ОТ ИЗДАТЕЛЕЙ


  • Источники сведений. Подготовка справок
  • Органы, приговаривавшие к расстрелу
  • Места массовых захоронений жертв политических репрессий
  • Принципы публикации

  • Второй выпуск «Расстрельных списков» посвящен людям, расстрелянным по ложным политическим обвинениям в Москве в 1926-1936 гг. и похороненным на Ваганьковском кладбище. В 1950-х — 1990-х гг. они были реабилитированы.

    Биографические справки о расстрелянных составлены в Центральном архиве Федеральной службы контрразведки РФ (ниже — ЦА ФСК). Работа над справками является частью более общей работы по реабилитации, которая с 1989 г. ведется архивными службами ФСК во исполнение Указа Президиума Верховного Совета СССР «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х годов» от 16.01.1989 г., Указа Президента СССР «О восстановлении прав всех жертв политических репрессий 20—50-х годов» от 13.08.1990 г. и Закона РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18.10.1991 г.

    В Москве работа над составлением публикуемых биографических справок о расстрелянных осуществлялась в ЦА ФСК под общим руководством А.А.Краюшкина группой сотрудников архива (руководитель группы О.Б.Мозохин). В работе принимали участие сотрудники Московского УФСК (Н.В.Грашовень, В.Н.Левицкий). С декабря 1992 г. изучением архивных источников и выборкой из них необходимой информации для справок занимаются также представители московских организаций жертв политических репрессий (руководитель группы М.Б.Миндлин).

    Источники сведений. Подготовка справок

    Публикуемые сведения извлечены из материалов фонда № 7 ЦА ФСК, где сосредоточены документы о приведении в исполнение приговоров к расстрелу, и из следственных дел, хранящихся в ЦА ФСК и в архиве Управления ФСК по г. Москве и Московской области.

    В начале 1995 года началась передача архивно-следственных дел реабилитированных граждан из архива УФСК по г. Москве и Московской области в Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ).
    Документы фонда № 7 охватывают почти весь советский период, они скомплектованы в 401 том разного объема и касаются — с разной степенью полноты — не только Москвы, но и — за некоторые годы — ряда других городов и регионов СССР.

    В основном фонд включает в себя три вида документов: предписания о приведении приговоров в исполнение, акты об исполнении приговоров, документы о захоронении тел казненных. Кроме того, среди материалов фонда встречаются копии приговоров судебных органов, фотографии приговоренных к расстрелу, крайне редко — переписка об этапировании приговоренных или иная служебная переписка.

    Предписания, как правило, исходили от органа, вынесшего приговор, были подписаны кем-либо из высших руководителей этого органа и адресованы лицам, ответственным за приведение приговора в исполнение. Для 1920-30-х годов такими ответственными были коменданты (ОГПУ-НКВД, Верховного Суда СССР, Военной Коллегии Верховного Суда СССР и т.д.), либо — реже — начальники учетно-статистических отделов (отделений) ОГПУ-НКВД. Предписания печатались или на служебных бланках судебных органов, или на чистых листах бумаги, подписи всегда заверялись печатью. Форма предписания была стандартной и почти не менялась с годами: вначале указывалось, какой орган и какого числа вынес приговор к расстрелу, затем следовал приказ «расстрелять нижепоименованных граждан» (вариант — «немедленно расстрелять» или «привести в исполнение приговор к высшей мере уголовного наказания — расстрелу над следующими лицами», или т.п.), после этого шел перечень приговоренных — фамилия, имя, отчество, иногда и возраст. В предписаниях судов и трибуналов в некоторые годы указывалось, кроме того, и по каким статьям осужден приговоренный к расстрелу, изредка даже и год и место его рождения; предписания же, исходившие от ОГПУ, всегда были предельно сжаты и никакой «лишней» информации не содержали.

