Рассказ записан Александром Черкасовым (ПЦ "Мемориал") и Николь Фильон (Международная федерация лиг прав человека) 9 февраля 2000 г. в лагере вынужденных переселенцев в городе Карабулак, Ингушетия. Рассказчик, вынужденный переселенец из Чечни, попросил не называть его имя.
"Я выехал в северный район Чечни, в Наур, 15 января. Я должен был поехать в село Комсомольское, где были мои жена и ребенок. В Ингушетии, в Карабулаке, я учился в автошколе, и 14 января получил права. Со мной были моя мать и двоюродный брат.
У меня с собой из документов была справка "форма 9" [заменяющая паспорт] и справка, что я беженец ["форма 7"]. Не было проблем с тем, чтобы въехать в Чечню - на каждом посту проверяли и пропускали.
Не доезжая до Комсомольского, на посту "Калиновская" меня задержали. Проверив документы, мне сказали, что надо обратно ехать в Наур, в РОВД.
Они позвонили туда, ждали конвоя. На посту Калиновская проверили - нет ли следов от автомата, плечи проверяли, раздели до пояса. Они так же проверили и моего брата. Когда они нас проверяли, не били - только оскорбляли словами.
Меня отвели в яму и оставили там, закрыли - сверху была железная крышка. Глубина ямы была больше человеческого роста 2 метра, мать не видела, куда нас увели под землю. В 4 часа нас задержали, пробыли мы в яме до комендантского часа до 6 часов.
После 6-ти часов приехали за нами, сказали: "выходите!" Приехали из сводного отряда ОМОН капитан и его подчиненные, водитель и 3 человека. У них были нашивки, но какие - не помню, они были без масок.
Нас вывели из ямы, приказали вытянуть правую руку, я подчинился. Брату сказали: "давай левую руку", надели наручники одни на двоих, затем ударили прикладом один раз в спину, брата так же ударили, и посадили в машину. На нас направили дуло автомата, сказали, что, если шевельнешься, застрелю.
Мать все время просила, чтобы меня не задерживали, она была на улице, все время просила, чтобы меня отпустили, спрашивала, куда нас повезут. Они ответили, что это не ее дело, разберутся - отпустят. Она просила, чтобы ее тоже посадили в машину, чтобы знала, куда нас отвезут, села в машину. Я не боялся, что ее задержат, потому что женщин они не задерживают. Машина была УАЗИК, как "скорая помощь". Мама сидела, а мы сидели на полу.
Мы попросили воды, чтобы запить таблетку. У меня больны почки. Они не дали, сказав, что они мне не понадобятся. Я понял, что будут бить... Они еще сказали: "слово скажешь - убьем".
Мы приехали в РОВД. Нас с братом посадили в клетку "обезьянник". До нас еще с восьми утра сидели четверо людей, двое были избиты. Избиты профессионально, не по лицу - следов не было видно.
Мне сказали, чтобы я отправил свою мать, что ей здесь нельзя находиться, они сказали, чтобы я отправил ее до комендантского часа, мы все равно ее выкинем, а там ее подстрелят люди из комендантской роты. Я уговорил ее, чтобы она ушла.
Затем подходили ко мне всякие солдаты, контрактники, милиционеры. Они были пьяные. Спрашивали, где работаю. Я ответил, что не работал, а учился. Тогда они спросили, где я учусь, я ответил, что в Государственном университете. Спросили: "Что, студент?" Я ответил: "Да." Он сказал, что тоже студент: "Я такой же студент, как и ты, у тебя автомат отняли, а у меня еще есть." На столе стояла в бутылке вода, мой брат попросил воды. Там были двое охранников, один другому сказал: "Они, по-моему, не знают что здесь. Отведи их в Чернокозово, там их научат. Они не умеют подчиняться приказам, а там как миленькие научатся."
В клетке мы сидели с шести вечера до двух часов ночи - за все это время мне никто не говорил, за что меня задержали.
Потом четверых наших сокамерников повезли в тюрьму в Чернокозово, а на нас начали оформлять дело.
Дежурный забрал из дела справки, что мы беженцы "форму 7" из дела и выбросил в мусор. Я сказал: "Куда выкинул? Это документы, возьми назад." Он ответил: "Больше они тебе не понадобятся."
Нас начал допрашивать, не выводя из клетки, по-моему, начальник милиции. Он спросил: "Судимость есть?" Я ответил, что нет - он сказал: "Теперь будет. Да ты сиди, теперь будешь сидеть". Затем спросил, с кем ехал, зачем ехал, куда ехал. Потом он с моих слов писал объяснительную. Сначала у меня взяли объяснительную, а затем у брата. Допрос длился минут 10, он спрашивал и сразу писал. После допроса еще минут 20 на подержали в клетке и отправили в ИВС, сказали - завтра утром выйдем. Мы этому не поверили.
Затем завели в дежурную и начали заново проверять, обыскивать, разорвали шапку, затем завели в изолятор. Сняли верхнюю одежду, осмотрели, отобрали верхнюю одежду, потом развели по разным камерам.
Моя камера была двухместная, там сидело 6 человек. Я сидел в этом изоляторе 17 суток, только в этой камере я просидел 4 суток. Коек там не было. Там они периодически переводили нас из камеры в камеру, чтобы проверять, что мы говорим, и подставного к нам поселяли.
Людей привозили туда много. Одно село проверяли - 50 человек мужского населения привезли. проверяли паспорта, некоторых - треть, может быть - отпускали: "Эти пойдут домой, а остальные будут сидеть". Они вместе со мной в камере сидели. Очень часто этих людей уводили и приводили, отправляли в Чернокозово, Моздок, и дальше.
