письмо № 63 (1969, 11–30 июня)
мы снова собрались всей компанией. — К голодовке Гинзбурга (см. прим. к письму № 62) 2 июня присоединился Ронкин, 3 июня — Галансков, 5 июня — Бородин и Платонов. 6 июня Арина Жолковская получила ответ от зам. начальника отдела Прокуратуры СССР В.З.Самсонова, в котором подтверждалось, что право на общие свидания с мужем за ней сохраняется. Об этом было сообщено в Озерный, и 10 июня голодовка прекратилась.
ему не довелось попрощаться с Сережей... — Сергея Мошкова, который должен был освободиться 12 июня, заранее увезли из зоны; на свободу он выходил в Явасе или в Потьме. Впоследствии это вошло в систему: таким образом администрация пыталась лишить заключенных возможности что-то передать на волю через освобождающихся.
Кнут мог бы хоть открытку написать — Кнут Скуениекс, одноделец Виктора Калниньша, вышел на свободу 17 апреля 1969 г.
мы уже видели опубликованную подборку переводов из Лорки... — Необыкновенная быстрота, с которой имя вчерашнего «государственного преступника» Скуениекса появилось в латвийской печати, объясняется, по-видимому, тем, что его репутация как поэта была весьма высокой еще до ареста. Свидетельство тому — неоднократные попытки латвийской литературной общественности Латвии облегчить его участь (см. прим. к письму № 16).
всего этого не было у нее двадцать два года... — Жена М.М.Сороки, Е.М.Зарицкая, была переведена в Дубравлаг после 6 лет пребывания во Внутренней тюрьме МВД в Москве и 16 лет заключения во Владимирской тюрьме (вероятно, один из самых длительных в мировой истории сроков содержания женщины в тюрьме).
«Но его помутился рассудок, и теперь он почти идиот » — Строки из графоманского сочинения, попавшего Ю.Д. в руки, когда он работал в качестве внутреннего рецензента для некоторых московских издательств, и вошедшие в семейный фольклор.
я представлялся даме в неподобающем виде — Как можно понять из дальнейшего, появление Ирины Корсунской в Озерном как-то связано с приездом туда Ирины Ронкиной; скорее всего, Корсунская сопровождала Ронкину в ее поездке.
Книжка о Чапеке прислана мне с ведома автора? — Речь идет о книге Инны Абрамовны Бернштейн «Карел Чапек. Творческий путь» (М.: Наука, 1969). В 1964–1965 гг. она вместе с Ю.Д. переводила пьесу Павла Когоута «Война с саламандрами» (по мотивам романа К.Чапека). Ср. запись от 4/V-69 г. в письме № 62, а также записи от 22/I-70 г. в письме № 69 и от 20/VI-70 г. в письме № 74. Упоминаемая далее Аня — дочь И.А.Бернштейн.
изрыгать хулу на весь род человеческий и на Сергея в частности — По-видимому, Сергей Мошков должен был передать Ирине Ронкиной, чтобы та не приезжала на свидание, так как шансы на его получение невелики.
ему довелось быть в одном помещении с Леней Бородиным... — В ПКТ, в дни голодовки.
не то «Бесов», не то «Дьяволиаду», не то еще что-нибудь инфернальное (именно такое — бюрократически-мистическое ) — Вероятно, Бородин более детально, чем раньше, познакомил Ронкина с программой своей организации — ВСХСОН. Новый общественно-политический строй, предлагавшийся этой программой, содержал значительный элемент теократической утопии. Собеседника Бородина могло, например, шокировать предложение сделать православие фундаментом государственной идеологии или ввести в высший правительственный орган значительное число представителей православного духовенства, обладающих правом вето. В 1960-е эта система взглядов (ныне — один из вариантов так называемого «национал-патриотизма») еще выглядела довольно экзотично: не только марксист Ронкин, но и равнодушный к идеологиям Ю.Д. воспринимают ее не как политическую платформу, а, скорее, как «интеллектуальный выверт». Ср. гораздо более спокойное отношение Ю.Д. в «Свободной охоте» к «идейному антииудаизму» Бородина (сб. «Говорит Москва». С.288); неприязнь к еврейству для него — явление достаточно традиционное и, если она не переносится на личные отношения, вполне терпимое.
