Е.А. Ковальков, А.В. Соколов, А.Я. Соколова
Вопросы влияния чеченского фактора на ситуацию на Кавказе возник сразу после распада СССР, когда Чечня единственная из Северо-Кавказских республик, заявив о выходе из состава СССР, de facto получила независимость от Российской Федерации, de jure продолжая являться, по мнению российского руководства, ее неотъемлемой частью.
С этого момента влияние чеченского фактора на ситуацию в регионе стало если не определяющим, то весьма значительным. На протяжении восьми лет нерешенная проблема Чечни являлась источником напряженности на Северном Кавказе, а деятельное вмешательство чеченцев приводило к росту нестабильности в государствах Закавказья.
Начиная с 1991 года и до настоящего времени, все масштабные военные конфликты на Кавказе происходили прежде всего на территории de facto независимой Чеченской республики или трех новых государств Закавказья. Причем судьбы Чеченской республики и Грузии оказались связаны между собой. За относительно короткий постсоветский период их интересы постоянно сталкивались и пересекались.
Отношение Грузии к Чечне было всегда достаточно сложным и неоднозначным. Если в советский период в Грузии эта тема поднималась довольно редко и в основном в свете традиционной исторической вражды между чеченцами и грузинами (в особенности между жителями северных, граничащих с Чечней, регионов Грузии - Хевсурией, Пшеви и Тушетией), то после активизации грузинского национально-освободительного движения ситуация в корне изменилась.
Во-первых, в грузино-чеченских отношениях появился серьезный политический аспект. Формировался союз между Звиадом Гамсахурдия и Джахаром Дудаевым, союз, обусловленный как личностными моментами (взаимная симпатия двух действительно харизматических лидеров, пришедших к власти на волне народных движений), так и геополитическими. Для Грузии преимущество этого союза заключалось в расширении своего влияния на Северном Кавказе. А для Чечни Грузия оставалась единственным, кроме России, соседом, тем более имеющим выход к морю, то есть "окном в большой мир".
Во-вторых, во многом с легкой руки сына классика грузинской литературы Константина Гамсахурдия, немало писавшего о вражде кистинцев и хевсуров, стал пропагандироваться образ чеченцев как основных носителей "истинно кавказского духа". Они выдвигались как альтернатива современной изнеженной, развращенной и забывшей традиции грузинской молодежи, как люди, в наши дни свято чтущие своеобразный "горский" кодекс чести. Так или иначе, такой образ чеченцев отлично укладывался в идеологическую схему режима Гамсахурдия, противопоставлявшего "загнивающим" горожанам, особенно тбилисцам, здоровое начало - молодежь из провинции. Недаром в последствии с именем Гамсахурдия наиболее часто будет ассоциироваться понятие "провинциальный фашизм".
Отчасти этот образ был воспринят массовым сознанием. Это удивительно, потому что согласно сложившемуся стереотипу жители Грузии как представители многовековой христианской культуры несколько свысока смотрели на представителей народов Северного Кавказа, в том числе и чеченцев. К этому добавлялся и традиционный религиозный антагонизм христиан и мусульман.
Так или иначе большинство жителей Грузии были уверены в дружеских связях режима Гамсахурдия с Чечней (возможно даже несколько преувеличенных). Неудивительно, что во время переворота зимы 1991-1992 года традиционный миф о снайперах получил национальную окраску - снайперы-звиадисты, по мнению большинства тбилисцев, были чеченцами. Потерпев поражение, Звиад Гамсахурдия и его правительство получили убежище в Чечне. Там же собирались на сессии и верные ему депутаты Верховного Совета Грузии. В последствие, во время суда над лидерами звиадистского движения в Западной Грузии привлечение северокавказских наемников стало частью обвинения.
Таким образом, отношения официального Тбилиси и Грозного не могли оставаться хорошими.
Окончательное ухудшение наступило в результате абхазской войны, начавшейся в 1992 году. Хотя официальный Грозный напрямую не поддерживал сепаратистов, в Абхазии воевали формирования Конфедерации Народов Кавказа. Среди них было немало чеченцев, хотя и не составлявших абсолютное большинство. После штурма г. Гагры имя командира северокавказского батальона чеченца Шамиля Басаева оказалось связано в общественном сознании со зверствами в отношении грузинского населения.
Одним из результатов абхазской войны стала утрата Грузией возможности занять лидирующую позицию на всем Кавказе и перемещение центра влияния на Северный Кавказ в Чечню. В этот период стала особенно популярной идея создания независимой Горской Республики от Черного до Каспийского морей, то есть от Абхазии до Дагестана, с центром в Грозном.
