Л.Прайсман
(Иерусалим)

ФЕНОМЕН АЗЕФА

Хотя предреволюционную Россию, впрочем, как и послереволюционную, трудно было удивить агентами полиции и провокаторами всех рангов (по приблизительным оценкам, с конца 1870-х гг. по февраль 1917 г. число агентов департамента полиции (ДП) и местных учреждений политического сыска составило от 10 до 40 тыс. человек1), случай Евно Азефа совершенно уникальный. Один из руководителей партии социалистов-революционеров и в то же время крупнейший агент ДП, человек, на которого возлагались главные надежды в деле борьбы с революцией, — такое совмещение является исключительным. Нам сейчас трудно даже представить, насколько высок был престиж Азефа в глазах широких слоев эсеров. Это хорошо показывает диалог между Б.В.Савинковым и В.Л.Бурцевым во время суда над последним.
«Савинков:
— Есть ли в истории русского революционного движения, где были Гершуни, Желябовы, Созоновы, и в освободительном движении других стран более блестящее имя, чем Азеф?
Бурцев:
— Я не знаю в русском революционном движении ни одного более блестящего имени, чем Азеф. Его имя и деятельность более блестящи, чем имена и деятельность Желябова, Созонова, Гершуни, но только при одном условии, если он честный революционер"2.
Даже при поверхностном знакомстве с историей русского революционного движения бросается в глаза, каким культом сентиментального поклонения, почти обожествления в глазах последователей были окружены имена его руководителей. Признать, что кумир всей партии — провокатор, было для эсеров совершенно немыслимо, как немыслимо представить, чтобы Г.А.Гершуни или А.И.Желябов были провокаторами. Один из эсеровских руководителей в показаниях партийной судебно-следственной комиссии по делу Азефа объяснял, почему для него невозможно было даже на секунду усомниться в Азефе, несмотря на все улики против него: «Это было все равно, как если бы кто-нибудь мне сказал, что Михаил Рафаилович (Гоц) — провокатор или Гершуни — провокатор»3.
Очень высок был престиж Азефа и в правительственном лагере. Через много лет после его разоблачения бывший начальник Петербургского охранного отделения А.В.Герасимов писал: «...если бы я не имел в это время (1906—1908 гг. — Л.П.) своим сотрудником такого человека, как Азеф <...>политической полиции, несмотря на все ее старания, почти наверное не удалось бы так успешно и так систематически расстраивать все предприятия террористов. А трудно представить, что случилось бы с Россией, если бы террористам удалось в 1906-07 годах совершить 2—3 удачных »центральных" террористических акта<...> Если бы в дни Первой Государственной думы был бы убит Столыпин, если бы удалось покушение на Государя, развитие России сорвалось бы гораздо раньше. Заслуги Азефа в деле борьбы против революционного террора — огромны"4.
И у той, и у другой стороны были убедительные основания так относиться к Азефу.
Рассмотрим вкратце основные этапы его революционной и полицейской карьеры. Будучи студентом Политехнического института в Карлсруэ, Азеф 4 апреля 1893 г. написал письмо в ДП с предложением своих услуг. Все годы учебы, сначала в Карлсруэ, а потом в Дармштадте, Азеф был добросовестным сотрудником ДП, вдумчивым и внимательным, прекрасно разбирающимся в революционной среде. Так, он обращал внимание своих полицейских начальников на тогда еще никому не известных молодых людей, которые в будущем станут видными революционерами: «Следует особое внимание обратить на Карповича<...> особое внимание нужно обратить Вам на Зензинова<...> Люксембург — редактор польской социалистической газеты»5. Полицейские начальники Азефа были очень довольны его донесениями. В 1896 г. на одном из писем Азефа чиновник ДП начертал: «Сообщения Азефа поражают своей точностью при полном отсутствии рассуждений».
В 1899 г. Азеф приехал в Москву и по заданию своего нового полицейского начальника С.В.Зубатова сблизился с руководством «Северного союза социалистов-революционеров» А.А.Аргуновым и М.Ф.Селюк, выведал все, что касалось деятельности Союза, всех его членов, и сообщил всю информацию Зубатову. В конце ноября 1901 г. Азеф с семьей выехал за границу. В этот период он — добросовестный сотрудник полиции, в ДП его ценят, и после ареста членов Союза ему определили невиданный для тайного сотрудника оклад в 500 рублей.