    Акты обычно выполнялись от руки (в отличие от предписаний — всегда машинописных) на обороте (а если запись была достаточно короткой, то и на лицевой стороне) предписания. Полная форма акта, помимо стандартного указания на то, что приговор приведен в исполнение, содержит полный список лиц, расстрелянных по данному предписанию, более краткая — лишь число расстрелянных, в 1920 — начале 1930-х. гг. нередки и лаконичные расписки — «исполнено». Обязательно обозначена точная дата, а иногда и час казни. Конкретное место приведения приговора в исполнение никогда не указывалось. Подписывали акт лица, осуществлявшие расстрел (в первую очередь те, кому было адресовано предписание), а кроме них — присутствовавшие (далеко не всегда) при расстрелах представители органов прокуратуры, учетно-статистических отделов (отделений) ОГПУ-НКВД, крайне редко (и только когда исполнялись приговоры по их делам) — представители судов или трибуналов. Подписей врачей на известных нам актах 1920-30-х гг. мы не встречали, из чего можно сделать вывод, что на казнях они не присутствовали.

    Документы о захоронении — это требование от коменданта или дежурного того органа, который приводил приговор в исполнение, к директору кладбища или крематория принять «для немедленного захоронения» (или кремации) определенное число (всегда точно указанное) тел и расписка об исполнении этого требования. Оба документа, как правило, датированы. Документы о захоронении сопровождают лишь часть предписаний и актов о расстрелах.
    Например, документы, подтверждающие захоронение на Ваганьковском кладбище расстрелянных в 1926-35 гг., сопровождают не более двух третей предписаний и актов о расстрелах за эти годы. В связи с этим в ЦА ФСК в сентябре 1994 г. была произведена специальная экспертиза (В.К.Виноградовым и др.), среди выводов которой, в частности, значится: «В приложении к актам о расстреле иногда отсутствуют предписания с направлениями трупов для захоронения и расписки в их приеме, но тем не менее общее оформление документов, стандартные бланки, подписи должностных лиц позволяют утверждать, что захоронения расстрелянных производились на территории Ваганьковского кладбища. Каких-либо других мест для захоронения органы ОГПУ СССР в этот период не использовали»

    Таким образом, из материалов фонда № 7 ЦА ФСК составителями публикуемых биографических справок могли быть извлечены следующие данные: фамилия, имя, отчество казненного, название органа, вынесшего приговор, дата вынесения приговора (не всегда), дата расстрела и (также не всегда) место захоронения. Остальные сведения получены из следственных дел расстрелянных, а именно:

    — Из анкеты, заполнявшейся сразу после ареста (со слов арестованного или им собственноручно), брались год и место рождения, образование, профессия, место работы, должность, сведения о членстве в ВКП(б) или компартиях других стран [С 1993 г. составители стали включать в справки также сведения о соцпроисхождении и членстве в иных (кроме коммунистической) политических партиях.], дата ареста.

    — Из приговора или заменяющего его документа (выписки из решения Коллегии ОГПУ, «тройки» или т.п.) бралась формула обвинения, по этому же источнику уточнялись дата приговора и название приговорившего органа.

    — Из приобщенных к делу документов, удостоверяющих реабилитацию (реабилитационное определение, постановление и т.д.), устанавливались все сведения о реабилитации.

    Подготовка справок в ЦА ФСК производится в следующей последовательности:

    1. Изучение фонда № 7 и выявление первичных данных.

    2. Проверка выявленных имен расстрелянных по справочным картотекам Министерства внутренних дел и Федеральной службы контрразведки с целью установления мест хранения следственных дел и выяснения официальных формулировок приговоров к расстрелу (статьи Уголовного кодекса или формулы обвинения).

    3. Истребование дел из архивов. При этом дела на лиц, осужденных по обвинениям только общеуголовного характера (даже если следствие по этим делам вели органы госбезопасности), из архивов не истребуются.

    4. Разделение полученных из архивов дел на две группы: реабилитированных и нереабилитированных. Дела второй группы готовятся к отправке в органы прокуратуры для решения вопроса о реабилитации, из дел первой группы извлекаются данные для биографических справок о расстрелянных.

    5. Уточнение (при необходимости) биографических данных по дополнительным источникам, составление справок.

    Справки по мере завершения работы над ними группируются в списки по местам захоронений. Каждый такой список, когда в нем набирается несколько десятков имен, передается заинтересованным общественным организациям (объединениям и ассоциациям бывших политзаключенных, «Мемориалу») и в органы печати, взявшие на себя публикацию этих списков («Вечернюю Москву», «Российскую газету»).

    Органы, приговаривавшие к расстрелу

    Легко заметить из настоящей книги, что подавляющее большинство расстрелянных по политическим мотивам в 1926-34 гг. были приговорены не общими судами или военными трибуналами, а решениями ОГПУ. Это обстоятельство нуждается в пояснении.