жаль Юркиной приписки. — Приписка была сделана Юрием Финкельштейном, сокурсником и другом Ю.Д. и Л.Б. по Харьковскому университету. Ныне живет в США.
Садомская изменила своим гальехо с басками — В журнале «Вокруг света» была опубликована статья Н.Н.Садомской о басках; до этого же Садомская специализировалась, в основном, на этнографии галисийцев (по-испански — гальехо).
известие о возможной внутриуниверситетской работе. — После осуждения Гинзбурга И.Жолковская была уволена с преподавательской должности в университете; здесь речь идет о работе в университетской библиотеке, которую предложил ей ректор МГУ И.Г.Петровский.
начав с «энтузиастов рюкзака»... и кончив «корнетом и поручиком». — Туристский шлягер, со слегка измененными Валерием Ронкиным словами (например, вместо «энтузиасты рюкзака» — «политзэка, политзэка») был одно время в зоне чем-то средним между гимном и застольной песней.«Корнет и поручик» — известная песня «Четвертые сутки пылают станицы » (в настоящее время считается, что ее автор — К.Звездинский). На лагпункте 17-а ее исполнял, естественно, Л.Бородин.
как говорил покойный Эссель — См. прим. к письму № 10.
какой бы он там ни был человек, а то, что он пишет, — это все-таки литература. — Ю.Д. возвращается к своему спору с Борисом Золотаревским, который писал ему двумя годами ранее, что Юрий Казаков умер для него как писатель после того, как присоединил свой голос к хулителям Синявского и Даниэля. (См. запись от 9/VI 1967 г. в письме № 29 и прим. к нему.)
кто, собственно, был в этом «Перевале» из серьезных авторов? — «Перевал» — литературная группа, существовавшая при журнале «Красная новь» в 1923–1932 гг. В число «перевальцев» в разное время входили прозаики М.Пришвин и Артем Веселый, поэты Э.Багрицкий и М.Светлов, критики А.Воронский и А.Лежнев.
у «ближайших родственников» — «Ближайшими родственниками» Веры Лашковой Ю.Д. называет ее однодельцев — Гинзбурга и Галанскова.
что же это за ужас — с Леоном Тоомом?! — Московский поэт Леон Тоом покончил с собой 3 июня 1969 г.
По легкой атлетике ей — двойка с минусом. — По-видимому, после свидания Ольга Тимофеева неудачно попыталась перебросить что-то в зону через проволоку.
стих такой нашел на меня, лирический, шереметьевский... — Зимой 1963/1964 г. Ю.Д. и Хазанов вместе работали над переводами в Доме творчества в подмосковном поселке Шереметьево; именно там Ю.Д. познакомил соавтора со своим подпольным творчеством.
я с радостью увижусь с ним по возвращении; мне решительно наплевать, что могут по этому поводу говорить. — Эта часть общего письма положила начало восстановлению отношений между Ю.Д. и Юрием Хазановым. Вероятно, Ю.Д. и раньше считал, что поведение Хазанова на следствии и суде (где он выступил в качестве свидетеля, подтвердившего объективную и, косвенно, субъективную сторону «вины» Ю.Д.) нельзя ставить на одну доску с аналогичным поведением двух других его бывших друзей — А.Эсселя и Я.Гарбузенко. Но непосредственным толчком к примирению стали полученные Ю.Д. сведения о том, что Хазанов тяжело переживает разрыв с ним. Фраза «мне решительно наплевать, что могут по этому поводу говорить» связана со слухами о том, что некоторая часть их общих знакомых подвергла Ю.Хазанова своего рода остракизму как «свидетеля обвинения» по делу Синявского—Даниэля.
чистить ботинки портьерами... — Ю.Д. вспоминает некий эпизод, произошедший с ним и Ю.Хазановым на конференции по художественному переводу в Ленинграде.