С конца 1901 г. после знакомства с Г.А.Гершуни Азеф стал скрывать часть информации, касавшейся последнего и возглавляемой им Боевой организации (БО). Тактика сообщений Азефа о Гершуни в ДП была довольно своеобразной. Он честно писал о руководящей роли Гершуни в переговорах об объединении партии, но старался или отрицать, или приуменьшить причастность Гершуни к террору. Так, будучи прекрасно осведомлен о роли Гершуни в убийстве Д.С.Сипягина, Азеф 4 июля 1902 г. писал заведующему заграничной агентурой ДП Л.А.Ратаеву: «Гершуни принадлежит к Боевой организации партии социалистов-революционеров<...> Сам непосредственного участия не принимает, а его деятельность заключается только в разъездах, приобретении денег для Боевой организации и приискании людей, способных жертвовать собой, из молодежи»6. Из всех планов БО этого периода Азеф выдал полиции только абсолютно нереальный план покушения на В.К.Плеве путем нападения на его карету двух офицеров.
После ареста Гершуни в мае 1903 г. в Киеве БО возглавил, как было ранее решено на встрече М.Р.Гоца и Гершуни, Е.Азеф. По недостатку места я не буду подробно останавливаться на руководящей роли Азефа в организации убийств В.К.Плеве и великого князя Сергея Александровича. В этом нет особой необходимости, так как практически никто ни из современников, ни из историков в этом не сомневался (за исключением начальника Петербургского охранного отделения А.В.Герасимова7, а в наше время профессора Бостонского университета А.Гейфман, а в наше время профессора Бостонского университета А.Гейфман8). Скажем только, что он сделал все, что было в его силах, для разработки плана убийства, подбора исполнителей, отправки боевиков в Россию, что он прикрывал их от полиции, выведывая у Л.А.Ратаева известные тому сведения о планах террористов, что он буквально силой заставил Б.В.Савинкова, потерявшего голову и бежавшего с боевиками из Петербурга, вернуться и начать все сначала. При этом Азеф подстраховывал себя в глазах полиции и снабжал ее обрывками информации о планах террористов, которые она никак не могла использовать. Он продолжал информировать ДП о других сторонах деятельности партии эсеров, выдавал планы конкурирующих групп террористов (в частности, группы С.Г.Клитчоглу), и устранил руками полиции своих недоброжелателей в партии Х.Левита и С.Н.Слетова (последнего он так хотел посадить, что сообщил о нем очень подробную информацию, чего обычно не делал).
Итак, с конца 1902 г. наступил второй этап в деятельности Азефа, когда тайный сотрудник начинает больше работать на революцию, чем на полицию. Почему это произошло?
После разоблачения Азефа на этот счет высказывались различные точки зрения. В.Л.Бурцев утверждал, что В.К.Плеве был убит по распоряжению П.И.Рачковского, который хотя и не занимал в это время никаких официальных постов, но якобы каким-то непостижимым образом руководил деятельностью Азефа. Позднее и сам Бурцев признал фантастичность этих утверждений9. Б.И.Николаевский считал, что основной причиной такого поведения были деньги: «В безотчетном распоряжении главы Боевой организации находилась касса последней, а через эту кассу проходили многие тысячи, и из этой кассы становилось возможным получать доходы более значительные, чем те 500 руб. в месяц, которые платила касса департамента»10. Через кассу БО и в самом деле проходили очень крупные суммы, которые находились в бесконтрольном распоряжении Азефа, а он вообще очень любил деньги и ту красивую жизнь, которую они могли дать: рестораны, дорогих женщин, игорные дома. Любил он и откладывать большие суммы на будущее. Деньги сыграли определенную роль в том, что агент ДП стал убивать русских министров и великих князей. Какую-то роль сыграло и влияние Г.А.Гершуни, на что указывал Л.А.Ратаев11. Но, с моей точки зрения, эти причины не были основными. Влияние Гершуни выражалось прежде всего в том, что Азеф старался его выгородить перед ДП, скрыть его настоящую роль. Между этим и организацией убийств сановников — дистанция огромного размера. Деньги, конечно, были для Азефа очень важны, но только ради них он не стал бы рисковать жизнью, организуя убийства В.К.Плеве и великого князя Сергея Александровича. Были, на мой взгляд, и более важные факторы, повлиявшие на Азефа. И одним из основных был еврейский вопрос.
