет.
В июне 1918 г. боевая группа Каховской, снаряженная взрывчатыми веществами, оружием, деньгами и паспортным бюро, обосновалась в Киеве. Покушение на Эйхгорна было дополнительно санкционировано Всеукраинским комитетом ПЛСР, находившимся в Одессе. Из украинцев в группе в качестве техника принимал участие И.Ф.Бондарчук. Связной группы была сначала М.Залужная. Позже связным стал член Всеукраинского комитета Е.П.Терлецкий. После нескольких недель наблюдения за П.П.Скоропадским и Г.Эйхгорном 30 июля последний был убит Б.М.Донским при помощи ручной бомбы. Террориста и привезшего его извозчика сразу же арестовали. 10 августа Донской был казнен. Извозчик покончил жизнь самоубийством.
День похорон Эйхгорна был назначен на 1 августа. Оставшиеся на свободе террористы хотели совершить покушение на Скоропадского в момент его выхода из лютеранской церкви после панихиды, но неожиданный арест Бондарчука и Каховской сорвал их план.
Основным источником информации о покушении на графа Мирбаха остаются материалы Следственной комиссии при ВЦИК по делу о «мятеже» левых эсеров, частично опубликованные в «Красной книге ВЧК». Между прочим, в показаниях Я.Г.Блюмкина Киевской губернской ЧК (апрель 1919) говорится в связи с его пребыванием на нелегальном положении после 6 июля: «Я жил в окрестностях Петрограда очень замкнуто<...> занимаясь исключительно литературной работой, собиранием материала об июльских событиях и писанием о них книги»7. Осенью 1918 г. в Петрограде также находились члены ЦК ПЛСР Л.Б.Голубовский и Д.А.Черепанов. В письме к известному левонародническому критику и публицисту Иванову-Разумнику от 28 января 1919 г. М.А.Богданов по поручению И.З.Штейнберга просил переслать в Москву «материалы, оставленные Го[лубовск]им о днях 6—7 июля»8. Не исключено, что речь здесь идет о материалах, подготовленных совместно Блюмкиным и Голубовским. Однако о местонахождении этих документов в настоящий момент ничего не известно.
29 марта 1921 г. Я.Г.Блюмкин выступил с докладом «Из воспоминаний террориста» на Исторической секции Дома печати (далее ИСДП). Полный текст его выступления пока не обнаружен. После него, на том же или на следующем заседании ИСДП, с докладом «Из воспоминаний революционера» выступил В.А.Карелин, текст его выступления сохранился не только в записи Б.П.Козьмина, но и в стенограмме. В частности, Карелин дал любопытное психологическое обоснование мотивов поведения левых эсеров в ситуации 6 июля: «<...>дело в том, что в то время в рядах лев[ых] C.-P. было настроение, которое М.А.Спиридонова<...> очень хорошо характеризует одним словом »голгофизм" — своеобразное жертвенное настроение принести себя в жертву на алтарь революции, когда идут на самопожертвование самые энергичные пламенные группы, которые заражены чисто интеллигентской психологией, рассуждая так, что если себя принести в жертву, то как у Чехова через 200—300 лет расцветет прекрасный сад"9.
Крайне интересен также ответ Карелина на вопрос Козьмина о том, почему в «Бюллетене  1" ЦК ПЛСР от 6 июля указывалось на присылку из Германии в распоряжение Мирбаха »известного русского провокатора Азефа". Докладчик отвечал: «Основывалось это на агентурных доносах, которые были у нас установлены, потому-то нам пришлось установить шпионаж. Об Азефе получались довольно неопределенные сведения, но одно выяснено, что Азеф где-то поблизости или в Германии действует. Во всяком случае, нашу Боевую организацию одно время сильно занимал вопрос о поимке Азефа, и было дано такое задание Боевой организации, чтобы его непременно изловить, пленить и привезти в помещение ЦК»10. По сведениям Б.И.Николаевского, Азеф действительно в 1918 г. «устроился на службу по вольному найму в один из отделов германского министерства иностранных дел»11. Какую именно работу он там выполнял, историку установить не удалось. Видимо, левые эсеры не подозревали о том, что 24 апреля 1918 г. Азеф скончался.
Карелин еще утверждал, что «недели за две до убийства Мирбаха в помещении ЦК левых с.-р. в Леонтьевском переулке<...> были найдены две бомбы. За ответственными работниками партии производилась упорная слежка»12. Левые эсеры сочли это делом рук немцев, и, таким образом, организованный ими теракт могли считать по-своему превентивной мерой.
