У нас появилась возможность сравнить меж собой солдатские песни первой и второй чеченских кампаний и одновременно сравнить весь славный массив мелодической самодеятельности русских армейцев с песенным творчеством чеченских боевиков.

В сущности нас интересует единственный вопрос - как приспосабливается нравственно небезусловная, локальная война к трогательному, интимному, песенному творчеству.

(Песни чеченцев и лирика вьетнамцев умственно не так интересны - тут просто наглядная разница между войной нравственно не разработанной и разработанной - локальной и народной. Единственный интерес - двойственность этой народной войны. Конфронтация между Северным и Южным Вьетнамом, конфронтация между разно настроенными сегментами общества в Чечне и плюс наличие внешней силы делают эти войны - как для чеченцев, так и для вьетнамцев - и гражданскими, и отечественными одновременно.)

Но пока нас волнует тема творческой потенции отечественного бойца...

Документ подняли и бережно передали по рукам. Действительно, Семенов, офицер, ранен... Поезд дошел до конечной. Ваш автор увязался за героем в пароксизме неистового эмоционального подъема. Герой уходил от погони, но при этом сильно хромал. У турникета героя лениво приветствовал сержант милиции: "Ну что, Семенов, все падаешь?"

Тут нужно сказать вот что - все песни локальных войн (т.е. и "афганские", и "вьетнамские", и "чеченские") похожи не только внутри одной кампании, но еще и чрезвычайно похожи друг на друга вообще. Как сюжетно, так и интонационно. Это не открытие как таковое, конечно... Тут дело даже не в том, что все плохие стихи похожи друг на друга - хотя это действительно так. Обыкновенная душевная жизнь стандартна даже в необыкновенной обстановке - плохие тексты так же абсорбируют переживание, как памперсы - превращают жидкость несчастья в гель. Утишают ее. Утешают. В то время как хорошие тексты в известном смысле разрушают... Как пишущего человека, так и обыденность общего взгляда.

Военные песни как бы демонстрируют стратегию корпоративного эгоизма... Казалось бы, ровно так же стратегию корпоративного эгоизма демонстрировали бардовские песни шестидесятых, семидесятых и прочая годов. Там можно было обнаружить главные приметы культуры новых разночинцев - все, на чем, куда и с кем можно убежать, - лыжи, санки, горы, море, друзья, друзья, друзья...

И в армейской песне друзья - главная тема. Девяносто процентов армейских песен имеет тему "смерть друга" и "подвиг друга". Что же, в этом сходство с бардовской песней?

В этом главное различие. Почувствуйте разницу. Друзья как следствие и друзья как причина. Друзья как избранная группа одного умственного и прочая типа ("ложа на лыжах", по определению Гандлевского) и друзья по обстоятельствам, "по судьбе". Наконец, друзья как смысл жизни и друзья как смысл смерти.

С этой точки зрения показательно свидетельство военного журналиста С.А., который неоднократно пересказывал и умственно теребил короткий окопный разговор с тридцатилетним контрактником. Время разговора - первая чеченская кампания, непопулярная. Контрактник был одет в соответствии с особым полевым шиком, страшно заметным на солдатах и второй чеченской войны. Защитного цвета бандан с выпущенной из-под него челкой и прочая. Говорит: "Мы здесь потому, что мстим за смерть друзей и поклялись отомстить". С.А.: "Вы вызвались воевать, потому что кто-то из ваших друзей погиб?" - "Нет, когда мы ехали в Чечню, все мои друзья были еще живы". - "То есть вы ехали вместе с друзьями мстить за возможную смерть друзей?"

При этом с точки зрения контрактника разговор был непристоен, ибо Смерть Друга - безусловная нравственная высота боевой армейской жизни. Эта тема для обычного разговора - табуирована. Для поэтизации - открыта.

"Наступил Новый год - девяносто пятый./ Веселится народ где-то далеко./ А вот здесь, на войне падают солдаты./ Снег лежит на броне, словно молоко./ Мы вернемся домой - знаю, что вернемся./ Дома ведь заждались, ждут уже давно./ Новый год на дворе./ Друг, давай напьемся!/ А в ответ тишина - другу все равно".

"Рванулся бэтр и ушел в рассвет./ Вернулся ночью, а тебя в нем нет./ Здесь пули стороной не облетают,/ здесь каждый день кого-то убивают./ Я выпил спирту, чтоб земля да пухом./ И завтра я не дам пощады духам./ Я за тебя сумею отомстить".

Первая чеченская война. Духами Петр Доценко называет чеченцев, следуя афганской традиции.

"Волна за волной наплывают душманские цепи./ Погибли друзья, в горы помощь не скоро придет./ Но бил до последних патронов врага Саша Чепий,/ он мертвою хваткой застывший зажал пулемет". Афганистан.

"Он знал, что не успеет к вертолету./ И все же он отстреливаться начал, И не успел./ Мы сверху посмотрели - ни листика внизу не шевельнулось./ По-моему, он был родом из Чикаго./ По-моему, он работал на заводе./ Немного же, увы, о нем мы знали./ В казарме не был он рубахой-парнем./ В полку его не очень-то любили". Вьетнамская война.

Виктор Морозов позволяет себе думать, что главная тема армейской лирики, ТЕМА ДРУГА, есть возрождение общинного чувства. Солдаты таким образом противодействуют мусульманской общине, с которой воюют. "Если бы мы, как в мирной жизни, были разобщены, то были бы уязвимой стороной". Возможно, считает Морозов, американские солдаты во Вьетнаме также почувствовали необходимость принять древнюю социальную технологию племенной близости.