Ночью, во время комендантского часа, заходят пьяные, построят и начинают бить. В камере разделяли по стенам: 3 человека к одной стене, 3 человека к другой - и бьют. Били руками, ногами, автоматами, прикладами - пока им не надоест. Били не рядовые, а офицеры: майор, капитан, следователи отдела.
Один человек, из станицы Ищерской, был при задержании жестоко избит, его еще дважды ударили ножом в грудную клетку. Если бы вовремя не оказали медпомощь, он бы там умер. Двое дежурных отвели его в медпункт. Этого человека потом не выпускали на свободу, пока он не поправился. Они знали, что он не виновен, но ждали, пока он выздоровеет.
На 16-е сутки зашли пьяные охранники, разбудили нас, сказали, чтобы мы обулись и выходили. Мы спросили, надо ли брать одежду? Нам сказали: "Не надо, вас все равно расстреляют!" Они выводили из всех камер. Нас было 27 человек, все мужчины, молодые - не только чеченцы, но и русские, и других национальностей. Начальник пришел и сказал: "Ребята, вы их, конечно, можете убить, но мне как начальнику ИВС придется лишний раз отчитываться. Я их могу списать, пойдемте расстреляем". Двое дежурных против них встали и не пускали (это те, которые обращались по-человечески). Пьяные хотели выстрелить в камеру, но дежурные не дали. И тогда нам сказали: "Отбой". Выстрелы иногда были слышны с улицы. В тюрьме стреляли один раз из пистолета, но куда они стреляли, я не знаю.
Начальник тюрьмы нам говорил: "Молитесь Богу, чтоб мы город не взяли! Если мы город возьмем, мы вам устроим 37-й год."
В туалет не выводили, когда пускали - если пойдешь, бить начинают пока коридор идешь. Только одна нормальная смена охраны была - и в туалет выводили, и на прогулку.
Пить воду нормальную нам не давали, там было только двое дежурных, которые давали нам пить. Остальные воду давали в бачке, где стирали свои вещи. Когда дежурные были нормальные, вода была чистая. Еду давали один раз в день - хлеб, полбуханки на 13 человек.
Сначала я спросил, за что меня держат, ведь сказали, что утром отпустят. Они ответили, что мне дали 3 суток до выяснения обстоятельств. Каких обстоятельств - не объяснили. Лишних вопросов не давали задавать.
Писать и передавать записки наружу тоже не давали. Мама пыталась встретиться - она там каждый день стояла на улице перед РОВД. Она приходила все 17 дней туда. Два-три дня говорили, что нас три раза в день кормят, не надо стоять здесь, после трех суток отпустят. Потом ей сказали, что к этим трем добавили 10 суток. Матери после 13 суток сказали, что нас отвезли в Чернокозово. В РОВД говорили ей, что нас тут нет - а я еще был там.
Моя мать подошла к прокурору, она показала документы, которые доказывают, что я учился в Карабулаке с 12 октября по 31 декабря. Она показала эти документы, а прокурор сказал: "Ничего, месяц отсидит, выйдет."
На самом деле после 15 суток вызвали на допрос меня и моего брата. Следователь сказал, что мы обвиняемся в вооруженном сопротивлении федеральным войскам, и что завтра нас отправят в Чернокозово. Я спросил: за что? Он объяснил: ст. 208 ч. 2 ["Участие в вооруженном формировании, не предусмотренном законом"]. Потом они готовили эти документы, прокурора не было, и он не подписал эти документы ввиду отсутствия прокурора. Нас вернули в изолятор.
Мне предлагали подписать, что я - боевик. Эта бумага, что предлагали подписать, была напечатана. Со мной в камере сидели ребята - его с утра привозят, требуют подписать, он отказывались, и его стали бить, били, и он подписывал. Меня тоже били. Когда к следователю ведут, не бьют. От следователя приводили и били.
Через двое суток брата вывели на допрос, через минут двадцать привели обратно. Он мне сказал, чтобы я ничего не подписывал, когда меня повели вслед за ним на допрос. Мой брат подписал только свои показания. Его заставляли подписать подготовленное заранее дело, в котором говорится, что мы боевики.
Меня допрашивал следователь, спрашивал, где я был прошлую войну - я ответил, что был в Дагестане, дал адрес, фамилии людей. Он спросил, где я был в эту войну - я ответил, что у меня была справка, номер зафиксирован на этой справке. Меня зарегистрировали на компьютере, я зарегистрирован, я прошел КПП. Я сказал, что у меня была справка, что я как беженец числюсь с 12 октября, но у меня ее отняли, когда я ее предъявил вам. Он спросил, где я жил. Я ответил, что в селе Яндаре.
Стали мне другую статью оформлять, подделку документов: ст. 307 ч.1. Сказали: "Бог даст, выйдешь!" - и отвели обратно. Допрос длился минут 30. Я ничего не подписал. Я подписал только свои показания. Нас завели обратно в изолятор.
Потом к четырем часам дня нас вызвали, выдали наши вещи и отпустили, больше ничего они нам не говорили. Документы не отдали - дали мне справку, что отобрали документы у меня, на ней фото. Справка - только для того, чтобы проехать сюда, в Ингушетию.
Просьба тех, кто там остался - чтобы им помогли, чтобы приехали журналисты и представители международных организаций."
Примечание: родственники рассказчика сообщили нам, что он был освобожден из ИВС лишь после уплаты ими выкупа.