Конечно, нельзя считать, что в статье отражено все многообразие аспектов деятельности ВКП(б) в регионе. В частности, мы совсем не рассматриваем документы о нелегальной, вооруженной борьбе различных польских и украинских организаций против советского режима, о политике большевиков по отношению к церкви, а национальная политика рассматривается только в контексте соответствующих подтем. Целью работы было показать большевистскую политику в отношении обычных мирных граждан, ее репрессивный и зачастую противоправный характер (даже с точки зрения советского права и так называемой социалистической революционной законности).

Первые шаги новой власти.
Создание коммунистического аппарата управления

Партийные организации в западных областях Украины и Белоруссии были созданы в соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) от 1 октября 1939 г.⁴, ссылки на которое содержатся в выступлениях партийных функционеров. Текст этого документа в открытой печати не публиковался. Два органа ЦК из трех, которые могли принять такое постановление — Оргбюро и Секретариат ЦК ВКП(б), — решений на заседаниях или опросом в этот день не принимали. Но именно 1 октября 1939 г. Политбюро ЦК ВКП(б) опросом приняло решение «Вопросы Западной Украины и Западной Белоруссии»⁵, содержащее подробный сценарий того, что произошло в этих регионах в последующие несколько месяцев. Пункт 10 решения гласит: «<...> приступить к созданию коммунистических организаций в Западной Украине и Западной Белоруссии». Очевидно, вышеназванное постановление ЦК ВКП(б) либо было принято в развитие этого пункта, либо таковым считался сам текст решения Политбюро. Вопрос остается открытым, так как материалы к этому протоколу недоступны исследователям. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 1 октября 1939 г. — первый из известных нам партийных документов, посвященных изучаемой нами проблеме.

ЦК КП(б)Б уже 2 октября 1939 г. на основе этого решения принял развернутое постановление⁶. Аналогичное решение в документах ЦК КП(б)У не обнаружено. Вместе с тем есть основания полагать, что организованная деятельность советских коммунистов в западных областях началась еще до 1 октября 1939 г. Первый секретарь Брестского обкома КП(б)Б Киселев в апреле 1940 г. так описывал начало деятельности коммунистов на территории, вскоре вошедшей в состав Брестской области БССР: «В сентябре месяце вместе с передовыми частями Красной Армии во все города <...> прибыли небольшие группы коммунистов по 15–20 человек, направленные Центральным Комитетом для работы среди гражданского населения. Первая задача небольших групп коммунистов состояла в том, чтобы навести в городе большевистский порядок — сломать аппарат старой государственной машины бывшего польского государства, создать новые органы управления, мобилизовать городское и сельское трудовое население на помощь Красной Армии в борьбе с остатками белопольских банд офицеров, жандармов, полицейских и других врагов народа»⁷. Сходная информация содержится и в отчетном докладе секретаря Станиславского обкома КП(б)У на I облпартконференции. По его словам, «партийную работу <...> начинали 20–30 коммунистов, командированные ЦК КП(б)У»⁸. Именно этим присланным партийным функционерам принадлежала вся полнота власти на оккупированных территориях, они «решали военные и хозяйственные, административные и культурные, политико-воспитательные и другие задачи»⁹.

Своим решением от 4 октября 1939 г. Политбюро ЦК ВКП(б) назначает так называемых уполномоченных по партийной работе в Белостокскую, Виленскую, Полесскую, Новогрудскую, Львовскую, Станиславскую, Тарнопольскую и Луцкую области¹⁰. Это в основном лица, впоследствии ставшие первыми секретарями областных комитетов партии. Официально ни одной из вышеперечисленных областей в тот момент в составе СССР не было, появились они только два месяца спустя, причем в большем числе и, как правило, под другими названиями¹¹.

19 ноября 1939 г. решением ЦК КП(б)Б в западных областях Белоруссии были образованы вначале оргбюро¹², а затем, спустя десять дней, бюро областных комитетов партии¹³. На Украине бюро обкомов были сформированы 27 ноября 1939 г., при этом оргбюро предварительно не создавались¹⁴. И там и там в бюро (оргбюро) входило несколько человек, как правило, секретари обкомов, председатель Оргкомитета Верховного Совета (органа, осуществлявшего функции советской власти в период до проведения выборов) и начальник УНКВД. В основном это были партийные работники среднего звена из восточных областей УССР и БССР.

Одновременно в «старых» регионах СССР началась мобилизация людей для работы в недавно учрежденных областях. Решение по этому вопросу на уровне Политбюро–Секретариата–Оргбюро ЦК ВКП(б) обнаружить не удалось, на уровне же центральных комитетов компартий Белоруссии и Украины такие решения принимались регулярно. Так, решением бюро ЦК КП(б)Б от 2 октября 1939 г. четырем восточным белорусским областям предписывалось мобилизовать 700 членов партии и 750 членов комсомола¹⁵, а постановлением политбюро ЦК КП(б)У от 20 декабря 1939 г. из десяти восточных областей УССР для работы секретарями вновь образованных райкомов партии было мобилизовано 495 коммунистов¹⁶. Отказ коммуниста поехать на работу в западные области грозил исключением из партии¹⁷.

Так как целью политики коммунистов было полное уничтожение старой системы управления, то даже на самые незначительные хозяйственные должности старались назначать людей, приехавших с востока. В Станиславской области УССР к 10 декабря 1939 г. находилось уже 942 коммуниста¹⁸, в Белостокскую область было «прислано 12 396 человек, из них на руководящую партработу — 553 человека. <...> особенно усердствовали на железнодорожном транспорте, где завезли около 3000 человек, вплоть до уборщиц»¹⁹. Во Львове и области «из числа командированных обком КП(б)У выдвинул на ответственную работу 678 человек»²⁰. В Ровенской области на 23 апреля 1940 г. было 1515 членов и 598 кандидатов партии, в основном присланных Центральным Комитетом²¹.

Есть основания предполагать, что принципы подбора кадров по национальному составу в Белоруссии и на Украине были различными. К сожалению, конкретные данные о национальном составе руководящих работников выявлены только для двух областей (по состоянию на апрель 1940 г.). В Белостокской области БССР из 11 598 человек, выдвинутых на ответственную партийную, советскую и хозяйственную работу, поляков было 5195, белорусов — 3214, евреев — 2431, русских — 613²². В Дрогобычской области УССР на такую же работу украинцев было выдвинуто 3885 человек, евреев — 336, поляков — 200–245, русских — 19²³. Сопоставление этих данных свидетельствует о том, что в Белоруссии в целом проводилась более либеральная политика при отборе кадров среди лиц нетитульных национальностей. На Украине коммунистические власти столкнулись с сильным украинским националистическим движением. Начальник Тарнопольского УНКВД Вадис в апреле 1940 г. утверждал, что «активизация антисоветской деятельности проходила на этот отрезок времени как по линии польской, так и украинской контрреволюции»²⁴. Вероятно, следствием этих специфических условий и было выдвижение в западных областях Украины кадров преимущественно украинской национальности.