Многие, однако, считают, что "смерть друга" - это просто тема смерти как таковой. Мстить не только за гибель друга, но и за свою возможную смерть. Все это чаще всего не обдумывается, а накапливается...

Гвардии майор Антон Синицын, автор известного афганского цикла, кричал по этому поводу вашему автору следующее: "А у вас, конкретно у вас, женщина, когда-нибудь на глазах знакомому отрывало голову? Он прыгал на заднице без головы, как курица, у ваших ног?"

"Что такое Грозный? Это город,/ в Новый год расцвеченный пожаром./ Трассеры высвечивают грязь и лютый холод,/ но пришли мы, брат, сюда недаром./ Мы с тобою, брат, сюда пришли за мирным небом,/ солнышком над детской головою". Петр Доценко, первая чеченская война, 95-й год.

"Мама, прости, дорогая, что мало пишу./ Мама, поверь ты мне./ Я с честью солдатскую долю несу,/ чтоб спали спокойно на нашей земле". Сергей Свиридов, 96-й год.

"Война - это все же мужская работа./ А вместе мы то, что зовется спецназ". Петр Доценко, первая чеченская война, 95-й год.

"Зловещие звезды горят, как сапфиры,/ над этою трижды проклятой землей./ Сюда нас послала родная Россия,/ чтоб мы защищали афганцев покой./ Ну что ж, если надо, пусть все так и будет./ Готовы мы гадов ползучих душить./ Но вы уж, афганцы, с собой разберитесь,/ кого из вас надо для пользы добить". Афганская кампания, 85-й год.

Обыкновенно воинская песня имеет очень героический взгляд на вопрос "Зачем мы здесь?". Что, мягко говоря, объяснимо.

В девяносто пятом году один из ваших авторов пытался это "объяснимо" интерпретировать следующим образом: "Если юноша, попавший на афганскую войну, при желании мог отказаться от иллюзий и прийти к правде войны, то юноша призыва девяносто пятого года, оказавшись в Чечне, должен был от правды войны прийти к иллюзиям".

Тут вот что - воинское подразделение, желающее выжить, должно состоять из людей, готовых умереть. Если солдаты захотят выжить, подразделение погибнет. Т.е. подразделение (коллектив солдат) и один солдат со своими страхами, жаждой жизни, женой и мамой - антагонисты. Солдат в любом случае не выживет вне армейского сообщества... Он вынужден умственно и эмоционально сливаться с коллективом.

Это бесконечное обобществление внутренней жизни. Тут как у американского поэта Корсо: "Смерть - это женщина, просидевшая в кинотеатре вечер того дня, когда умер ее ребенок". Пошлость как утешение...

"Москва позорная пылает, столица русских алкашей./ Народ ваш мерзнет от голода и там, и здесь./ Хоть мало нас, мы ведь чеченцы./ Прекрасно знаешь боя клич./ Не покорить тебе чеченцев, себе шакалов забери./ И честь, достоинство мы знаем,/ мы ведь росли давно в горах./ А пресса - что же ты болтаешь, что покорил ты весь Кавказ./ Зачем же врешь же ты, падла? Зачем неправду говоришь?/ Весь мир давно уж убедился, что ты Чечню не покорил".

Один из ваших авторов считает, что большинство этих песен написаны в контрпропагандистских целях - поскольку свои, НАСТОЯЩИЕ песни чеченцы, надо думать, поют на собственном языке. При отходе из населенных пунктов кассеты с русскоязычными песнями чеченские боевики оставляют в штабах и просто жилых домах. Военные любят трофеи, и песни, хотя бы раз, слушают.

Между тем бардовская традиция в свое время была не чужда чеченским армейцам.

Валерий Горбачев, очень талантливый и потому очень нетипичный афганский бард, рассказывает, что в афганской кампании участвовало много чеченцев, - некоторые из них писали прекрасные песни! Сам же Валерий считает, что армейская лирика, какой бы традиционной ни была, несет в себе некий метафизический и даже мистический подтекст. Еще двадцать лет назад Валерий знал, что меж Россией и Чечней будет война. Вернее, об этом знала его лира! В восьмидесятом году в Грозном Валерий написал песню о чеченце, спасшем в Афганистане русского солдата. В песне есть слова: "Что нам еще от жизни ждать,/ тебе того не испытать./ Запоминай, как свист свинца,/ что не чечен, чеченец я!"

Но в любом случае на любом языке авторская песня не подходит для отечественной войны. Просто как жанр.

А Майк пишет несколько иное: "Мы приехали сюда не цветочки собирать,/ мы приехали сюда убивать и умирать". А вот интерпретация "темы друга" от Майка: "Война такое дело,/ и знает стар и мал -/ вот пуля пролетела,/ и товарищ мой упал./ Тут, братец, метод тыка./ Живем среди огня./ Упал мой закадыка/ и смотрит на меня./ В такой беде я не был./ Признаться, я зассал./ А после оказалось, а после оказалось,/ смотрел товарищ в небо./ Я сбоку нависал".

А вот бытовая сценка: "Мы сняли ковер,/ положили во двор/ и сели на нем пировать,/ краюху без соли жевать..."

Итак, Майку более не надо защищать свое корпоративное право на ведение боевых действий, общество со слезами умиления проводило его на войну, и необходимость в поэтизации локальной войны отпала. Боец Серпухофф, напротив, испытывает потребность доброе общество несколько скандализировать...

Вот она на наших глазах и рождается - новая традиция воинской лирики...