Как большинство евреев-революционеров в России, состоявших в общероссийских политических партиях, Азеф был очень далек от еврейства. В воспоминаниях московского казенного раввина Я.Мазе, бывшего в 1901 г. соседом Азефа по даче в Малаховке, мы можем прочитать, как относился Азеф к иудаизму. Я.Мазе обратился к Азефу, получив письмо от его тестя, умолявшего уговорить Азефа сделать обрезание сыну. Азеф зло издевался над обычаями, традициями, религией своего народа: «Где это слыхано, чтобы взяли в 8 дней невинного младенца и сделали ему тяжелую операцию»12. А когда Мазе возразил: «многие эксперты считают, что эта операция очень полезна и способствует избежанию заражения», то Азеф сказал: «Тоже мне, мудрость, почему бы не сделать несчастному еврейскому ребенку еще несколько операций. Почему бы и не отрезать ему и слепую кишку, которая известна своей склонностью к заражению, почему бы не вырезать и полипы и так далее, таким образом еврей будет прооперирован от начала до конца»13.
Но усиливавшаяся антисемитская политика русского правительства, особенно с приходом в 1902 г. В.К.Плеве на пост министра внутренних дел, раздражала его. Его возмутил кишиневский погром 1903 г. Л.А.Ратаев писал: «Оказывается, еще до отъезда из Петербурга Азеф беседовал на эту тему с Зубатовым. Последний мне передавал, что Азеф, говоря о погроме, трясся от ярости и с ненавистью говорил о В.Плеве, которого он считал его главным виновником»14. В.М.Чернов считал, что антисемитизм Плеве был одной из главных причин, побудивших Азефа организовать его убийство: «Не тот ли факт, что Плеве — оплот антисемитизма, отец еврейских погромов, хоть отчасти движет им впоследствии, при настойчивой работе против него»15. Напомним, что вторая жертва Азефа, московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович, заявивший сразу после назначения на этот пост, что его цель «оградить Москву от евреев», и выславший в 1891—1892 гг. 20 000 из 35 000 еврейского населения города, был таким же символом антисемитизма, как и Плеве.
Я.Мазе, узнав через много лет, кем был на самом деле его сосед по даче, писал: «Я не сомневаюсь, что он обманул правительство, на которое работал, только в том, что касается Сергея Александровича и Плеве. Это не случайно. Это месть со стороны еврея по отношению к большим ненавистникам еврейского народа<...> Не зря говорили наши мудрецы: „Мир его праху. Еврей, даже согрешив, остается евреем"»16. В измене Азефа своему полицейскому руководству определенную роль сыграло и то, что среди революционеров Азеф пользовался все большим уважением, а в полицейских кругах ему, как еврею, не однажды приходилось сносить презрительные насмешки. На это обстоятельство также указывал В.М.Чернов17. Другой фактор, сыгравший важную роль в поведении Азефа, — его политические взгляды. Я ни в коей степени не хочу идеализировать своего героя. Он был платным агентом ДП и шел на многое ради своих личных шкурных интересов, но, тем не менее, у него сложились собственные взгляды, политические убеждения, и они играли в его поведении определенную роль.
В первые месяцы пребывания за границей Азеф был настроен довольно сдержанно, выступал против крайних форм революционной борьбы и примыкал к умеренному марксистскому кружку. Став же агентом охранки, Азеф по ее поручению изображал из себя сторонника крайних, террористических форм борьбы. Какими же были на самом деле его взгляды и как они влияли на его поведение? А.В.Герасимов писал о нем: «По своим взглядам Азеф был умеренным человеком, не левее умеренного либерала. Он всегда резко, иногда даже с нескрываемым раздражением отзывался о насильственных, революционных методах действия. Вначале я этим заявлениям не вполне доверял. Но затем убедился, что они отвечают его действительным взглядам. Он был решительным противником революции и признавал только реформы, да и то проводимые с большой последовательностью. Почти с восхищением он относился к аграрному законодательству Столыпина и нередко говорил, что главное зло России в отсутствии у крестьян собственности»18.