Что же за люди были направлены на работу в западные области Украины и Белоруссии? Вот как охарактеризовал их деловые и нравственные качества в письме на имя Сталина помощник Ровенского областного прокурора Сергеев: «Казалось бы, что с освобождением Западной Украины сюда для работы должны были быть направлены лучшие силы страны, кристаллически честные и непоколебимые большевики, а получилось наоборот. В большинстве сюда попали большие и малые проходимцы, от которых постарались избавиться на родине»²⁵. В постановлении Ровенского ОК КП(б)У от 21 мая 1940 г. отмечалось: «Сергеев, работая специально по вопросу жалоб в областной прокуратуре, использовав свое служебное положение, подобрал ряд фактов, имевших действительное место нарушений рев. законности, по которым уже областные и советские органы реагировали и приняли меры, став на путь явной злобной антисоветской клеветы на партийные, советские органы, прокуратуру, НКВД и в целом на всю партийную организацию, называя всех проходимцами — ворами. В действительности в области имели и имеют место случаи нарушения отдельными работниками ревзаконности, по которым приняты и принимаются соответствующие меры, так, например, за бывшим предгорсоветом г.Ровно Фокша были случаи неправильной покупки вещей, грубость к населению и т.д. <...> но за эти факты Фокша еще 11 апреля 1940 г. горкомом КП(б)У с работы снят и на него было наложено партийное взыскание»²⁶. Таким образом, признавая, что высокопоставленные члены партии, используя свое служебное положение, действительно совершали уголовно наказуемые по советскому законодательству проступки, обком партии считал, что достаточно снять провинившихся с работы и вынести им партвзыскание. Сергеев же, добросовестно выполнявший свои служебные обязанности, постановлением обкома был привлечен к судебной ответственности за «клевету на партийную организацию».

В документах партийных областных комитетов содержатся десятки (если не сотни) фактов, подтверждающих правоту оценки, данной Сергеевым командированным с востока коммунистам. В Пинской области в сентябре 1940 г. за присвоение принадлежащих осаднику драгоценностей исключен из партии помощник оперуполномоченного Ленинского РОМ НКВД Д.Т.Сугако²⁷. В Барановичской области в декабре 1940 г. за присвоение вещей помещика объявлен выговор члену партии В.М.Сорокину²⁸. В Вилейской области группой руководителей во главе с председателем Видзовского РИКа Караткевичем расхищалось имущество, изъятое в свое время у лесников и осадников²⁹. В Дрогобычской области «начальник РО НКВД Новострелецкого района Кочетов 7 ноября 1940 года, напившись пьяным в сельском клубе в присутствии начальника РО милиции Псеха, тяжко избил наганом батрака Царица, который в тяжелом положении был доставлен в больницу»³⁰. В Богородчанском районе Станиславской области коммунист Сыроватский «вызывал крестьян по вопросу налога ночью, угрожал им, понуждал девушек к сожительству». В Обертынском районе этой же области «имелись массовые нарушения революционной законности»³¹ и т.д. и т.п.

Конечно, каждый раз, когда в партийных документах встречаются описания подобных случаев, речь идет об осуждении такой практики, сообщается о партийном (реже уголовном) наказании виновных, в постановлениях декларируется нетипичность подобного поведения в целом для членов ВКП(б). Но следует заметить, что в основном случаи нарушения законов коммунистами разбирались (если дело не удавалось замять) на заседаниях местных и районных комитетов партии, материалы которых хранятся в местных архивах Украины и Белоруссии и нами не изучались. Бюро обкомов разбирали только малую часть из множества нарушений законности, совершавшихся коммунистическими функционерами.

Как уже упоминалось выше, одной из первостепенных задач в западных областях коммунисты считали уничтожение органов управления и чиновников «бывшего польского государства», к чему они и приступили сразу же с приходом частей РККА. На территории будущей Станиславской области уже 20–21 сентября 1939 г. были ликвидированы магистраты и старостат, организованы временные городские управления, крестьянские комитеты в деревнях и рабочая гвардия. Возглавили все эти органы работники, командированные ЦК КП(б)У³². Рабочая гвардия в Бресте состояла из 120 человек, во всех волостных центрах, вошедших позднее в состав Брестской области, — из 30–40 человек³³. Созданная из «передовых рабочих и крестьян», рабочая гвардия была брошена на «вылавливание скрывающихся в лесах и других местах белопольских бандитов: офицеров, помещиков, жандармов и крупных чиновников польского государства. <...> Было выявлено несколько сот этих белопольских бандитов. Значительную часть <...> рабочегвардейцы убивали на месте»³⁴.

Мародерство и грабежи поощрялись как проявления классовой борьбы. Показательна в этом смысле история двух судебных процессов, прошедших в Малорытинском районе Брестской области. На первом из них — «по обвинению трех крестьян-середняков в убийстве 26 сентября 1939 г. на почве классовой мести бывшего солтуса Коробейко» — райпрокурор отказался от обвинительной речи, не находя в действиях обвиняемых состава преступления. На втором (крестьянин обвинялся в убийстве 25 сентября 1939 г. коменданта польской полиции Чипика) райпрокурор Зуб в судебном заседании «требовал к обвиняемому высшей меры наказания, что крайне изумило присутствующих на процессе крестьян». Обком своим решением снял с работы райпрокурора, отметив, что «такая практика Облпрокуратуры может вызвать неправильное толкование советских законов и правосудия». Суд крестьянина оправдал³⁵. Оценивая этот факт, секретарь Брестского обкома КП(б)Б Киселев говорил в апреле 1940 г.: «Таких убийств заклятых врагов народа, совершенных в гневе народном в первые дни прихода Красной Армии, было немало. Мы оправдываем их, мы на стороне тех, кто, выйдя из неволи, расправился со своим врагом»³⁶.

Уже в первые дни прихода коммунистов на западные территории Политбюро ЦК ВКП(б) приняло ряд указаний, направляющих их деятельность. Отметим, например, решение Политбюро от 8 декабря 1939 г. «О переходе на советскую валюту на территории Западной Украины и Западной Белоруссии»³⁷, согласно которому с 21 декабря 1939 г. злотые по счетам и вкладам обменивались на рубли по курсу 1:1, но не более 300 злотых. Для сравнения отметим, что в это время зарплату в 300 рублей в месяц получала уборщица в аппарате ЦК ВКП(б)³⁸.

Сразу по приходе коммунисты во многих населенных пунктах начали самовольно захватывать квартиры и дома, брошенные прежними хозяевами. Этот факт вызвал беспокойство в Барановичском обкоме, но не сам по себе, а как причина «срыва быстрейшего размещения работников областных, советских и хозяйственных органов»³⁹. А вот как решали свои жилищные проблемы ответственные работники в Тарнополе: «Сотрудник НКВД Кузнецов незаконно выселил из квартиры гр. Таненбаум — жену учителя, пенсионерку и все ее вещи выбросил на улицу. <...> Работник НКВД Селезнев занял квартиру <...> гр. Алексенцера <...> и несмотря на решение суда о выселении Селезнева <...> продолжал проживать в квартире <...> Работник Облспецсвязи Бочкарев самоуправно занял квартиру гр. Федербуш <...> присвоил ее домашние вещи, долгое время издевался над ней, не разрешал ей взять собственные вещи»⁴⁰. Сотрудник издательства «Правда» Жук сообщал в конце 1939 г. в ЦК ВКП(б): «В г.Белостоке <...> особенно дикую картину представляет работа по распределению жилищной площади, складов и помещений под учреждения. В этом вопросе кто сильнее, тот и хозяин»⁴¹.

