письмо № 39 (1968, 13—29 февраля)
...стоит ли мне писать письмо именно сейчас... — Здесь и далее речь идет о начавшейся 12 февраля голодовке шестерых заключенных 17-го лаготделения — Ю.Даниэля, Б.Здоровца, В.Калниньша, С.Мошкова, В.Ронкина и Ю.Шухевича. Голодающие выставили следующие требования: гарантировать заключенным возможность писать, рисовать, заниматься наукой и т.д., легально передавать результаты своего творчества родным; гарантировать верующим возможность получать религиозную литературу, иметь при себе нательные кресты и другие предметы культа; прекратить практику произвольного лишения свиданий, необоснованной конфискации переписки, изъятия бумаг и пр.
На следующий день после объявления голодовки ее участников этапировали в Явас, где, согласно инструкции, изолировали (их поместили в следственный изолятор Дубравлага). Принудительное кормление было начато на пятый день.
Этот инцидент стал значительным событием в истории советских политических лагерей. Разумеется, голодовки политзаключенных, в том числе и коллективные, случались и раньше. Однако эта голодовка была первой, о которой стало известно в Москве и за границей. К тому же мир только что узнал подробности о послесталинских советских политлагерях из книги А.Марченко «Мои показания» (вышла в Германии в декабре 1967 г.). В результате впервые с 1920-х сведения о подобной акции протеста вошли в сводки новостей иностранных информационных агентств. В частности, вскоре после начала голодовки о ней сообщили зарубежные радиостанции, вещавшие на СССР; по рассказам участников, это произвело ошеломляющий эффект на администрацию Дубравлага. Более высокое начальство, в свою очередь, сочло за благо пойти на компромиссы. По указанию из Москвы голодающим сообщили, что их требования удовлетворяются: лишение свиданий будет отныне допускаться только при наличии мотивированного постановления прокурора; изъятие личных бумаг, переписки и пр. также будет производиться по постановлению прокурора и с составлением соответствующего акта. Администрация подтвердила, что заключенные вправе заниматься живописью, художественным и научным творчеством, иметь при себе предметы религиозного культа. Голодающим обещали, что их требования будут учтены при разработке нового Исправительно-трудового кодекса (в принятом в 1969 г. кодексе, разумеется, ничего подобного не оказалось).
После этого голодовка, длившаяся десять дней, была снята.
Достигнутое «джентльменское соглашение» некоторое время соблюдалось, хотя и не в полном объеме: по рассказам Ю.Д., оно более или менее выполнялось в течение нескольких месяцев — но лишь в отношении самих участников голодовки и заключенных, входивших в «их круг». Тем не менее февральская акция 1968 г. осталась редким примером хотя бы частичного успеха политзаключенных в борьбе за свои права. Впоследствии, в 1970–1980-е, голодовки протеста прочно вошли в жизнь политлагерей. Однако власти уже привыкли и к ним, и к тому, что о них становилось известно за пределами лагеря. Поэтому значительных уступок голодающим удавалось добиться редко.
...вопрос о личной ответственности. — Одна из сквозных проблем в литературном творчестве Даниэля. В разных произведениях он решает ее по-разному. Иногда его герои принимают на себя ответственность за происходящее, потому что без этого им не сохранить собственную внутреннюю свободу и человеческое достоинство («Говорит Москва»). Иногда эта проблема трансформируется в трагическую идею «всеобщей вины» (под бременем этой вины ломается и гибнет герой «Искупления»). Но в любом случае личная, или гражданская, ответственность для Даниэля — не общественно-политическая категория, а именно личностная, нравственная ценность, единственный способ преодолеть экзистенциальный ужас одиночества и несвободы, остаться в равноправных, братских отношениях с миром и людьми.
«Каждый в грехе, совершенном вдвоем, отвечает сам за себя» («Томлинсон»). — Р.Киплинг. «Томлинсон» (пер. А.И.Оношкович-Яцыны).
Палачи Ейска, Таганрога и др. — Персонажи «Бездны» Л.Гинзбурга, соучастники преступлений нацистов на оккупированных территориях.
...ну прямо нет как нет. — Строка из песни А.Галича «Красный треугольник».
...выгнать на палубу матросов, струсивших драться! — Реминисценции на тему общественной роли, которую Л.Б. начала играть после подписанного ею и Павлом Литвиновым обращения-протеста по поводу суда над А.Гинзбургом и Ю.Галансковым. Беспрецедентность этого обращения, переданного иностранным корреспондентам в Москве и неоднократно транслировавшегося зарубежными радиостанциями, состояла прежде всего в открытой апелляции к мировому общественному мнению (а не к официальным советским инстанциям, как это было принято до тех пор). Авторы обращения оказались в центре консолидации гражданской оппозиции в СССР, начавшей с января 1968 г. приобретать признаки общественного движения. Позднее это движение назовут правозащитным.