Но может быть, Азеф хотел выглядеть человеком умеренных взглядов только в глазах своих полицейских руководителей? Пожалуй, самое любопытное заключается в том, что в беседах с товарищами по партии он с некоторой корректировкой высказывал те же самые взгляды. В.М.Чернов вспоминал: «По взглядам своим он занимал в ЦК крайне правую позицию, и его шутя нередко называли »кадетом с террором". Социальные проблемы он отодвигал в далекое будущее и в массовое движение, как в непосредственную революционную силу, совершенно не верил. Единственно реальной признавал в данный момент борьбу за политическую свободу, а единственно действенным средством, которым располагает революция, — террор"19. Наиболее подробно он изложил свои взгляды на собрании у М.Р.Гоца в октябре 1905 г., когда после ознакомления с Манифестом 17 октября проживавшие в это время в Женеве эсеры собрались и решали, что делать дальше: «Толстый (Азеф) сделал удивившее многих заявление: он, в сущности, только попутчик партии, как только будет достигнута конституция, он будет последовательным легалистом и эволюционистом. Всякое революционное вмешательство в развитие стихии социальных требований масс он считает гибелью и на этой фазе движения оторвется от партии и порвет с нами. Дальше идти нам не по дороге»20.
Интересно, что такая позиция — совершенно исключительная в эсеровской партии — не мешала Азефу в его партийной карьере. Часто при голосовании в ЦК он, при своих умеренных взглядах, оставался в меньшинстве, а иногда и в одиночестве. Казалось бы, агент полиции не должен выделяться своими взглядами в революционной среде, а если выделяется, то в сторону крайней, ортодоксальной революционности, но в этом случае мы наблюдаем совершенно обратную картину: «<...>он, однако, не пытался приблизить свои взгляды к партийной »равнодействующей", напротив, каждое новое событие было для него поводом упрямо утверждать, что он один против всех был прав"21.
Способствовала террористической деятельности Азефа и та популярность, которой он пользовался в партии и которая ему бесконечно импонировала. Влияла на него, страстного игрока, и та необыкновенно острая, увлекательная игра, которую он вел с ДП и с эсеровским ЦК и ставкой в которой были головы министров, великих князей, эсеровских боевиков, его собственная голова, судьба России, революции.
После Манифеста 17 октября Азеф поверил в успех революции и с маниакальной одержимостью носился с идеей взорвать здание Петербургского охранного отделения. Возвращаясь после собрания у М.Р.Гоца, он высказал эту мысль В.М.Чернову: «Единственное дело, которое бы имело смысл, — это взорвать на воздух все охранное отделение»22. Он продумал, как это можно осуществить: «Под видом кареты с арестованными ввезти во внутренний двор охранки несколько пудов динамита, так, чтобы и следов от деятельности всего этого мерзкого учреждения не осталось»23. Азефу так сильно хотелось уничтожить все свидетельства и свидетелей своих связей с охранкой, что он, прекрасно ориентировавшийся в оттенках настроений своих собеседников и всегда умело подстраивавшийся под них, пожалуй, впервые в жизни попадал впросак. С.А.Басов-Верхоянцев рассказывал, как он в дни декабрьского вооруженного восстания уговаривал Азефа и Савинкова помешать отправке лейб-гвардии Семеновского полка в Москву. Азеф отговаривался, заявляя, что эсеровские боевики в Петербурге, ничего не могут сделать:
«— Уж если на то пошло, надо взорвать Охранное отделение. Это было бы достойным ответом на посылку питерских войск в Москву.
В первый раз мне довелось видеть Азефа столь несообразительным. Схватило за живое.
— Да помилуйте, Иван Николаевич! При чем тут охранка. Сейчас надо во что бы то ни стало помочь Москве"24.
Революция была разбита, но в России установился конституционный режим. 26 апреля 1906 г. министром внутренних дел стал П.А.Столыпин, деятельность которого Азеф оценивал очень высоко. Новым руководителем Азефа в охранке стал А.В.Герасимов, который относился к нему как к главному оружию в борьбе с революцией и с необыкновенной осторожностью обращался с сообщаемыми ему сведениями. С нашей точки зрения, с мая 1906 г. в деятельности Азефа начинается новый период. Он опять становится преданным сотрудником Петербургского охранного отделения и служит только одному хозяину — русскому правительству. Последний террористический акт, который он организовал, — это покушение на московского генерал-губернатора Ф.В.Дубасова 23 апреля 1906 г. Что бы ни писал Б.Савинков о том, что Азеф «накануне выступления не пришел на свидание к метальщикам»25 и что у В.Вноровского не было бомбы, и что бы ни утверждала А.Гейфман («Есть основания также считать, что, приехав в Москву непосредственно перед покушением, Азеф хотел сорвать замысел террористов»26), можно только поражаться удивительной энергии Азефа при осуществлении этого теракта. Если Б.В.