Советский исследователь Л.М.Спирин в работе о «мятеже» 6—7 июля ссылается на считающиеся ныне утерянными воспоминания С.Д.Мстиславского «Из Кремлевского дневника». Мстиславский свидетельствовал о посылке в Петроград двух террористов для убийства германского консула13. Того не оказалось на месте, боевики были задержаны и отправлены в Москву. Есть основания предполагать, что этими неудачливыми террористами могли быть уже упоминавшиеся М.А.Богданов и Е.Н.Мальм. Из других не использовавшихся ранее в специальной научной литературе источников о покушении на Мирбаха можно указать на рассказ Блюмкина, приведенный в мемуарах В.Сержа14. 30 января 1922 г. Я.Г.Блюмкин сделал доклад в ИСДП на тему «Боевые предприятия левых с.-р. в зоне немецкой оккупации на Украине в 1918 г.». Тезисы его были напечатаны в том же 1922 г.15 Из них видно, что во второй состав центральной «боевки» (ноябрь 1918 — январь 1919) входили: сам Блюмкин, Г.Б.Смолянский, Н.А.Андреев, В.Шеварев, известные в прошлом максималисты Н.А.Терентьева (в 1918 г. член ПЛСР и ВЦИК), М.Д.Закгейм, Л.Шмидт, Н.Максимова. Задачами БО в тот период были подготовка покушения на П.П.Скоропадского и освобождение из тюрьмы И.К.Каховской и И.Ф.Бондарчука. По словам Блюмкина, «непосредственное выполнение убийства было возложено на Андреева. Однако после долгих и мучительных колебаний Андреев от выполнения возложенной на него задачи отказался, мотивируя свой отказ бессмысленностью убийства человека, ничтожного в политическом отношении и являющегося лишь ширмой, за которой скрывались немецкие оккупационные власти»16. После этого Андреева заменил Шеварев, а покушение назначено было на 26 ноября, когда гетман должен был присутствовать на похоронах офицеров, убитых повстанцами. Но из-за неисправности бомб покушение не состоялось.
Н.А.Терентьевой удалось установить контакт с сидевшей в Лукьяновской тюрьме в ожидании исполнения вынесенного ей смертного приговора Каховской. По-видимому, Каховская передала Терентьевой свои тюремные тетради, содержавшие ее дневник и черновики писем. Впоследствии копии этих тетрадей были переданы на хранение в ЦГАЛИ. «Тюремные тетради» Каховской представляют из себя превосходный, богато насыщенный «психологизмами» источник по левоэсеровскому террору, до сих пор еще не введенный в научный оборот. В частности, в одном из писем к матери она определяла мотивы своей террористической деятельности: «Мамочка, сегодня уже окончательно прощай<...> Мамочка, я поехала сюда, потому что после Брестского мира я не могла работать там. У меня жизнь как бы переломилась надвое. Я больше не могла по-прежнему, после поездки в Донецкий бассейн особенно. Там говорили рабочим: »Если немцы придут — мы не уйдем от вас, будем бороться и погибать с вами"<...> Вообще после Брестского мира я уже была обречена, и не здесь, так в другом месте погибла бы<...> и это так естественно, что мы гибнем в 1-х рядах. Не все же других звать и агитировать. Виноваты революция и огонь, который горит внутри и не дает покоя"17. В письме к Терентьевой, участнице взрыва дачи П.А.Столыпина на Аптекарском острове, Каховская с высшей степенью откровенности описывает свои душевные терзания: «У меня, Надя, карамазовские, ужасные мысли были обо всем и страшно, невероятно мучило убийство и повесившийся извозчик. Революция, акт куда-то отошли на задний план — перед глазами были два человеческих страдальческих лица. — Старик (фельдмаршал Эйхгорн? — Я.Л.) и молодой (его адъютант Дресслер? — Я.Л.), одиноко мечущийся по камере повесившийся мужик-извозчик; замученная, прекрасная, ценная жизнь Бориса (Донского. — Я.Л.), — стоял в душе один вопрос: Господи, что я наделала, что я наделала? Если б меня не арестовали, не мучили, я бы на воле верно не выдержала бы этого вихря, — а тут как искупление какое-то пришло. Видишь, Надя, какая я террористка. Полезла с суконным рылом в калашный ряд, и вся нравственная ответственность за провал, за невыполненный второй акт падает только на меня, Надя. Я себе кажусь часто каким-то Смердяковым»18.