Все эти события привели к тому, что в начале первой чеченской компании 1994 года большинство грузинского населения, несмотря, конечно, на отсутствие каких-либо симпатий к России и российским военным, не выражали и особенного сочувствия к страдающим от бомбардировок чеченцам.
Неслучайно, что круг постоянных участников акций в поддержку Чечни ограничивался в основном звиадистами.
Позиция официального Тбилиси была очень осторожной, однако была оказана определенная поддержка действиям России в Чечне. Так, российские военные участвовали в охране чеченского участка грузино-российской границы с чеченской стороны, российская авиация использовала военный аэродром, расположенный в Грузии, а пребывание чеченских беженцев на грузинской территории замалчивалось. Официальную позицию в тех или иных моментах поддержала практически вся политически ангажированная общественность.
Фактическое поражение России в первой чеченской компании хотя и сильно ударило по ее престижу в Грузии, но и не прибавило популярности чеченцам, в особенности с учетом последовавших похищений грузин в Чечню. Чеченцев стали еще более побаиваться как агрессивного и опасного соседа.
Такая ситуация сохранялась до середины 1999 года, то есть до начала боевых действий на Северном Кавказе - сначала в Дагестане, а затем в Чечне. По ходу этих военных операций жители России и Грузии стали свидетелями жестокой "информационной войны", развернувшейся как между непосредственными участниками конфликта, так и между Россией и другими государствами. Информационная война так же протекала на фоне ожесточенной избирательной компании как в Грузии, так и в России.
При этом Россия обвиняла Грузию в тайной связи с боевиками и оказании им непосредственной помощи, а также в использовании Грузии как транзитного государства для связи чеченских боевиков со странами мусульманского мира и поступления из них оружия и боевиков, намекалось также на возможность существования баз боевиков на территории Грузии и Азербайджана. В российской прессе подчеркивалась антироссийская политика официального Тбилиси и указывалось на симпатии населения к чеченским террористам. Очевидно, что предпринималась попытка информационного давления на правительство Шеварнадзе. По крайней мере, в правительстве Грузии подобные высказывания воспринимали как недвусмысленную угрозу в адрес их страны.
Справедливость подобных обвинений вызывает определенные сомнения. Маловероятно проявление каких-либо симпатий жителей Грузии к террористам. Даже к беженцам из Чечни, появившимся в Грузии, население относится крайне сдержано, без особого интереса, а в отдельных случаях и крайне негативно. Так, одна пожилая образованная женщина в Тбилиси на вопрос об отношении к беженцам, ответила, что считает прием беженцев, даже женщин и детей, ошибкой со стороны руководства Грузии, так как за ними могут последовать и мужчины, которые создадут напряженность в Грузии. Более того, по ее словам: "Женщины сами виноваты, раз не смогли удержать своих мужчин". Также довольно распространена точка зрения, что правительство должно больше заниматься своими беженцами из Абхазии, а не помогать чеченцам, которым не забыли участия в той войне. Однако следует отметить, что при сохранении нынешней политики России в отношении Закавказья отношение к ней также будет довольно настороженным.
Что же касается руководства Грузии, то администрация Шеварнадзе серьезно укрепила позиции после убедительной победы на последних парламентских выборов и вероятно чувствует себя вполне уверенно. Чеченские же лидеры сейчас крайне заинтересованы в улучшении отношений с Грузией. Исходя из этого, нельзя исключить элементы двойной игры в отношении официального Тбилиси к чеченскому вопросу. Руководство Грузии нуждается в поддержании минимальных связей с властями Чечни, хотя бы для решения проблем, связанных с освобождением грузинских заложников.
Однако, очевидно, что грузинское правительство не заинтересовано в конфликте с Россией, которая потенциально остается единственной угрозой существованию Грузии как независимого государства, и потому будет проявлять крайнюю осторожность. Следует учитывать и тот факт, что одним из элементов предвыбороной пропаганды правящей партии были обвинения лидера Аджарии Аслана Абашидзе в неофициальной поддержке российским правительством. В этой ситуации в своей политике Грузия все больше ориентируется на европейские страны, а не на Россию. Прозападные настроения, и не только в политической области, набирают силу и среди населения, в том числе и среди той его части, которая раньше в области образования и культуры традиционно ориентировалась на Россию (главным образом интеллигенции). Показательно, что в Грузии русский язык уже перестал быть необходимым для деловой деятельности, и из карьерных целей преимущественно изучается английский язык, так же значительно возросло влияние католической церкви, что создало благоприятные условия для визита Папы Римского в Грузию.
Наиболее вероятно, что после завершения боев в Грозном и смены нынешнего руководства Чечни на пророссийское, Грузия не станет поддерживать связи с правительством А.Масхадова. Но это не решит реальных проблем в отношениях России и Грузии и вероятно не повлияет на дальнейшее расхождение политического курса обеих стран.