    Право «внесудебной расправы» ВЧК было предоставлено сразу после образования, и с самого начала это право осуществлялось высшим коллективным органом — Коллегией (Президиумом) ВЧК в Центре (в Москве) и коллегиями губернских ЧК на местах. Коллегии ВЧК и ГубЧК проводили специальные судебные заседания и выносили приговоры — от самых незначительных и вплоть до высылок, заключений в концлагерь и расстрелов. В ОГПУ СССР, созданном в 1923 году и наследовавшем ВЧК-ГПУ, правом вынесения приговоров обладали Коллегия и — с 1924 года — Особое совещание (ОСО) при Коллегии ОГПУ, однако приговаривать к расстрелу имела право только Коллегия. На заседаниях Коллегии рассматривались дела, проведенные не только Центральным аппаратом ОГПУ, но и местными органами (полномочными представительствами) ОГПУ. При этом следствие велось на местах (в Ленинграде, на Урале, в Сибири и т.д.), в Москву, за редким исключением, арестованных не этапировали, а направляли лишь следственные дела с предложениями о мерах наказания. В Москве дело рассматривалось в отделах Центрального аппарата и либо ставилось с рекомендацией отдела на заседание Коллегии для вынесения окончательного решения, либо отсылалось назад в местный орган (с рекомендацией о доследовании, прекращении, передаче дела в суд или прокуратуру, и т.д.). На Коллегию (равно как и на Особое совещание) ни обвиняемые, ни, тем более, свидетели не вызывались, представители защиты в рассмотрении дела также не имели права принимать участие. Заседания, формально делившиеся на распорядительные и судебные, сводились к ознакомлению с заранее подготовленными протоколами, краткому их обсуждению и подписанию. За несколько часов заседания выносилось 30-50, а иногда и более приговоров. В судебных заседаниях участвовала не вся Коллегия, а специально выделенная для этого группа ее членов — обычно не более трех человек. Руководил судебными заседаниями Коллегии в 1926-34 гг., как правило, зам.пред. ОГПУ Г.Г.Ягода.

    В 1920—начале 30-х гг. Коллегия ОГПУ — основной орган, приговаривавший к расстрелу по политическим делам. Например, в 1926 году Коллегия приговорила к расстрелу 517 человек, в 1927 — 779, в 1928 — 440, в 1929 — 1383, в 1930 — 1229. Трибуналы и суды в эту эпоху также рассматривали политические дела, но к расстрелу приговаривали значительно реже. Дело было не в «мягкости» обычных судебных инстанций, а в специально проводившейся селекции — на Коллегию направлялись дела, с точки зрения ОГПУ, более важные.

    Другое обстоятельство, понуждавшее отправлять дела не в общие суды, а в собственные судебные органы ОГПУ, — это слабая доказанность обвинений, явная во многих случаях их сфальсифицированность, откровенные нарушения требований УПК и т.п. В общих судах и трибуналах 1920-начала 30-х гг. риск, что дело вернут на доследование или даже вовсе его прекратят, был гораздо выше, чем в случае рассмотрения дела на Коллегии или ОСО.

    Из такого рода дел в судебные инстанции направлялись лишь те, которые по замыслу властей должны были рассматриваться на открытых процессах («Шахтинское», «Союзного бюро меньшевиков» и т.п.). С образованием НКВД в июле 1934 года Коллегия была ликвидирована.

    В отличие от Коллегии, Особое совещание в НКВД было сохранено и просуществовало до осени 1953 года, однако право приговаривать к ВМН оно имело лишь в годы войны и осудило тогда к расстрелу более 10 тысяч человек.