Другой проблемой, с которой столкнулась коммунистическая власть, был полный развал системы снабжения населения предметами первой необходимости. Вышеупомянутый сотрудник «Правды» сообщал, что в Белостоке «очереди неимоверно велики, за хлебом больше 2000 человек у каждого магазина»⁴². Возникшие трудности разрешались в обычной для коммунистов манере. В Барановичах в декабре 1939 г., в связи с возникновением огромных очередей за хлебом, обком распорядился произвести изъятие «чуждых элементов, проникших в хлебопекарни». Ситуация во Львове и Белостоке разбиралась даже на Политбюро ЦК ВКП(б), которое в рабочем порядке рассмотрело 31 марта 1940 г. вопрос «Об обеспечении товарами городов Львова и Белостока». Политбюро поручило комиссии в составе Микояна, Хрущева, Маленкова, Пономаренко и Любимова «выработать меры по обеспечению г.Львова и г.Белостока всеми необходимыми товарами (в том числе деликатесами всякого рода) за счет всех других городов и областей СССР»⁴³.

В этой обстановке для очень многих людей (особенно беженцев из зоны германской оккупации) мелкая торговля стала единственным шансом не умереть с голода. В письме на имя секретаря ЦК КП(б)Б Пономаренко ответственные работники из Белостока Матвеев и Ванеев, признавая, что «по городу Белостоку в спекуляцию вовлечены десятки тысяч человек», просили «обязать Прокуратуру и Верховный суд БССР применять в отношении злостных спекулянтов все предусмотренные законом меры, вплоть до высшей меры наказания»⁴⁴.

Изучение партийных документов приводит к выводу, что не было таких социальных групп населения, по отношению к которым не осуществлялись бы дискриминационные меры. В качестве примера приведем текст принятого 14 декабря 1939 г. постановления политбюро ЦК КП(б)У «О выплате пенсий пенсионерам б. Западной Украины»: «Прекратить выплату пенсий следующим лицам: б. воеводам, ксендзам, попам, генералам, офицерам, жандармам, помещикам, прокурорам, председателям и членам окружных судов, крупным чиновникам министерств и иных ведомств, б. директорам и разным комиссарам, которые назначались польским правительством»⁴⁵. Постоянным «чисткам» подвергались торговые и хозяйственные учреждения. В Белостоке в январе 1940 г. бюро обкома отмечало, что «классово-чуждые элементы пробрались в советские учреждения вплоть до руководящих постов»⁴⁶. В Тарнополе к апрелю 1940 г. выявили «из 103 заведующих магазинами — 39 классово-чуждых, из 31 руководителей промартелей — 14 классово-чуждых»⁴⁷. В Барановичах в апреле 1940 г. обком партии дал указание облотделу юстиции «немедленно очистить адвокатуру от пролезших в ее состав бывших польских адвокатов»⁴⁸. Начальник Белостокского УНКВД Гладков в апреле 1940 г. утверждал, что «нельзя найти кулака и человека всякого религиозного культа, богатого поляка, у которого нет спрятанного оружия»⁴⁹. Не следует думать, что малоимущие слои населения имели какие-либо гарантии от произвола рабоче-крестьянской власти. Делегат I Дрогобычской облпартконференции Липпа в апреле 1940 г. прямо говорил: «<...> среди рабочих, крестьян, интеллигенции немало врагов»⁵⁰. В Станиславской области «проводимые дважды чистки крестьянских комитетов показали, что в них пролезли чуждые элементы»⁵¹. Негласно осуществлялась и дискриминация по национальному признаку. Секретарь Станиславского обкома Мищенко заявлял: «Конечно, мы не можем выбросить совсем польское население и не привлекать его к работе <...> но если уж на работу принимается по национальности поляк, то надо внимательно изучить его»⁵².

Единственным государственным органом, изредка пытавшимся ограничить произвол, была прокуратура. Но такие инициативы обычно грубо пресекались партийным руководством. В качестве примера можно назвать неудачную попытку граевского райпрокурора Лондаренко (Белостокская область) вернуть помещице Лещинской изъятые у нее вещи⁵³. Довольно примечательна речь дрогобычского облпрокурора Кригина на областной партийной конференции. Вот как описаны им последствия прихода Красной Армии: «Были случаи, вот в Раздольненском районе, там есть графское имение с большими ценностями, картинная галерея, прекрасная обстановка. Когда прибыло на место временное управление, управляющий имением сдал инвентарную опись всего имущества. Никто туда не заходил до прихода Красной Армии, никаким грабежам это имение не подвергалось, однако на сегодня очень интересный факт — отсутствуют две инвентарные описи на имущество, одежду и мебель. А если пойти в имение и посмотреть, то в комнатах вы обнаружите много шкафов, в которых ничего нет, во многих комнатах нет гарнитуров и мебели»⁵⁴. Речь Кригину делегаты закончить не дали, а секретарь обкома Ткач в своем заключительном слове обвинил облпрокурора в клевете, назвал его выступление «грязным делом»⁵⁵.

Каков же был результат хозяйственной деятельности большевиков? Удалось ли им наладить нормальную жизнь граждан? Партийные документы областных комитетов, до предела заполненные всякого рода сводками, планами, экономическими показателями и т.п., никогда не содержат сравнения с аналогичными показателями периода до сентября 1939 г. (за исключением некоторых социальных показателей: число школ и т.п.). На эмоциональном же уровне хорошим ответом на поставленные выше вопросы является риторическая реплика делегата I Волынской облпартконференции Шаповала в апреле 1940 г.: «Почему при поляках ежедневно поливали улицы, подметали метелками, а сейчас ничего нет?»⁵⁶

Планирование и проведение массовых депортаций

В изучаемый период под руководством органов ВКП(б) были спланированы и осуществлены массовые депортации населения с оккупированных территорий. Первым и самым крупным было выселение в феврале 1940 г. значительных групп сельских жителей, преимущественно поляков по национальности («осадников», давших название всей этой высылке²⁷, польских колонистов 1930-х гг., а также служащих лесной охраны — «лесников»²⁹ и др.). Решения Политбюро ЦК ВКП(б) по этому вопросу, неоднократно принимавшиеся в декабре 1939 г., отложились в «особых папках», хранящихся в настоящее время в АПРФ⁵⁷. В материалах ЦК КП(б)Б и ЦК КП(б)У отсутствуют какие-либо упоминания о депортациях. Это может быть объяснено только тем, что эта информация хранится в «особых папках», так как по существовавшей тогда в ВКП(б) практике решения высших парторганов дублировались и конкретизировались парторганами более низкого уровня. В документах белорусских обкомов упоминаний о таких решениях ЦК КП(б)Б не обнаружено, в материалах же Тарнопольского⁵⁸ и Станиславского⁵⁹ обкомов найдены развернутые постановления, принятые в развитие решения политбюро ЦК КП(б)У от 19 января 1940 г. «Вопросы, связанные с выселением осадников». Из документов следует, что по этому решению было принято совместное постановление политбюро ЦК КП(б)У и СНК УССР, датированное этим же днем.