Савинков ничего не мог сделать с начала февраля 1906 г. по конец апреля, Азеф, приехав в Москву 22 апреля, 23-го организовал покушение. Он, предпочитавший обычно в момент осуществления терактов его боевиками находиться в других городах и даже странах, был не просто в Москве, а рядом с местом покушения — в кофейне, при булочной Филиппова, и там попал в полицейское оцепление. Он пошел на этот отчаянный риск несмотря на то, что один из его полицейских руководителей (П.И.Рачковский) относился к нему с крайней недоверчивостью и подозрительностью. Я не могу объяснить, почему Азеф принял такое активное участие в этом покушении. Это остается для меня загадкой.
С мая 1906 г. Азеф верой и правдой служил русским властям. Курс П.А.Столыпина его полностью устраивал, погромы прекратились, его престиж в руководстве партии был очень высок, деньги шли как от Герасимова (1000 руб. в месяц), так и из кассы БО. Благодаря совместной деятельности Азефа и Герасимова все усилия Боевой организации по осуществлению покушения на Столыпина были парализованы и она была распущена в октябре 1906 г. Азеф сообщил Герасимову, где находится штаб-квартира Центрального боевого отряда партии эсеров, что помогло арестовать Л.Зильберберга и В.Сулятицкого. Азеф подробно рассказал Герасимову о покушении на царя, готовившемся новым руководством отряда во главе с Б.Никитенко: «Азеф закончил указанием имен и адресов новых руководителей террористической группы, занявших это место после ареста Зильберберга»27. Благодаря указаниям Азефа был арестован глава Летучего боевого отряда Северной области партии социалистов-революционеров К.Трауберг28. Азеф сообщил о плане взрыва Государственного совета и назвал нового руководителя отряда — Анну Распутину, в результате чего остатки отряда арестовали, а семь человек были повешены. Азеф держал Герасимова и в курсе планов воссозданной в начале 1908 г. БО — убить Николая II.
На одном неосуществленном покушении на Николая II мне хотелось бы остановиться подробнее: на плане убийства царя во время царского смотра крейсера «Рюрик», построенного на верфи в Глазго. В июле 1908 г. в ЦК партии эсеров поступила информация, что среди команды «Рюрика» действует организация эсеровского толка. В Глазго отправился сначала П.В.Карпович (помощник Азефа по руководству БО), затем Б.В.Савинков. Вслед за ними в Глазго прибыл Азеф. С помощью революционно настроенных матросов и члена партии эсеров корабельного инженера Костенко удалось установить, что, хотя боевик со стороны мог попасть на корабль в Глазго, но его можно было укрыть лишь в отсеке за головой руля, где ему пришлось бы находиться только «сидя на корточках и полулежа». Так «можно прожить с большим трудом несколько дней, о неделях нельзя и думать»29. В конце концов два члена экипажа, Авдеев и Каптелович, согласились совершить цареубийство. Карпович дал им револьверы. Но во время смотра «Рюрика» царем 24 сентября 1908 г. ничего не произошло, хотя Авдеев подал царю бокал шампанского, когда тот попросил пить. Не было ни покушения, ни попытки его осуществить.
Это неосуществленное покушение помогло Азефу в защите от обвинений Бурцева и других больше, чем осуществленные им теракты. Когда Ю.Делевский (Я.Л.Юделевский) стал обвинять Азефа в провокации, то «Натансон <...> конфиденциально сообщил, что совсем недавно<...> должно было произойти покушение на царя, с ведома Азефа, конечно. Дело подготовлялось весьма успешно, и если акт не состоялся, то только потому, что один человек в последнюю минуту »сдрейфил". То, что покушение чуть не состоялось, но не состоялось в подобных условиях, было в глазах Натансона неопровержимым доказательством революционной честности Азефа"30. Во время суда над Бурцевым в октябре 1908 г. главным аргументом в пользу Азефа было покушение на крейсере «Рюрик»: «Если бы Азеф, даже в последнюю минуту, захотел предотвратить это покушение, он из-за границы не смог бы это сделать даже по телефону»31.
С тем, что Азеф всерьез хотел осуществить на «Рюрике» убийство царя, были согласны авторы из различных лагерей: А.А.Аргунов, В.М.Чернов, В.Л.Бурцев, Л.А.Ратаев, А.И.Спиридович. Но с нашей точки зрения, Азеф ни в коем случае не собирался убивать Николая II, хотя бы потому, что это было для него слишком опасно, его роль вскрылась бы во время следствия и русские власти нашли бы способ расправиться с убийцей царя. Но Азеф был уверен, что никакого покушения не будет. В самом подробном источнике о несостоявшемся покушении — «Воспоминаниях террориста» Б.В.Савинкова — есть одно важное свидетельство, которое все писавшие об этом деле почему-то полностью игнорировали: «Я был убежден, что он (Авдеев) не готов для террора и что царь на »Рюрике" не будет убит. Так же думали Карпович и Азеф"32.