    Местные органы ОГПУ в 1920-е годы судебных прав не имели. Исключение (с 1924 г.) составляли судебные тройки, создававшиеся при тех полномочных представительствах (ПП) ОГПУ, территории которых Президиум ВЦИК объявлял «неблагополучными по бандитизму». Тройки эти учреждались на точно обозначенный срок, обычно на несколько месяцев, иногда на год. Они имели право рассматривать только те дела, которые были связаны с бандитизмом (фактически, конечно, тройки действовали шире) и приговаривать к любой мере уголовного наказания, в том числе и к расстрелу. С 1927 г. в некоторых полпредствах действовали тройки «по белогвардейцам» с теми же правами. Приговоры троек утверждала Коллегия ОГПУ в Москве. Процедура принятия решений на тройках была еще более упрощенной, чем в Коллегии: дела на тройку поступали прямо из отделов полпредств, распорядительных заседаний не было, сохранялся тот же принцип заочного рассмотрения дел без участия обвиняемых, свидетелей и защиты. В 1926-29 гг. в стране функционировало ежегодно от трех до шести таких троек полпредств ОГПУ (Сибирь, Северный Кавказ, Закавказье и некоторые другие регионы), и за эти четыре года они вместе приговорили к расстрелу более 3 тысяч человек. В феврале 1930 года для того, чтобы сломить массовое сопротивление коллективизации, Тройки были созданы при всех Полпредствах ОГПУ. Они получили право выносить приговоры не только по делам о бандитизме, но по всему спектру обвинений в «контрреволюционных преступлениях». В результате в 1930 году тройками местных органов ОГПУ было приговорено к расстрелу («высшей мере социальной защиты») 18966 (!) человек, в 1931 — 9170. В 1932-34 гг. права троек приговаривать к расстрелу были резко ограничены. Как и в прежние Тройки, в Тройки 1930-34 гг. входили, кроме председательствовавшего в них Полпреда ОГПУ (или его заместителя), представители местных партийных и прокурорских органов. Ликвидированы Тройки были в июле 1934 г. при преобразовании ОГПУ в НКВД СССР. Тройки полпредств ОГПУ 1930-34 гг. — прямые предшественники широко известных Троек УНКВД, действовавших в августе 1937 — ноябре 1938 гг. и приговоривших за этот период к расстрелу более 400 тысяч человек.

    В Москве в 1920-е гг. Тройки ПП ОГПУ не было, так как после упразднения в конце 1923 года Московского губотдела ОГПУ никакого Полпредства ОГПУ вместо него здесь не создавалось. Все дела по Москве и Московской губернии вел Центральный аппарат ОГПУ. В 1929 г. была создана Московская область (в нее вошли территории Московской, Тверской, Калужской, Рязанской, Тульской губерний), и вскоре (в феврале 1930 г.) организовано ПП ОГПУ по Московской области. При полпредстве сразу же возникла и Тройка. Первое свое заседание она провела 7 марта 1930 г., последнее — 10 июля 1934 г., за день до ликвидации ОГПУ. Таким образом, в Москве в 1930-34 гг. одновременно действовали два органа ОГПУ, имевших право приговаривать к расстрелу — Коллегия ОГПУ и Тройка при ПП по Московской области.

    Всего за 1931-34 гг. Тройка при ПП ОГПУ по Московской области вынесла более 71 000 постановлений, из них к расстрелу — более 200. Основная доля расстрельных приговоров по делам москвичей в эти годы по-прежнему приходилась на Коллегию ОГПУ. В остальных регионах СССР в начале 1930-х гг. создалась противоположная ситуация — подавляющее большинство приговоров к расстрелу выносили местные Тройки, в Москву же, на рассмотрение Коллегии ОГПУ, «расстрельных» дел отсылалось значительно меньше (в процентном отношении).

    Места массовых захоронений
    жертв политических репрессий

    Памятный знак на Ваганьковском кладбищеЕдинственными официальными документами, позволяющими достоверно установить места массовых захоронений в Москве, являются описанные выше материалы переписки между органами, осуществлявшими расстрелы, и управляющими московскими кладбищами (или крематорием). Судя по ним, в 1921-26 гг. расстрелянных хоронили на территории кладбища Яузской больницы (ныне больница № 23), в 1926-35 гг. — на Ваганьковском кладбище, а начиная с 1934 года и по крайней мере до 1950-х гг. расстрелянных кремировали в Московском (Донском) крематории.
    Памятная плита на территории Донского крематорияМожно с большой уверенностью утверждать, что прах кремированных захоронен на кладбище рядом с крематорием, однако документальных доказательств этому пока не обнаружено.
    В то же время есть документы, удостоверяющие, что на этом же кладбище в конце 1930-х гг. эпизодически производились и захоронения расстрелянных.