Дополнительные представления о деятельности левоэсеровских боевиков в 1918 г. на Украине дают воспоминания И.Ф.Алексеева (Небутева)19. В них говорится о том, что ЦК ПЛСР наделил Блюмкина «широкими полномочиями», и раскрывается его псевдоним — «Гр.Вишневский». Под этим псевдонимом в киевской левоэсеровской газете «Борьба» была напечатана статья «Об акте Бориса Донского»20. Согласно Алексееву-Небутеву, Блюмкин протестовал против вхождения в подпольный губревком коммунистов. Как известно, вскоре он кардинально изменил свою позицию и без санкции ЦК добровольно явился в Киевскую губЧК. В мае 1919 г. он приехал в Москву и перешел в Союз максималистов («светловцев»), отделившийся от Союза эсеров-максималистов.
Через десять лет Блюмкин вспоминал: «Левые эсеры (ЦК П.Л.С.-Р. был в стороне от этого, затем прислал ко мне Ирину Каховскую с заявлением о полной непричастности к этому) — за мой отход организовали на меня три покушения, когда в июне месяце 1919 г. я приехал в Киев организовать из своих друзей боевую организацию для выполнения одного боевого предприятия в тылу Колчаковского фронта по предложению ЦК РКП(б) и ВЧК в лице тт.Серебрякова и Аванесова»21. На основании этих слов нужно исправить ошибки, вкравшиеся в мемуарный рассказ Г.Н.Максимова о суде над Блюмкиным22.
Первое покушение на него попытались совершить в ночь на 7 апреля 1919 г. киевские левые эсеры Арабадже, С.Н.Пашутинский и Сорокина. Во время второго покушения Блюмкин был тяжело ранен. Скорее всего, как и в первом случае, это была самодеятельная инициатива украинских «активистов», а не боевиков из отряда Каховской, как считал Максимов. В состав «товарищеского межпартийного суда», не установившего, что «Блюмкин не предатель», входили: сам мемуарист (представитель от ЦК Партии революционного коммунизма), избранный председателем суда А.А.Карелин — в качестве представителя Всероссийской Федерации анархистов-коммунистов, и Д.А.Магеровский, представлявший УПЛСР (борьбистов), а не левых эсеров интернационалистов. «Суд» над Блюмкиным происходил предположительно в сентябре 1919 г.
После него Блюмкин добровольно вступил в Красную Армию и был послан Центральным бюро Союза максималистов на Южный фронт. 22 марта 1920 г., давая показания в качестве свидетеля на следствии по делу эсеров-максималистов, он сообщил: «Рев[олюционным Военным] C[оветом] Южфронта — тов.Серебряковым и Сталиным я был откомандирован в 13 армию. Здесь Политотдел в порядке армейской дисциплины направил меня для работы в Особый отдел, где меня назначили уполномоченным по борьбе со шпионажем. Работа эта имела две сферы: одну в пределах самой армии, другую — в отношении неприятеля. Так как работа в тылу велась еще и разведот[делом] армии, то для централизации и соединения этой работы я был приглашен в качестве формального сотрудника агентурной военной разведки, фактически в качестве инструктора входившей [в] функции разведота боевой работы в тылу<...> Тогдашний политический момент был таков, что применение актов индивидуального террора к главарям Деникинской контрреволюции считалось крайне целесообразным даже коммунистическими руководителями разведота и Особого отд[ела] 13 армии»23. Дальнейшая биография Блюмкина в общих чертах известна.
Значительно меньше сведений сохранилось об исполнителе второго центрального акта левых эсеров — Б.М.Донском. Мемуарный рассказ Каховской об убийце фельдмаршала Эйхгорна можно дополнить некрологом, написанным анархо-синдикалистом Х.З.Ярчуком24. Эмоциональные заметки в левоэсеровской периодике мало добавляют нового к представлениям о личности Донского. Из неопубликованных архивных источников представляют интерес тюремные «тетради» Каховской и ее открытое письмо с обращением «Дорогие товарищи Кронштадтцы!»25 Текст последнего, сохранившийся в виде автографа, скорее всего предназначался к публикации в неизданном мемуарном сборнике левых эсеров. Письмо было написано с целью канонизировать образ Донского в глазах его товарищей-кронштадтцев. Видимо, его можно датировать летом 1919 г.