Операция планировалась и проводилась в обстановке сверхсекретности, было сделано все, чтобы информация о выселении как можно позже просочилась на Запад. К осуществлению депортации было привлечено большинство местных коммунистов и комсомольцев, а также «предварительно и тщательно проверенные люди из местного населения». О сроке заблаговременно не сообщалось, так что многие были мобилизованы прямо из дома или с работы, без предварительной подготовки. Согласно одному из документов, Станиславский обком планировал провести 29 января 1940 г. инструктаж среди первых секретарей райкомов по вопросу высылки. В Тарнополе обком особо подчеркивал, что выселению подлежат «семьи осадников и лесной стражи украинцев, числящихся в воеводских списках, выявленные в процессе учета осадников органами НКВД» (то есть не только поляки), в помощь органам НКВД выделялось 500 членов партии и комсомола.

Следующими акциями стали массовые высылки в апреле 1940 г. проституток и членов семей репрессированных «контрреволюционеров». Для проведения операции были созданы областные, районные и участковые тройки НКВД, в состав которых входили партийные руководители. В Станиславской области к проведению операции было привлечено 995 человек от НКВД, в помощь им выделили 770 человек из партактива, 1119 работников местных советских органов и 250 комсомольцев. Ответственность за подготовку и проведение выселения возлагалась полностью на райкомы КП(б)У и райисполкомы, и прежде всего на первых секретарей райкомов и председателей райисполкомов. В Барановичах 8 апреля 1940 г. обком рассмотрел вопрос «О выселении семей репрессированных помещиков, офицеров, полицейских и т.д.» (докладчик — начальник УНКВД Мисюров). Приняв к сведению «заявление тов. Мисюрова о том, что все подготовительные мероприятия по выселению семей репрессированных <...> проведены», обком обязал «райкомы партии для проведения операции мобилизовать необходимое количество коммунистов и комсомольцев в каждом районе. <...> председателей райисполкомов и секретарей райкомов партии — оказать практическую помощь райотделам НКВД по обеспечению автотранспортом для перевозки выселяемых»⁶⁰.

Хотя в материалах других обкомов подобных директивных документов не обнаружено, определенную информацию о депортациях удалось найти в протоколах областных партконференций. Начальник Белостокского УНКВД Гладков сообщил в апреле 1940 г. делегатам облпартконференции, что по области было выселено более 13 000 человек осадников и лесников⁶¹. Секретарь Брестского обкома Киселев включил в свой отчетный доклад следующие данные: «10 февраля 1940 года было выселено более 1000 семей осадников и лесников, 9 апреля 1940 года состоялось массовое выселение проституток, а 13 апреля 1940 года выселение семей репрессированных и офицеров, полицейских, жандармов, помещиков, руководителей фашистских партий, провокаторов и шпионов». Особо отмечалось, что благодаря конспирации за границей узнали о выселении лишь спустя две недели после проведения операции⁶². Начальник Тарнопольского УНКВД Вадис на облпартконференции докладывал делегатам, что по вверенной ему области «в порядке массовой операции по специальному заданию партии и правительства <...> выселено <...> осадников 7000 семей (31 700 душ), семей репрессированных — 9103 (38 074 человека)». Как «особенно положительный факт в обоих выселениях» отмечалось «активное участие в этой работе нового, созданного парторганизацией сельского актива, представляющего большую цифру в более 15 000 человек». Данные, приведенные Вадисом, разбиты на группы: семьи контрреволюционеров, офицеров, полицейских и т.д. Интересно, что число высланных семей контрреволюционеров украинской национальности — 349 (1074 человека) превышает число таковых польской национальности — 239 (703 человека)⁶³. Материалы других обкомов содержат лишь упоминания о проведенных депортациях, в основном в протоколах облпартконференций.

Сведения о грубейших нарушениях закона во время выселения, о разграблении имущества осадников и лесников содержатся в документах практически всех 11 западных обкомов. Причем, наряду с так называемым низовым активом, этим не брезгали и многие высокопоставленные коммунистические аппаратчики. В Дрогобычской области инструктор райкома Никитченко «во время выселения осадников присвоил себе велосипед. <...> Присваивали имущество и работники милиции»⁶⁴. Уже упоминавшийся выше работник прокуратуры Ровенской области Сергеев сообщал в своем письме на имя Сталина о том, что «в период выселения осадников в отдельных районах (Клеванский и др.) имели место факты незаконной продажи конфискованных вещей осадников по заниженным ценам»⁶⁵. В связи с фактами разграбления и продажи по заниженным ценам имущества осадников специальные постановления принимались Станиславским⁶⁶, Львовским⁶⁷, Вилейским⁶⁸ обкомами партии.

Следует отметить, что были факты и прямо противоположного рода — проявления солидарности с выселяемыми и репрессированными людьми. Причем и со стороны членов партии. Некоторые такие факты попали в документы областных комитетов и квалифицировались партийными органами как предательство интересов партии. В Вилейской области председатель Дисненского РИКа Василевская помогала устраиваться на работу «классово-чуждым элементам»⁶⁹. В Пинской области зав. сектором партстатистики и единого партбилета оргинструкторского отдела Пинского райкома КП(б)Б Савеленко Н.С., «находясь на квартире родителей репрессированного органами НКВД, по просьбе матери репрессированного пыталась узнать в Управлении НКВД о причинах его ареста, а также в день выселения семьи этого репрессированного за пределы области 13 апреля 1940 года <...> совместно с матерью репрессированного пошла на железнодорожную станцию и взяла у жены репрессированного ребенка из вагона и передала его матери репрессированного, но при вмешательстве часового эшелона ребенок был возвращен обратно»⁷⁰. В Белостокской области свое возмущение в апреле 1940 г. высказывал начальник УНКВД Гладков: «Мы недавно проводили мероприятия по выселению семей офицеров и других сволочей, и там приходилось сталкиваться с советскими людьми, которые живут вместе с местными и заявляют: это моя жена или: я хочу на ней жениться»⁷¹.

При изучении документов о массовых и тщательно подготовляемых высылках, у любого человека, знакомого с коммунистической системой управления, не может не возникнуть вопрос: а так ли уж все гладко обстояло с выполнением задания партии и правительства? Неужели повсеместно все было сделано аккуратно и в срок? В материалах Вилейского обкома удалось обнаружить один документ, подтверждающий наши сомнения. В сентябре 1940 г. в ходе разбора на бюро обкома персонального дела начальника Шарковщинского РО НКВД Левшова Д.С., обвинявшегося в пьянстве, было отмечено: «<...> в районе до последнего времени не изъяты 25 бывших лесников, жены помещиков и полицейских»⁷².