    Памятный знак в Бутово

    Кроме кладбищ, начиная с 1936— 1937 гг., в качестве мест захоронений использовались и две специально выделенные НКВД для этих нужд территории (так называемые «зоны») в ближнем Подмосковье — в поселке Бутово и в бывшем совхозе НКВД «Коммунарка». Именно здесь похоронены десятки тысяч расстрелянных в 1937-38 гг.

    К сожалению, документы о захоронениях в Бутове и «Коммунарке» в фонде № 7 Центрального архива ФСК отсутствуют; скорее всего, их и не было, так как в данном случае и расстрелы, и захоронения осуществлялись одной и той же государственной структурой (НКВД), и в межведомственной переписке необходимости не возникало. Поэтому устанавливать, кто именно из расстрелянных в какой из двух «зон» похоронен, приходится на основании косвенных данных (характер предписаний и актов о расстрелах, место их хранения и т.д.) и дать точный ответ возможно далеко не всегда.

    Важнейшие источники (как устные, так и документальные) о захоронениях в Бутове и «Коммунарке» проанализированы в Экспертном заключении архивной службы ФСК от 6.04.1993 г. (см.: «Мемориал-Аспект», 1993, июль, № 1/3, с.4-5). По выводам авторов Заключения, в «Коммунарке» захоронено 10-14 тысяч, в Бутове — 25-26 тысяч человек. В Заключении также приведены устные свидетельства, судя по которым в некоторые эпохи в Бутове и «Коммунарке» не только производились захоронения привезенных туда тел расстрелянных, но и осуществлялись сами расстрелы.

    За исключением перечисленных мест, официальными документами не подтверждено ни одно массовое захоронение расстрелянных в Москве. Современные устные свидетельства относительно Калитниковского, Рогожского и других кладбищ нуждаются в серьезной проверке и подтверждении дополнительными материалами.

    Принципы публикации

    Данная книга — вторая в серии «Расстрельных списков», которую издает «Мемориал». В первой, посвященной тем, чей прах захоронен на территории Донского крематория, мы публиковали списки в том виде и последовательности, в каком получали их из ЦА ФСК. Сейчас мы решили изменить принцип публикации. Перед нами было несколько возможностей: упорядочить списки по алфавиту фамилий казненных (в других городах России, печатая книги памяти жертв репрессий, идут, как правило, именно этим путем) или ввести хронологическую последовательность: по датам ареста, датам вынесения приговора или датам расстрела. Мы пришли к выводу, что организация списков в хронологической последовательности по датам вынесения приговора наиболее целесообразна. В этом случае имена людей, проходивших по одному делу, практически всегда оказываются рядом (чего не было бы, если бы в основу мы положили дату расстрела, — случаи, когда однодельцев расстреливали в разные дни, не так уж редки), и, кроме того, облегчается поиск имен людей, расстрелянных в один и тот же день (и значит, как правило, похороненных в одной могиле — вопрос этот волнует многих родственников казненных). Остальные изменения, которые мы вносили в предоставленные нам списки, носят исключительно редакторский характер — сверка дат и названий, унификация сокращений и т.п. Мы не исправляли неточности, касающиеся географических названий и административно-территориальных обозначений, — это потребовало бы непосредственной работы с многими архивно-следственными делами, а такой возможности мы не имели. Для удобства поиска имен в конце книги мы поместили указатель.

    Все фотографии казненных взяты или из следственных дел, или из фонда № 7 ЦА ФСК. К сожалению, фотографии многих расстрелянных в архивах ФСК отсутствуют.

    Некоторые сведения в публикуемых списках могут расходиться с данными из других источников. Так, дата ареста может несколько отличаться от зафиксированной в семейном предании или в материалах семейного архива. В публикуемых справках она устанавливалась по анкете арестованного. Однако возможны случаи, когда в анкете дата ареста отсутствует или (впрочем, крайне редко) отсутствует сама анкета. Тогда составители должны были выбирать между датами в других документах следственного дела: в ордере на арест и протоколе обыска. Но ордер мог быть написан за несколько дней до ареста (в эпоху массового террора — это вполне обычная практика), а обыск в квартире, как правило сопровождавший арест, иногда проводился и через несколько дней (даже недель) после ареста — если человека арестовывали не по месту постоянного жительства, а в командировке или на отдыхе. В случае, когда в деле не оказывалось дополнительных подтверждений одной или другой даты, по принятому составителями справок принципу, выбиралась более ранняя, т.е. дата, указанная в ордере на арест. Разночтения и неточности встречаются и в других данных, извлеченных из анкет арестованных — тут не исключены ни случайные ошибки, ни сознательные искажения как со стороны следователя, так и со стороны арестованного.