К этому времени сложился третий состав центральной «боевки» левых эсеров. Вернувшись из Киева в Москву весной 1919 г., И.К.Каховская возглавила боевую группу, которая должна была пробраться в тыл к Колчаку для организации теракта против Верховного правителя. Туда же отправилась летом 1919 г. одна из максималистских боевых групп во главе с ижевским рабочим Ф.Ф.Кокоулиным. Однако арест Каховской и ее товарищей большевиками в начале мая сорвал план поездки в Сибирь. В середине июня они были освобождены, и приехавший в это время из Киева Г.Б.Смолянский предложил Каховской объединить ее группу с боевой группой украинских левых эсеров-борьбистов. «Получив санкцию Ц.К., — пишет Каховская, — мы дали принципиальное согласие слить обе группы в одну боевую организацию»26. Перед БО была поставлена задача покушения на А.И.Деникина, войска которого вели наступление на Киев. В начале августа боевики выехали на Украину. За исключением М.Ф.Жукова и М.Д.Закгейма состав группы не удалось идентифицировать. Каховская свидетельствует, что БО работала в тесном контакте с эсерами-максималистами. По ее словам, в Одессе и Харькове также функционировали боевые группы левых эсеров, охотившиеся за Деникиным. Реальную подготовку покушения на него возглавляемая Каховской БО начала лишь зимой 1919 г. в Ростове-на-Дону, во время заседаний «Верховного Совета».
Параллельно с левыми эсерами на Украине действовали максималистские группы. Лидер Союза эсеров-максималистов (ССРМ) Г.А.Нестроев, подобно Блюмкину ведший переговоры с Л.П.Серебряковым, свидетельствовал о наличии шести максималистских групп27. На сегодняшний день мы располагаем сведениями только о двух из них — «Украинской инициативной группе ССРМ» и «Украинской повстанческой группе ССРМ». В их состав входили руководители и активисты ССРМ, такие, как Е.Н.Забицкий, Е.В.Васильев, П.М.Данилин, П.П.Колодов, И.В.Морозов и другие. Первое по времени сведение о Боевой организации эсеров-максималистов в период гражданской войны сохранилось в переписке Моссовета. Речь идет об отношении Московской организации ССРМ от 4 июня 1918 г., направленном в Президиум Советов Москвы и Московской области, о легализации БО28. Главный идеолог ССРМ Г.А.Нестроев, инженер-электротехник по профессии, лично изготовлял бомбы для боевых групп. Как уже говорилось, максималистские боевики действовали в тесном контакте с левоэсеровскими. Но их намерения организовать покушения на Колчака и Деникина так и остались намерениями. По иронии судьбы, Колчак, правда, был все же расстрелян левыми эсерами — нарядом их иркутской боевой дружины.
Зато Боевой организации Читинского ССРМ, возглавляемой казаком И.Григорьевым, удалось осуществить покушения на атамана Г.М.Семенова и начальника его контрразведки прапорщика Валяева. 20 декабря 1918 г. террористы В.Неррис и А.Сафонов с галерки местного театра бросили две бомбы в ложу Семенова и тяжело ранили его. К сожалению, никаких дополнительных источников, кроме статьи И.И.Жуковского-Жука о В.Неррисе в сборнике «Красная Голгофа» и краткого упоминания об этом случае в мемуарах самого Г.М.Семенова29, пока не обнаружено.
О подготовке покушения на Деникина известно главным образом из мемуаров Каховской. Интересна история создания этого текста, который Ромен Роллан назвал «документом высшего психологического порядка». В то самое время, когда Блюмкин и Карелин выступали с воспоминаниями в ИСДП, в Бутырской тюрьме, по свидетельству Б.И.Николаевского, составилось «своего рода историческое общество», участники которого делали доклады «о разных событиях из эпохи 17—20 гг.»30 На этих заседаниях выступали А.Р.Гоц, А.А.Иваницкий-Василенко, В.Н.Филипповский и другие политзаключенные. Дважды — на темы «Дело Эйхгорна» и «Покушение на Деникина» — выступала И.К.Каховская. В 1922 г. тексты ее мемуарных докладов (возможно, через Николаевского) были посланы в Берлин и опубликованы сначала в «Летописи революции», а затем в сборнике «Пути революции». Позже их перепечатали некоторые западные газеты, а в 1926 г. они вышли отдельным изданием в Париже31.
Заключая настоящий обзор, мы публикуем документ, являющийся реакцией левоэсеровских нелегалов на выступление Блюмкина в ИСДП. Публикуется по копии, сохранившейся в фонде Б.Козьмина:

«В Президиум Дома Печати

До сведений Московской нелегальной организации Партии Лев. Соц.-Рев. (интернационалистов) дошло, что на подмостках Дома Печати 30-го января с.г. выступает с докладом на тему: «О боевых предприятиях П.л.с.-р. на Украйне в 1918 г.» провокатор Яков БЛЮМКИН.
С одной стороны мы категорически протестуем, чтобы подобные типы, в роде г.Блюмкина трепали славное имя Партии, с другой крайне удивлены, что это делается при Вашем благосклонном содействии.
Делая это заявление из глубокого подполья, мы тем более ожидаем от Вас, что Вы выполните элементарные правила, т.е. предупредите г.Блюмкина о нашем категорическом протесте и если он останется к нему глух, а для Вас настоящее предупреждение будет «гласом вопиющего в пустыне», то огласите настоящий протест перед слушателями его доклада.
Московская организация Партии Левых Соц.-Рев. (интернационалистов).
Москва, 30/1—22 года"32.
Смысл этой реплики очевиден, но очередное покушение на жизнь Блюмкина, к этому времени красного командира и члена РКП(б), левые эсеры осуществить уже были не в силах.

Примечания

1   Красная книга ВЧК. Изд.2. Т. 1. М., 1989; Каховская И.К. Дело Эйхгорна / Публ.А.Разгона и Л.Овруцкого // Родина. 1989.  12. С.90—96.

2   Леонов Б. Последняя авантюра Якова Блюмкина. М., 1989; «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем...» /Предисл., публ. и коммент. Я.Леонтьева // Родина. 1993.  8/9. C.170—171.

3   Кежемский Г. Дело Эйхгорна: Воспоминания // Борьба. Киев, 1919. Кн. 1. С.17.

4   Каховская И.К. Дело Эйхгорна и Деникина: Из воспоминаний // Пути революции. Берлин, 1923. С.193.

5   Там же. С.192.

6   Родина. 1993.  8/9. С.170.

7   Красная книга ВЧК. Т. 1. С.302.

8   Сообщено В.Г.Белоусом. См. также нашу публикацию «К истории взаимоотношений левого народничества и „скифов"» (в печати).

9   ОР РГБ. Ф. 520. Карт. 36. Е.х. 9. Л. 19, 20.

10   Там же. Л. 23.

11   Николаевский Б. История одного предателя. Нью-Йорк, 1980. С.371—372.

12   Родина. 1993.  8/9. С.171.

13   Спирин Л.М. Крах одной авантюры: Мятеж левых эсеров в Москве 6—7 июля 1918 г. М., 1971. С.33—34.

14   См.: Леонтьев Я.В. Жизнь и смерть Якова Блюмкина — «романтика революции» // Modus vivendi. 1995.  1(45). C.6.

15   Историко-революционный бюллетень. 1922.  2/3. С.79.

16   Там же.

17   РГАЛИ. Ф. 190. Оп. 1. Д. 105. Л. 9—9об.

18   Там же. Л. 17.

19   Алексеев [Небутев] Ив. Из воспоминаний левого эсера: Подпольная работа на Украине. М., 1922.

20   Борьба. Киев. 1919. 12 февр.  4.

21   Леонов Б. Указ.соч. С.40.

22   Память: Исторический сборник. Вып. 3. Париж, 1980. С.379—380.

23   ГАРФ. Ф. 1005. Оп. 1-а. Д. 151. Л. 40—40об.

24   Вольный голос труда. Москва, 1918. 26 авг.  1.

25   РЦХИДНИ. Ф. 564. Оп. 1. Д. 21. Л. 130—133.

26   Пути революции. Берлин, 1923. С.221.

27   ГАРФ. Ф. 1005. Оп. 1-а. Д. 151. Л. 341.

28   ЦАМО. Ф. 66. Оп. 25. Д. 41. Л. 31.

29   Красная Голгофа. Благовещенск, 1920. С.77—84; Атаман Семенов. О себе. Б.м., 1938. С.133.

30   Память. Вып. 1. Нью-Йорк, 1978. С.329.

31   Souvenirs d'une Revolutionaire par Irene Kachowskaja: Traduit du russe par Marcel Livane et Joe Newman. Paris, 1926.

32   ОР РГБ. Ф. 520. Карт. 36. Д. 18. Л. 1.