К лету 1940 г., когда основные массовые выселения были уже проведены, сталинское руководство перешло к более гибкой, прагматичной тактике. Приведем здесь текст телеграммы Сталина, направленной 3 июля 1940 г. секретарю Львовского обкома Грищуку (копия секретарям ЦК компартии Украины Хрущеву и Бурмистенко): «До ЦК ВКП(б) дошли сведения, что органы власти во Львове допускают перегибы в отношении польского населения, не оказывают помощи польским беженцам, стесняют польский язык, не принимают поляков на работу, ввиду чего поляки вынуждены выдавать себя за украинцев и тому подобное. Особенно неправильно ведут себя органы милиции. ЦК ВКП(б) предлагает вам за вашей личной ответственностью незамедлительно ликвидировать эти и подобные им перегибы и принять меры к установлению братских отношений между украинскими и польскими трудящимися. Советую вам созвать небольшое совещание из лучших польских людей (Курсив наш. — С.Ф.), узнать у них о жалобах на перегибы, записать эти жалобы и потом учесть их при выработке мер улучшения отношений с поляками»⁷³.

Следует отметить, что репрессиями, проводимыми по приказу из центра, деятельность местных органов внутренних дел не ограничивалась. В речах руководителей НКВД на облпартконференциях в апреле 1940 г. лейтмотивом проходили два положения: 1) наряду с репрессированными по приказу из Москвы арестовано большое число других контрреволюционеров, 2) несмотря на все усилия остается «огромная засоренность врагами народа».

Паспортизация населения

Следующим важным шагом по советизации западных областей явилась паспортизация населения. Решений по этому вопросу в документах Политбюро, Секретариата и Оргбюро ЦК ВКП(б) не обнаружено.

В документах политбюро ЦК КП(б)У материалы о паспортизации также отсутствуют, единственный директивный документ, ссылка на который имеется в протоколах Станиславского обкома, это постановление СНК СССР от 20 декабря 1939 г.⁷⁴ Начать паспортизацию в области предписывалось с 15 февраля 1940 г., ответственность за ее проведение возлагалась персонально на секретарей райкомов партии и руководителей местных органов советской власти. До 20 февраля 1940 г. надлежало подать в органы милиции списки лиц, у которых национализированы земля и имущество. В Ровенской области приступить к паспортизации предполагалось с 26 февраля 1940 г.⁷⁵

В Западной Белоруссии паспортизация проводилась в соответствии с решением ЦК КП(б)Б от 16 февраля 1940 г. «О введении паспортной системы в западных областях Белоруссии», ссылка на которое имеется в документах Белостокского обкома⁷⁶. Само решение в протоколе № 129 заседаний бюро ЦК КП(б)Б, датированном 16 февраля 1940 г., отсутствует. В Белостокской области предполагалось начать паспортизацию 15 февраля, а закончить к 1 мая 1940 г. Всем горкомам и райкомам партии предписывалось принять по этому вопросу специальные постановления, а начальнику УНКВД Гладкову «паспортизацию в первую очередь провести в городах Белостоке, Гродно, Ломжа и приграничной полосе области». В Белостоке паспортизация должна была закончиться 15 марта 1940 г. Горкомы и райкомы партии обязывались «выделить достаточное количество коммунистов и комсомольцев для работы на паспортных пунктах».

Не вызывает сомнения, что паспортизация населения была очередной закамуфлированной репрессивной кампанией. Результатом ее должна была стать высылка тех граждан, которые ранее по той или иной причине не попали в категорию контрреволюционеров, но чье независимое поведение или социальный статус не устраивали коммунистические власти. Невыдача паспорта по решению местных органов милиции автоматически приводила к высылке. Эти цели большевиков откровенно были сформулированы в апреле 1940 г. начальником Белостокского УНКВД Гладковым на облпартконференции: «Мы должны провести паспортизацию. Вы знаете, что при том положении, которое мы имеем, паспортизация имеет огромное значению. Мы должны как следует проверить людей, если не полностью, то процентов на 90 — обязательно»⁷⁷. В Брестской области руководитель обкома Киселев утверждал в апреле 1940 г., что «паспортизация <...> сильно помогает и поможет в борьбе со спекуляцией».

Судя по всему, население западных областей оказывало определенное сопротивление проведению паспортизации. Вот как описывал один из таких фактов в апреле 1940 г. руководитель Станиславского обкома Груленко: «На весовом заводе бывшего собственника Меера, который работал на заводе до последнего времени и когда ему органы милиции отказали в выдаче паспорта и предложили выехать из города, заводской комитет собрал рабочих, на собрании единогласно решили просить власти оставить его жить в городе, выдать ему паспорт, мотивируя это тем, что он очень хороший человек. Аналогичный случай имел место на машиностроительном заводе города Станислава»⁷⁸.

Как и вс, что намечали сделать большевики, паспортизация проходила трудно, с нарушением ранее утвержденных сроков. Станиславский обком 13 мая 1940 г. был вынужден принять по этому поводу специальное постановление⁷⁹. Отмечалось, что на 10 мая 1940 г. из 205 000 человек паспорта получили лишь 187 650 (91,5%). Новым сроком окончания паспортизации назначалось 20 мая 1940 г. Во Львове обком в постановлении от 21 марта 1940 г. отмечал, что «работа начата лишь в 6 районах, а по городу Львову вместо 40 000 паспортов выдано 1500"⁸⁰. В Дрогобычской области к апрелю 1940 г. было выдано 110 000 паспортов вместо 260 000⁸¹. В Белостокской области в апреле 1940 г. руководитель УНКВД Гладков обвинил в срыве паспортизации руководителей местных парторганизаций и милицию⁸². Так как с осени 1940 г. упоминания о паспортизации из документов обкомов исчезают, можно предположить, что к этому времени мероприятие в целом было завершено.

Выборы

Первыми выборами, которые прошли в западных областях, были выборы 22 октября 1939 г. в так называемые Народные собрания Западной Белоруссии и Западной Украины. Документы убедительно свидетельствуют, что это был спектакль, прошедший под полным контролем коммунистов. В материалах центральных и местных газет того времени есть и стихийная инициатива ранее угнетаемых рабочих и крестьянских масс, и свободное выдвижение кандидатов, и много других пропагандистких пассажей того же рода. На самом деле решение о созыве Народных собраний в Западной Белоруссии и на Западной Украине было принято Политбюро ЦК ВКП(б) (в рабочем порядке) 1 октября 1939 г.⁵ Один из подпунктов решения гласил: «Днем выборов в Народное собрание назначить 22 октября 1939 года». Дальнейшая разработка сценария проводилась в центральных комитетах компартий Украины и Белоруссии.

В Белоруссии уже 2 октября 1939 г. бюро ЦК КП(б)Б рассмотрело и приняло к «неуклонному исполнению постановление ЦК ВКП(б) от 1 октября 1939 года». Секретарю ЦК КП(б)Б Малину и заведующему одним из отделов ЦК Эйдинову было поручено «организовать группу и разработать проекты деклараций Народного собрания по вопросам <...> о вхождении в состав БССР и СССР»⁸³. 14 октября бюро ЦК КП(б)Б утвердило проекты решений и подробный порядок проведения Народного собрания⁸⁴.

В документах политбюро ЦК КП(б)У информация о подготовке к выборам в Народное собрание отсутствует. Возможно, потому, что эти материалы хранятся в «особых папках». В обкомовских документах ее нет вообще, так как все они датированы не ранее ноября 1939 г. Упоминания же о результатах этих выборов на облпартконференциях в апреле 1940 г. (только в превосходных степенях) никаких новых сведений по этой теме не содержат.

