“Доставляли” внутри БМП. После того как бронированная машина остановилась, нам еще долго не разрешали выйти. Когда же наконец мы выбрались из бронированной утробы, первый вопрос, который нам задал Николай, представившийся комендантом зоны 15-го полка, был: “Не били ли вас?”

Мы успокоили его, что не били, что отношение к нам было корректное и мы вполне понимаем то недоверие, которое вызвали. После короткой беседы, оставив паспорта на проверку, нас уже в сумерках подбросили до соседнего с полком села Ялхой-Мохк, где нам и пришлось заночевать. Через три дня паспорта были возвращены, но слух о нашем мнимом задержании уже вызвал переполох в Назрани, так что Наташе пришлось срочно выезжать и успокаивать всех, кого этот слух взволновал. Но мы все-таки успели посетить Турты-хутор.

Когда мы вошли в свежепобеленную школу в селе Турты-хутор Ножай-Юртовского района Чечни, в ней стоял плач. Оказалось, что ребят напугал взрыв подорванного перед нашим приездом фугаса. Растерянные учителя пытались успокоить ребятишек: “Дети, не плачьте — русские сегодня не придут!”

— На этой земле не дают работать. Раньше мы жили здесь достойно, но и работали день и ночь. А сейчас все разорено, работаем и живем под постоянным страхом за жизнь свою и близких. Прополку делаем — стреляют, убегаем, а потом вновь возвращаемся. Что делать — кормимся-то только от земли. На минах подорвались пять человек, а шестой, Машаев, погиб, его лошадь наступила на противотанковую мину... Одно хорошо — зарплату нам, учителям, наконец-то платить стали. (Увы, не везде. В Мескетах, например, зарплату учителям выдали только за один месяц. — В. П.) А многим ребятам из моего класса даже одеться-обуться не во что, поэтому в школу нередко ходят по очереди — сегодня один придет, а назавтра в той же обувке другой. Так что у меня единственная просьба: помочь бедным детям из моего класса. Например, Малике Хасбулатовой — у нее в семье 8 детей, Зуре Евдагаевой, у которой в семье 10 детей, и другим. Обувь нужна, особенно резиновая, куртки, свитера, пусть поношенные, лишь бы целые...

К разговору подключается директор школы Заурбек Алиев:

— У нас в школе вообще нет ни одного учебника русского языка, очень плохо с учебниками для начальных классов... Ремонтировать школу нам пришлось в этом году дважды: вначале, так сказать, планово, а потом, уже в самом конце августа, экстренно, после “зачистки”. Школу-то мы, как видите, отремонтировали, хуже с душами ребят, с их психикой... Дети сейчас все время на грани нервного срыва.

Добавлю, что о том же свидетельствует и случай в другом селе — Ялхой-Мохк. Здесь плач ребенка был вызван не взрывом фугаса, а встречей на улице со мною — русским по облику человеком.

За эти несколько дней успел столкнуться в каждом из сел, где побывал, со свидетельствами подобных действий, отрывающих чеченцев от России.

В Ялхой-Мохке, где я напугал до слез мальчика, исчез Доуев Байсолнан Алимович, мужчина лет шестидесяти, пошедший утром 17 сентября в лес за коровой. На следующий день было найдено его тело с несколькими огнестрельными ранами и следами побоев. Байсолнан был застрелен и сброшен с обрыва...

В некоторых семьях были изъяты метрики несовершеннолетних детей — тоже с расчетом на встречу с их родственниками, на то, что они захотят как-то вернуть себе эти документы.

Мародерства здесь было немного: так только кое-где притомившиеся солдаты вскрыли банки и попили домашнего компота. Правда, был еще случай с забранным видеомагнитофоном, расстрелянным телевизором и взорванной легковой машиной, но, как пояснил Николай (“комендант зоны 15-го полка”, причисляемого к ведомству ФСБ), хотя все это и было сделано без приказа и, конечно, не имеет правовой основы, но и требовать наказания за эти действия он не может, так как они имели место в отношении семьи сбежавшего масхадовского связного...

Тогда же, 14 сентября, была “зачистка” и в Мескетах, родном селе крупнейшего чеченского писателя Абузара Айдамирова. По его словам, здесь были задержаны трое. Одного по ходатайству писателя отпустили на следующий день, двоих других отпустить обещают.

К числу же подлежавших изъятию трофеев в Мескетах были отнесены запасы лекарств и хирургических инструментов, обнаруженные в доме детского хирурга Вахи Вазутовича Висурова. Через два дня радиостанция администрации Кадырова “Чечня свободная” передала, что в Мескетах был обнаружен госпиталь, где лежали боевики, а хозяин дома скрылся. Правда же в том, что эти лекарства и инструменты Ваха Вазутович привез с собой из Грозного год назад в преддверии широкомасштабных военных действий. Всю зиму и часть весны хирург оказывал медицинскую помощь своим землякам в Мескетах и окрестных селах.

Понятно, что если здесь и были люди, действительно причастные к чеченским силам, то, узнав о грядущих “зачистках”, они не остались в селах. Так ради чего же тогда задействуется вся эта мощь? Ведь близ Эникали было сосредоточено порядка 40 единиц бронетехники и “Уралов”.

Что это — просто глупость, просто “эксцессы исполнения”, соединенные с предательской утечкой информации? Или это имитация деятельности, необходимая военным для оправдания своего присутствия в Чечне?

Прошедший через страшные избиения, пытку током и ямы Омар Байтымаев склоняется к варианту “эксцессы исполнения”. Просто “офицеры не смотрят за своими солдатами”. Точнее, “не в силах заставить контрактников слушаться”.