Пока что Ю.Д. относится к происходящему довольно легко и немного иронически: находясь в лагере, он не может в полной мере оценить напряженность той конфронтации с властью, в которую вовлечены близкие ему люди. Однако нотки беспокойства в его письмах этого периода связаны, безусловно, с возможными последствиями общественной популярности Л.Б.
...в честь двухлетнего юбилея... — Имеется в виду годовщина судебного процесса над Синявским и Даниэлем, на котором Л.Н.Смирнов был председательствующим, а З.С.Кедрина и А.Н.Васильев — общественными обвинителями.
...закончился некий период... — То есть голодовка.
...не так уж наивен он был со своими теориями. — Филантропические идеи Дж.Говарда (1725–1790) оказали серьезное влияние на реформирование пенитенциарной системы в Европе в конце XVIII — начале XIX в. В своей исторической повести «Бегство» Ю.Д., в согласии с действительными высказываниями Говарда, вкладывает в его уста слова о том, что по обращению с заключенными можно судить о степени цивилизованности страны.
…«лишили общим свиданием». — Специфический синтаксис постановлений лагерной администрации; по гипотезе Ю.Д. (см. «Свободная охота», с.260), произошел от редуцирования канцелярского «лишить права пользования общим свиданием».
Легенда о Максимове... — Имеются в виду слухи о том, что в свое время, столкнувшись с затруднениями при публикации своих повестей, В.Максимов обращался за содействием в КГБ.
...как какую-нибудь серьезную литературоведческую монографию типа «Ускоренного развития литературы»... — Намек на «недозволенные вложения» (см. прим. к письму № 33)
Paldies — Спасибо (латыш.).
...«Поднять женщину на недосягаемую (для мужчин) высоту»... — «Метафора» навеяна редким зрелищем: женщина-охранница на лагерной вышке.
Повесть Ф.Фюмана в № 11 «И.л.». — Фюман Ф. Барлах в Гюстрове // ИЛ. 1967. № 11.
…читаю вверху страницы: Ю.И.Левин... — Левин Ю. О количественных характеристиках распределения символов в тексте // Вопросы языкознания. 1967. № 7.
«Угль, пылающий огнем» не состоялся. — Повести В.Катаева, о которых идет речь, — «Святой колодец» (НМ. 1966. № 5) и «Трава забвения» (НМ. 1967. № 3). Эти повести вызвали в обществе жаркие дискуссии не только литературного свойства. Более всего обсуждалась откровенная заявка автора на право занять специфическую позицию «наблюдателя» в историко-культурном процессе и соответствие этой заявки реальным, далеко не всегда безупречным обстоятельствам литературной биографии самого В.Катаева. Аналогичные дискуссии возникали и позже — после публикаций других произведений Катаева («Кубик», «Алмазный мой венец»).
...офицер, с которым, оказывается, беседовал в управлении (в Явасе) Санька. — Речь идет о споре сына Ю.Д. с лагерным начальством во время поездки на одно из несостоявшихся свиданий.
«Музыка Сфер, Пари Откровением Новым!» — сказал Багрицкий… — Из стихотворения «Ночь».
...если они, эти тетради, найдутся, мне их вернут. — Дневники Ю.Д. никогда не были ему возвращены; по-видимому, они пропали безвозвратно.
...наверняка больше ничего подобного с моими рукописями не произойдет. — Ю.Д. надеется на договоренности, достигнутые в результате голодовки.
...какие именно бытовые неурядицы у него. — Проблемы Л.Ренделя были того же свойства, что и у большинства бывших политзаключенных: невозможность прописаться в Москве или поблизости от нее; невозможность устроиться на работу по специальности. У Ренделя же сложности возникли даже с жильем и пропиской в местностях, свободных от паспортных ограничений, и с каким бы то ни было трудоустройством. Сразу после освобождения он оказался в кругу московских друзей Ю.Д. и других «сомнительных» с точки зрения КГБ личностей и дистанцироваться от новых знакомств не пожелал. Все это провоцировало настороженность и недоброжелательность курировавших Ренделя чиновников госбезопасности.
...из-за полугода или даже года неудобств... — Ю.Д. ошибся: «неудобства» Л.Ренделя длились несколько лет.