Следующие выборы в западных областях — в Верховные Советы СССР, БССР и УССР — состоялись 24 марта 1940 г. Решение по этому вопросу Политбюро ЦК ВКП(б) приняло 7 января 1940 г.⁸⁵, а 3 февраля было предписано «не позднее 10 февраля 1940 года представить центральным комитетам КП(б)Б и КП(б)У в ЦК ВКП(б) кандидатуры в Верховный Совет СССР»⁸⁶, и 20 февраля 1940 г. эти кандидатуры были утверждены⁸⁷. Первоначально ЦК КП(б)У просил ЦК ВКП(б) назначить выборы на 18 февраля⁸⁸, а ЦК КП(б)Б — на 25 февраля 1940 г.⁸⁹ Вероятно, ЦК ВКП(б) счел эти сроки недостаточными для подготовки. Кроме всех этих решений в документах Пинского обкома обнаружена ссылка на телеграмму Сталина «Об организационной и агитационно-пропагандистской работе во время выборов в Верховные Советы СССР и БССР»⁹⁰. Подробные инструкции по поводу того, как во время выборов не допустить нежелательных эксцессов, содержатся в письме с грифом «Опубликование запрещается», направленном 5 февраля 1940 г. обкомам, горкомам и райкомам западных областей БССР Центральным Комитетом КП(б)Б⁹¹.

В изученных документах нет исчерпывающих данных о национальном составе кандидатов в депутаты Верховных Советов, но и те данные, которыми мы располагаем, позволяют предположить, что он сильно отличался от этнического состава западных областей. Так, в Верховный Совет СССР от западных областей БССР было выдвинуто 22 человека: белорусов — 15, русских — 4, украинцев — 2, поляков — 1⁹². В Волынской области в оба Верховных Совета (СССР и УССР) было выдвинуто 16 человек — 15 украинцев и 1 еврей⁹³.

Коммунистическая пресса писала, что подготовка к выборам вылилась в настоящий праздник. А как относились к выборам партийные функционеры, обеспечивавшие их проведение? Вот два примера из практики работы избирательных комиссий в Ровенской области. Член ВКП(б) с 1931 г., член Тучинского райкома партии, секретарь избирательного участка села Сенное Тучинского района Трофименко И.Н. «к моменту подсчета голосов избирателей, объявив голосование законченным, открыл урну, выложил на стол бюллетени и заявил членам комиссии, что из присутствующих 10 членов комиссии может остаться 3 человека, а остальные могут идти спать <...> Трофименко, напившись пьяным, оставив на произвол все избирательные документы, направился следом за 18-летней местной девушкой Мазур Г., членом той же избирательной комиссии, задержал ее и стал приставать к ней с целью использования как женщины, валял ее в снегу <...> напомнил ей, что имеет оружие <...> избирательные документы представил в райисполком с большим опозданием»⁹⁴. Райпрокурор Демидовского района, член партии с 1932 г. Кузьмин Я.И. «взял к себе на работу <...> жену парикмахера гр. Слеп Риву, с которой вел распутный образ жизни. <...> будучи в с. Калиновка уполномоченным по выборам <...> Кузьмин специально, нарочным из Демидовки вызвал к себе в Калиновку гр. Слеп Р., с которой организовал ночной разгул, в результате чего опоздал с отправкой избирательных материалов на 1,5 часа»⁹⁵. Читая эти документы, нетрудно прийти к выводу, что основной виной этих коммунистов перед партией были не уголовные преступления и нравственная нечистоплотность, а задержка со сдачей документов, помешавшая вышестоящим партийным руководителям вовремя отчитаться перед центром.

О том, как учитывалась во время выборов национальная специфика, рассказывал в апреле 1940 г. делегатам Белостокской облпартконференции секретарь Снядовского райкома партии: «Снядовский район исключительно польский район, мы не имеем там ни одного белоруса и ни одного русского. Правда, там был один русский белогвардеец, мы его выслали оттуда. Интересно рассказать о том, как обком партии готовил избирательные материалы, лозунги к выборам в Верховные Советы. Избирательные работы и лозунги готовились на белорусском, русском, еврейском, польском и других языках, лозунги и материалы были присланы в этот район на русском и еврейском языках, а на польском языке были посланы в другие районы»⁹⁶. Спешка в подготовке к выборам приводила к курьезам. В Пинской области «в период подготовки и проведения выборов в Верховные советы <...> передовая часть деревни Колодной выдвинула инициативу об организации колхозов <...> было подано 118 заявлений <...> на первом собрании председателем колхоза был избран член ППС⁹⁷ Марушок, кладовщиком — член ППС Русанович, бригадиром — солтус. Руководил собранием председатель райисполкома Масленников»⁹⁸.

Реакция простых граждан на эти так называемые выборы, несмотря на тотальный контроль органов НКВД, была неоднозначной. В Тарнопольской области, выступая на предвыборном собрании в местечке Поморяки, крестьянин Иван Возняк заявил: «Я ничего понять не могу. Говорили, что можно выставлять своих кандидатов, а на деле только тех, кого хочет начальство». Другой житель этого же местечка утверждал, что «50% не будут голосовать, т.к. народу живется очень плохо». В селе Игровица 23 марта была выявлена «контрреволюционная листовка». Во время выборов «были случаи, когда в урны опускали контрреволюционные листовки, а также делали неприличные надписи на бюллетенях <...> В селе Туркань за два дня до выборов была поднята паника, что всех поляков будут выселять»⁹⁹. В Брестской области «в некоторые урны для голосования во время выборов <...> вместе с бюллетенями враги народа опускали контрреволюционные листовки»¹⁰⁰. В Станиславской области в селе Добротово Надвирнянского района перед выборами «националисты Иванишек и Янко распускали среди крестьян слухи, что йкоммуния отберет землю у всех богатых, а бедных потом заберут и отправят в Сибирь, что Красная Армия закрывает все церкви, детей заберут в отдельные дома, а над украинцами коммуния поставит с нагайками евреевк»¹⁰¹.

О профессиональных качествах депутатов, выбранных от народа, говорит следующий факт. В октябре 1940 г. на пленуме обкома отмечалось, что депутат Верховного Совета БССР от Пинской области Мисюра, работающая заместителем директора завода в Давид-Городке, «до сих пор остается безграмотной, живет в лачуге, за все время не получила ни одного письма от избирателей»¹⁰².

Выборы в местные советы коммунисты, судя по всему, предполагали вначале провести уже поздней весной 1940 г. Известно, что такие намерения были у Центрального Комитета Компартии Белоруссии, который 19 ноября 1939 г. обратился в ЦК ВКП(б) с просьбой назначить местные выборы на 26 мая 1940 г.¹⁰³ Однако Политбюро ЦК ВКП(б), сочтя, вероятно, что коммунисты еще недостаточно контролируют ситуацию, распорядилось в своих решениях от 7 января 1940 г. «Об образовании районов в западных областях БССР» и «Об образовании районов в западных областях УССР» сформировать местные органы советской власти из назначенцев. Городские и районные исполкомы были сформированы в основном из проверенных кадров с востока, а вот в сельсоветы пришлось назначать представителей местного населения. Критерии отбора предельно ясно были сформулированы в решении ЦК КП(б)Б от 29 января 1940 г.: «... отбирать <...> в советы наиболее преданных людей, доказавших на деле свою преданность партии <...> ни в коем случае не допускать <...> проникновения кулацких и других враждебных элементов». В сельские советы входило 5–7 человек, в городские и поселковые — 7–9 человек¹⁰⁴. В документах Пинского обкома сообщается, что в советы, действовавшие с февраля 1940 г., были назначены «бедняки, батраки и середняки, большинство из них малограмотные»¹⁰⁵.