Омара задержали 26 августа на блокпосту близ села Шуани пьяные солдаты. Задержали, избили, сфотографировались, сидя на его груди с ножом, приставленным к горлу, — снимок на память о героических подвигах в Чечне... Затем Омара доставили в воинскую часть, расположенную близ села Ахкинчу-Борзой (жителям она известна как 15-й полк ГРУ, на записке, выданной мне Николаем вместо временно изъятого паспорта, значится: “комендатура 15 МСП в/ч 73881-2”), и вновь избивали, пытали током в течение двух часов, и опять избивавшие были пьяны. Потом Омара кинули со связанными руками, ногами и завязанными глазами в четырехметровую яму. В последующие дни его дважды в день вытаскивали оттуда для того только, чтобы снова избить. Никаких действий по проверке личности Омара не предпринималось. На третий день Омар слышал, как какой-то майор говорил солдатам, чтоб те его отпустили, но в ответ майора послали куда подальше...

Омар, скорее всего, исчез бы, подобно многим иным, бесследно исчезающим после задержания федералами. Но ему повезло — на четвертый день в его яму был брошен солдат-наркоман, попавшийся на воровстве ампул. Его пришел допрашивать прикомандированный к этой части “полковник Николай” — сотрудник ФСБ — и обнаружил в яме вместе с солдатом Омара. В течение суток он проверил его информацию, его записи, убедился в невиновности человека и освободил, предварительно накормив и напоив. Это была первая еда и питье Омара за эти дни (если, конечно, не считать воды из лужи).

У Омара переломаны ребра, он получил в яме острую пневмонию.

Подобные случаи — не исключение. Исключение — это когда человек был задержан и не был подвергнут физическим и психическим издевательствам; это когда была проведена “зачистка” и не было несправедливо пострадавших от нее. Правило же — игнорирование федералами закона всякий раз, как только у них возникает в этом потребность.

Не могу не привести отрывки из свидетельств, собранных сотрудниками “Мемориала” Хедой Саратовой и Асей Мажаевой по итогам “зачистки” 5—8 сентября в селе Старые Атаги.

“...После этой зачистки многие дома оказались разрушенными и поврежденными в результате артобстрела. В частности, на улице Центральная в дом многодетной семьи Мехтиевых (9 детей) 6 сентября попал снаряд, который по какой-то причине не взорвался... Саперы пришли, посмотрели и отказались откапывать, потому что снаряд ушел слишком глубоко под дом. Успокоили словами, что снаряд может пролежать, не взорвавшись, лет 8—10... В дом Магомеда Яндарбиева по ул. Нагорная, 63 также попали два снаряда. Разрушен снарядом и дом Зары Сайхаевой по Нагорной, 58. Ночью с 5 на 6 сентября была сильно обстреляна артиллерией средняя школа № 3. Эта школа уже была сильно повреждена в результате обстрела перед выборами 20 августа...

Свидетельствует учительница школы № 3 Малика Кадырова:

— После окончания “зачистки” мы увидели жуткую картину. В спортзале все было погромлено, классные комнаты загажены, школьно-письменные принадлежности, выданные в качестве гуманитарной помощи, унесли, парты и столы разбили, на досках написали нецензурные слова...

Рамзан Ахмадов:

— То, что российские солдаты делали в нашем селе в эти дни, можно назвать полнейшим беспределом... Когда я попытался вслед за ними войти в дом своего брата, меня прогнали и сказали буквально следующее: “Тут мы будем работать”. Я сидел во дворе и ждал, когда они закончат “работу”. На моих глазах они выносили из дома завернутые в пледы и одеяла вещи моего брата и грузили их в бронетранспортер...

Рассказ Демильхановой Айны:

— В мой дом также ворвались солдаты. У меня двенадцатилетняя девочка больная, она немая. Солдаты направили на нее автоматы. Дочка страшно испугалась, побледнела и побежала куда глаза глядят под хохот солдат. Я задала им вопрос: “Почему вы издеваетесь над людьми, воруете, мародерствуете?” Они ответили, что им начальство разрешает, так как России нечем платить зарплату.

Свидетельство Лабазановой Зары:

— 5 сентября в 7 утра забрали моих сыновей Идигова Балавди и Идигова Билала. Мои сыновья не имеют никакого отношения к войне и военным действиям. Сразу от меня потребовали два автомата. Нам пришлось у них же, у российских солдат, купить эти автоматы и выкупить за них своих сыновей...

Всего, по данным администрации Старых Атагов, во время “зачистки” были задержаны 7 человек. Шестеро из них впоследствии были освобождены за автоматы и деньги. Все они были подвергнуты избиениям и пыткам током. Судьба седьмого парня стала известна из рассказа Малики Каимы, свидетельницы его задержания, и от Исаевой Маританны, опознавшей 13 сентября в трупе молодого человека, обнаруженном во вскрытом захоронении близ Старых Атагов, своего брата Исаева Эделбека. На его теле были четко видны колотые раны, шея сломана, лицо изуродовано, руки-ноги переломаны...

Рассказ Малики Каимы:

— ...Солдаты оцепили атагинскую больницу, стали ходить по палатам. В одной палате лежал Эделбек Исаев, раненный во время бомбардировки селения Халкелой в марте, где он находился с семьей беженцев из Грозненского района. От попадания бомбы в дом погибли 11 человек, в том числе женщины и дети, отец и брат Эделбека, а сам он был тяжело ранен в ногу. Вместе с другими ранеными в сопровождении федералов его доставили в атагинскую больницу. Эделбек ходил на костылях. Солдаты набросились на него и со словами “они тебе больше не понадобятся” выбросили их. Несмотря на сопротивление медперсонала и больных, военные затолкали раненого в БТР и увезли. Это был БТР № Р107. Мужчины говорят, что солдаты эти относились к 245-му полку...”