У нас нет никаких оснований не верить Савинкову. Можно только добавить: если такой «знаток людей», всю жизнь в них ошибавшийся, был убежден, что Авдеев не будет стрелять, то Азеф, ни разу не ошибившийся ни в одном человеке при отборе в БО, был абсолютно уверен — этот Авдеев убить царя неспособен. Естественно, был определенный процент риска, но именно рисковать он любил больше всего на свете, прожив всю жизнь в такой обстановке. Итак, Азеф не сомневался, что Авдеев не выстрелит и, следовательно, в глазах властей это покушение не существует, но оно защитит его от обвинений в провокаторстве.
Колоссальные последствия имело разоблачение Азефа. Для многих эсеров оно означало крушение идеалов, системы ценностей. Чернов писал об этом: «К нам подкрадывался черный год ошеломляющего, позорного открытия»33. По свидетельству В.М.Зензинова, «разоблачение Азефа для всего нашего поколения<...> было резкой гранью, отделившей одну часть нашей жизни от другой. Мы как бы потеряли право на наивность, каждый из нас теперь был вынужден пересмотреть свое отношение к людям, в особенности к самым близким»34. Среди близких к Азефу людей произошло несколько самоубийств (Белла Лапина); вчерашние непримиримые террористы полностью отказались от участия в революционной деятельности (П.В.Карпович); руководителей партии обвиняли в самых фантастических преступлениях. Хорошо информированный заведующий заграничной агентурой ДП в Париже А.М.Гартинг передавал, какие слухи ходили в эмигрантских кругах о В.М.Чернове: «Чернов состоит на службе у правительства, когда проводился в Петербурге обыск в редакции »Мысль", Чернов успел, будто бы, скрыться, выскочив из окна, после чего отправился на свидание с каким-то крупным правительственным лицом<...> На каком-то свидании был замечен в форме пристава переодетый Чернов"35. С моей точки зрения, шок, вызванный разоблачением Азефа, в партии социалистов-революционеров не прошел и к 1917 г. и в какой-то степени повлиял на раскол партии перед октябрьским переворотом.
Но разоблачение Азефа имело тяжелые последствия и для правительственного лагеря. Газеты всего мира обвинили русское правительство в том, что все покушения последних лет проходили под руководством правительственных агентов. Это вело к падению престижа российского государства во всем мире. Но было и другое. Разоблачение Азефа, убийство А.А.Петровым начальника Петербургского охранного отделения полковника С.Г.Карпова 19 декабря 1909 г. и убийство агентом Киевского охранного отделения Д.Г.Богровым П.А.Столыпина привели руководителей Министерства внутренних дел России в какой-то мистический ужас перед тайными сотрудниками. Если организаторы политического сыска видели в используемых ими тайных сотрудниках самое надежное средство борьбы с революцией и с 1902 по 1908 г. число охранных отделений выросло с 3 до 31, то после убийства Столыпина ситуация изменилась.
Проводником новых тенденций стал назначенный в 1913 г. товарищем министра внутренних дел В.Ф.Джунковский. Он резко отрицательно отзывался об охранке: «Все эти районные и самостоятельные охранные отделения были только рассадником провокации; та небольшая польза, которую, быть может, они могли бы принести, совершенно затушевывалась тем колоссальным вредом, который они сеяли в течение этих последних лет»36. Циркуляром министра внутренних дел от 15 мая 1913 г. были ликвидированы восемь охранных отделений. Осенью 1913 г. такая же судьба постигла все остальные, за исключением Московского, Петербургского и Варшавского. Резко сократилось число тайных сотрудников, ярким свидетельством нового отношения к ним стала история лучшего агента ДП в рядах социал-демократов — председателя думской фракции большевиков в 3-й Думе Р.В.Малиновского, которого Джунковский заставил уйти из Думы, так как не мог допустить, чтобы «членом Думы было лицо, состоящее на службе в ДП»37. Февральскую революцию ДП встретил практически без широкой сети секретной агентуры. Может быть, это одно из главных последствий дела Азефа.