Выборы в местные советы состоялись только в октябре 1940 г. Несмотря на то, что со времени прихода к власти коммунистов прошло более года, не обошлось без неприятных сюрпризов. Срывы проходили как на стадии формирования избирательных комиссий, так и во время самих выборов. В Пинской области «имели место случаи, когда рекомендованные (райкомом. — С.Ф.) кандидатуры не прошли в отдельных местах. <...> В деревне Ситница член партии директор МТС Павлюченко не организовал как следует собрание крестьян, пустил дело выдвижения кандидатур в состав избирательной комиссии на самотек. Этим воспользовалась враждебная часть деревни, и все пять кандидатур, рекомендованные партийной организацией, были отведены, а прошли в состав комиссии бывший солтус и бывший комендант резервистов»¹⁰⁶. В Гусятинском районе Тарнопольской области, по словам секретаря райкома Терещенко, «в одном селе, там, где мы не поработали, или, вернее, поработали, но очень плохо, где понадеялись на прикрепленного товарища, один кандидат в местные советы не избран»¹⁰⁷. В Дрогобычской области, как это отмечалось в специальном постановлении обкома, в селе Старые-Стрелища «из 3500 человек пришло на выборы 110 человек, а проголосовало за выдвинутого кандидата только 58 человек»¹⁰⁸.

Кроме выборов в советы коммунисты столкнулись с необходимостью провести выборы в профсоюзах. Партия, называвшая себя пролетарской, здесь имела дело с рабочими, для которых участие в профсоюзах было не «школой коммунизма», а легальной возможностью защищать свои права. Документы свидетельствуют, что коммунисты хорошо отдавали себе отчет в том, какие опасности таит для них такое положение дел.

Уже в начале октября 1939 г. Секретариат ЦК ВКП(б) командировал в Западную Белоруссию и на Западную Украину группы работников ВЦСПС. Украинскую группу возглавлял П.Г.Москатов, белорусскую — В.Т.Зуев¹⁰⁹. Приведем примеры из документов двух обкомов, дающие представление о том, в какой обстановке проходили выборы в профсоюзные комитеты. Барановичский обком в своем решении от 3 декабря 1939 г. обязал уездные комитеты партии «развернуть широкую массово-политическую работу по выборам профорганов, разоблачая роль старых предательских профсоюзов ППС, бундовцев и др. и их лидеров. Обеспечить соответствующий подбор кандидатур в профорганы, тщательно проверяя каждую кандидатуру с тем, чтобы в профорганы не пролезли предатели рабочего класса из б.ППСовцев, бундовцев¹¹⁰ и др. контрреволюционных партий»¹¹¹.

В Станиславской области обком в развернутом постановлении, посвященном выборам профкомов, отмечал в декабре 1939 г., что они проходили в «обстановке жестокой классовой борьбы» (так в документе): «В г.Станиславе на выборах среди работников дрожжевого завода украинские националисты Похильчук и Шпак агитировали среди работников, чтобы те в состав ФЗК не выбирали евреев. На выборах работников маслобойного завода сионист Штейнберг вел агитацию не избирать в месткомы украинцев». Таким образом, примеры межнационального антагонизма отнесены в документе к проявлениям классовой борьбы. Приведя эти и подобные им факты и отметив, что на прошедших выборах число украинцев, избранных в комитеты, недостаточно, обком предписал впредь «при выборах ФЗК обеспечить не менее 75% украинцев»¹¹².

Национализация и коллективизация

Формально национализация в западных областях УССР и БССР проводилась по решениям Народных собраний, фактически же она началась сразу с приходом Красной Армии. Одновременно происходили и внешне стихийные экспроприации, в которых принимало участие местное люмпенизированное население, и захват властями имущества, необходимого им для осуществления своих прерогатив.

3 декабря 1939 г. Политбюро ЦК ВКП(б) рассмотрело в рабочем порядке вопрос «О национализации промышленных предприятий и учреждений на территории Западной Украины и Западной Белоруссии» и утвердило проекты соответствующих указов Президиума Верховного Совета СССР¹¹³.

В документах ЦК КП(б)Б многостраничные списки предприятий, подлежащих национализации, впервые появляются в постановлении от 14 октября 1939 г., посвященном рассмотрению проектов решений Народного собрания¹¹⁴. В документах ЦК КП(б)У подобных постановлений не обнаружено.

В партийных документах (особенно в документах обкомов) содержится большое число сообщений о фактах грубейшего произвола и беззакония в ходе национализации.

В Барановичской области, как отмечалось в решении обкома от 11 декабря 1939 г., уполномоченный ЦК КП(б)Б по Слонимскому уезду Новиков «после приезда 22 ноября 1939 года из Минска дал антипартийные установки о нажиме на зажиточного крестьянина в форме обложения твердым заданием кулака. <...> В результате таких установок <...> в 6 волостях уезда имели место факты »раскулачивания" середняцких хозяйств. Изымалось имущество у крестьян, имевших земельные наделы 7–13 гектаров, при этом конфисковывали карманные часы, женское белье, другие вещи домашнего обихода, которые раздавались местному населению без всякого учета. Такое положение имело место с 23 октября по 6 декабря 1939 года"¹¹⁵.

Уже упоминавшийся облпрокурор Кригин в апреле 1940 г. говорил, что в Дрогобычской области «в Судово-Вишнянском районе проводили национализацию таким порядком <...> забрали все имущество, вплоть до пеленок и детских кроваток, и свезли все в кооперацию»¹¹⁶.

Во Львовской области у некоего Виммера была национализирована однокомнатная квартира; при национализации снимали с граждан и описывали личные вещи: перстни, сережки и т.п.; у зубного врача Насса изъяли лечебные инструменты¹¹⁷. Произвол властей приобрел такой размах, что на это был вынужден обратить внимание Секретариат ЦК ВКП(б), разбиравший в январе 1940 г. письмо корреспондента «Правды» по Львову Г.Певзнера. По его свидетельству, «при национализации допускали и такие вещи: опись грязного белья, опись обручальных колец и т.п.»¹¹⁸.

В Тарнопольской области во время национализации изымалось имущество у врачей, инженеров, учителей и даже рабочих. Обком в своем решении от 27 января 1940 г. отмечал, что «было допущено описывание и изъятие таких вещей, как старые чулки, грязное белье и т.п.»¹¹⁹. При изъятии ценностей из монастыря партийные и советские работники были избиты местными крестьянами¹²⁰.

В Станиславской области группа из двух коммунистов и двух комсомольцев проводила во время национализации незаконные обыски домов и досмотр граждан, в том числе женщин, присваивала изъятое имущество¹²¹.