    Особое внимание следует обратить на даты смерти, где возможны несовпадения с другими документами (в т.ч. и официальными свидетельствами о смерти, выданными в прежние годы отделами ЗАГС). Причины таких расхождений — в специальных инструкциях НКВД-КГБ, согласно которым родственникам расстрелянных по приговорам несудебных органов в течение многих лет намеренно сообщали ложные сведения о датах и обстоятельствах смерти их близких.

    Основные нормативные акты по этому вопросу, известные на сегодняшний день: Приказ НКВД СССР № 00515 от 1939 г.; Указания КГБ СССР № 108сс от 24.08.1955 г. и № 20cc от 21.02.1963 г.; Приказ КГБ СССР № 33 от 30.03.1989 г.; Постановления Президиума ЦК КПСС от 18.08.1955 г. и от 15.02.1963 г.; Указание Министерства Юстиции СССР № К-5 от 21.03.1989 г. Подробнее см.: «Мемориал-Аспект», 1993, б.н., с.4 и 1994, № 10-11, с.12.

    Во всех случаях расхождений более точными следует считать данные, опубликованные в настоящем издании — они базируются на первичных источниках.

    Мы хотели бы еще раз обратить внимание на тот факт, что публикуемый мартиролог не включает в себя всех расстрелянных, похороненных на Ваганьковском кладбище. Дело не только в том, что исследование фонда № 7 еще не закончено (хотя в основном за период 1926-36 гг. оно уже завершено) и возможно обнаружение новых имен. Другое обстоятельство — это то, что в книге представлены справки только на тех из расстрелянных, кто впоследствии был реабилитирован. Следовательно, за пределами издания остались имена:

    а) осужденных по политическим обвинениям, по делам которых не завершен пока процесс реабилитации;

    б) осужденных по политическим обвинениям, по делам которых в реабилитации отказано;

    в) осужденных по политическим обвинениям, по делам которых невозможно провести процесс реабилитации, так как пока не удается найти в архивах их следственные дела;

    г) осужденных по общеуголовным обвинениям (экономические, должностные преступления, бандитизм и т.д.).

    Цифровое соотношение между этими категориями различно за разные годы. За 1931 г., например, в фонде № 7 ЦА ФСК обнаружены данные на 301 расстрелянного, из этого числа попали в настоящее издание справки на 183 реабилитированных, архивно-следственных дел не обнаружено на 24 человека, осужденных по общеуголовным статьям — 37, остальные — это те, в реабилитации которых отказано или чьи дела находятся в процессе пересмотра.

    Кроме того, следует помнить, что некоторые судебные органы приводили в исполнение свои приговоры к расстрелу без участия ОГПУ, и в таких случаях (кажется, сравнительно немногочисленных) документы о расстреле оставались в архивах этих органов и соответственно сведения о расстрелянных не могли попасть в настоящее издание, базирующееся исключительно на архивах ФСК. [Отдельные документы хранятся, например, в фонде Верховного Суда СССР в ГАРФ. Они дают возможность для небольших дополнений и некоторой коррекции сведений, полученных из материалов фонда № 7 ЦА ФСК.]

    Несколько предуведомлений технического характера. Работа над списками ведется уже в течение нескольких лет, за это время принципы отбора материалов составителями менялись, и вследствие этого в полученных нами справках имеется некоторый разнобой. В частности, в сведениях, касающихся реабилитации. Иногда в справках, полученных нами, имеется полная информация на этот счет: дата, основание, реабилитирующий орган, однако довольно часто какого-то из этих параметров нет. Считая наиболее показательной здесь дату реабилитации, мы решили при публикации во всех случаях оставлять именно ее, если же она в справках отсутствует (в основном это касается реабилитированных в последние годы), мы указываем основание реабилитации — Указы Президента СССР, Президиума Верховного Совета СССР или Закон РФ о реабилитации жертв политических репрессий.

    Издатели будут благодарны всем, кто пришлет свои дополнения к сведениям о жертвах политических репрессий, публикуемым в этой книге, а также фотографии этих людей.