Примечания

1   Из истории политического сыска в России // Из глубины времен. СПб., 1992. С.61.

2   Бурцев В.Л. В погоне за провокаторами. М., 1991. С.144.

3   Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. Париж, 1911. С.65.

4   Герасимов А.В. На лезвии с террористами. Париж, 1985. С.141—142.

5   Письма Азефа. М., 1994. С.55—70.

6   Там же. С.85.

7   Герасимов А.В. Указ.соч. С.137—138.

8   Гейфман А. Три легенды вокруг «Дела Азефа» // Николаевский Б.И. История одного предателя. М., 1991. С.339—340.

9   Падение царского режима. Т. 1. Л., 1924. С.302.

10   Николаевский Б.И. Указ.соч. С.77—78.

11   Ратаев Л. История предательства Евно Азефа // Провокатор. Л., 1991. С.153—154.

12   Мазе Я. Воспоминания /Пер. с иврита авт. Т. 4. Тель-Авив, 1936. С.98.

13   Там же.

14   Ратаев Л. Указ.соч. С.153.

15   Чернов В. Перед бурей. Нью-Йорк, 1953. С.181.

16   Мазе Я. Указ.соч. С.108.

17   Чернов В. Указ.соч. С.181.

18   Герасимов А.В. Указ.соч. С.144.

19   Чернов В. Указ.соч. С.177.

20   Там же. С.228.

21   Там же. С.178.

22   Там же. С.230.

23   Там же.

24   Басов-Верхоянцев С. Из давних встреч: Е.Азеф // Новый мир. 1926.  8/9. С.205.

25   Савинков Б.В. Воспоминания террориста. Ереван, 1990. С.355.

26   Гейфман А. Указ.соч. С.343.

27   Герасимов А.В. Указ.соч. С.103.

28   Там же. С.118—119.

29   Савинков Б.В. Указ.соч. С.311—313.

30   Делевский Ю. Дело Азефа и семь повешенных // Голос минувшего на чужой стороне. Париж, 1924.  4. С.155.

31   Бурцев В. Азеф и генерал Герасимов // Новый журнал. 1961.  63. С.211.

32   Савинков Б.В. Указ.соч. С.315.

33   Чернов В. Указ.соч. С.280.

34   Зензинов В. Пережитое. Нью-Йорк, 1953. С.414.

35   ГАРФ. Ф. 324. Оп. 1. Д. 10. Л. 88.

36   Из истории политического сыска в России. С.54.

37   Дело провокатора Малиновского // Протоколы заседания революционного трибунала при ВЦИКе. М., 1992. С.189.