Первые совхозы и колхозы начали создаваться в западных областях в январе 1940 г. Вопрос «О создании совхозов в западных областях УССР» был рассмотрен в рабочем порядке на Политбюро ЦК ВКП(б) 19 февраля 1940 г. Постановили утвердить соответствующее решение СНК СССР¹²². Политбюро ЦК КП(б)У продублировало это решение 27 февраля 1940 г.¹²³ В Белоруссии, вероятно, ЦК КП(б)Б решил проявить инициативу и принял решение «Об организации совхозов в западных областях БССР» еще 16 января 1940 г.¹²⁴ По неизвестным нам причинам Политбюро ЦК ВКП(б) обратилось к этому вопросу только 2 апреля 1940 г., утвердив совместное постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР¹²⁵. Согласно этим решениям, совхозы организовывались на землях, конфискованных у бывших помещиков, осадников, немцев-колонистов (выехавших в Германию в порядке репатриации, предусмотренной в советско-германском протоколе от 28 сентября 1939 г.) и лиц других подобных категорий. Так как это не задевало интересов большинства крестьян (середняков и бедноты), организация совхозов проходила без особых проблем для коммунистов.

Совершенно иная ситуация сложилась с созданием колхозов. Следует отметить, что в первой половине 1940 г. партийные органы всех уровней — от Политбюро ЦК ВКП(б) до обкомов — никаких решений о начале коллективизации не принимали. Скорее всего, в Москве хорошо понимали, что подобное мероприятие может окончательно подорвать доверие к коммунистам даже со стороны самых неимущих слоев населения. Первые колхозы стали появляться по инициативе местных властей на волне показного энтузиазма, поднятой при подготовке к выборам в Верховные Советы. Однако партфункционеры, присланные с востока и привыкшие к полному послушанию тамошнего населения, просчитались: крестьяне, владевшие до прихода советов собственной землей, оказывали упорное сопротивление. Методы, которыми проводилась коллективизация, ничем не отличались от тех, что применялись коммунистами на остальной территории СССР за десять лет до этого.

В Белостокской области «со спешкой <...> не проверяя существа поданных заявлений, с нарушением принципов индивидуального приема были организованы колхозы, в которые пролезли кулаки и другие враждебные элементы. И когда на второй день после организации колхозов поставили вопрос об обобществлении средств производства, колхозы распались <...> Из организованных колхозов по области вышло 132 хозяйства»¹²⁶. Одновременно с коллективизацией, решением бюро Белостокского обкома было запрещено «всякое переселение хозяйств на хутора» и начато, якобы добровольное, переселение прежних жителей хуторов в ближайшие села¹²⁷.

В Столинском районе Пинской области «во время весеннего сева было подано в колхоз заявлений от 127 хозяйств. Их всех приняли, а назавтра вышли из колхоза 67 хозяйств. Большая половина (так в документе. — С.Ф.) из вышедших кулацкие хозяйства, 10 бедняцких, а остальные середняцкие»¹²⁸. Здесь также («идя навстречу пожеланием колхозников») было организовано сселение с хуторов в колхозные центры¹²⁹.

В Волынской области к октябрю 1940 г. было организовано 148 колхозов, в которые вошли лишь 4% всех крестьянских хозяйств. К этому времени в области оставались целые районы, не имевшие ни одного колхоза¹³⁰. Объясняя причины столь незавидного положения, начальник областного УНКВД Белоцерковский призывал местных руководителей «идти от села к селу и выколачивать врагов <...> Надо сколотить сейчас актив на борьбу с врагами <...> Если мы поднимем на высоту революционную бдительность, у нас в области будет большой рост колхозов»¹³¹.

В декабре 1940 г. на пленуме Тарнопольского обкома отмечалось, что во многих колхозах «вынуждены исключать бедняков за нарушения трудовой дисциплины, настроение у колхозников исключительно плохое, есть случаи, когда отдельные колхозники-бедняки подают заявления с просьбой освободить из колхоза. <...> В колхозе им.Ворошилова Борщевского района <...> за последние 4 месяца ни одного колхозника в колхоз не приняли»¹³². В этой же области «в некоторых селах разбрасывались листовки, призывающие к выходу из колхоза, а в селе Суходол Гусятинского района была организована делегация для поездки в Каменец-Подольскую область для ознакомления с жизнью колхозников, которая после возвращения занялась антиколхозной агитацией, результатом которой явились выходы из колхоза»¹³³.

В селе Мислятичи Дрогобычской области «было проведено сведение земли в один массив и не была указана селянам земля взамен взятой у них, что привело к тому, что более 200 мужчин и женщин вышли в поле в знак протеста против сведения земли — не давали работать трактористам. Выходили женщины с детьми против трактора, бросали бревна и доски под трактор и не давали возможности производить работу трактором»¹³⁴.

В Галичском районе Станиславской области, когда партийный функционер Панчишек попытался рассказать крестьянам о сельскохозяйственной выставке, призывая вступить в колхоз, «группа женщин в 30 человек организованно выступила против колхоза, их поддержали другие»¹³⁵.

Во Львовской области на пленуме обкома в ноябре 1940 г. отмечалось, что создано всего 71 коллективное хозяйство, куда вошли 2,1% от общего числа дворов. Подчеркивалось также, что первые колхозы в области были организованы на землях осадников и помещиков, для создания же новых хозяйств свободных земель нет, а объединять свои наделы крестьяне не хотят¹³⁶.

Анализ просмотренных документов позволяет сделать вывод, что до начала войны с Германией коммунисты так и не смогли достигнуть сколько-нибудь ощутимых успехов в деле коллективизации.

Культурная политика

В документах, отражающих культурную политику большевиков в западных областях УССР и БССР, речь идет, как правило, только о школах и публичных библиотеках.

Первым мероприятием, проведенным коммунистами в школах западных областей, была так называемая реорганизация, а по существу — чистка и последующая насильственная белорусификация и украинизация. ЦК КП(б)Б в решении от 3 декабря 1939 г. «О мероприятиях по организации народного образования в западных областях БССР» так сформулировал главный принцип этой политики: «Считать, что основная масса школ в западных областях должна быть белорусскими». Этим же решением местные партийные власти были однозначно сориентированы в отношении к кадрам учителей. В постановлении отмечалось, что «преподавание белорусского языка зачастую поручается польским преподавателям, которые только дискредитируют белорусский язык и белорусскую культуру»¹³⁷.

В Барановичской области, в соответствии с этими установками ЦК КП(б)Б, к 15 января 1940 г. была организована 1401 белорусская школа, 46 — еврейских, 41 — польская, 18 — русских. В решении обкома отмечалось, что «при распределении учителей по школам было отсеяно около 200 человек, работавших в белорусских школах и не владевших белорусским языком». В связи с возникшей нехваткой кадров было разрешено привлекать на учительскую работу лиц, не имевших законченного среднего образования¹³⁸.

В Белостокской области, в которой, как отмечалось на пленуме обкома в октябре 1940 г., насчитывалось «миллион с четвертью польского населения», заведующий Свислочским РАЙОНО Хомов говорил на собрании родителей польской школы: «Польские школы не имеют перспектив, и те дети, которые окончат польскую школу, дальше учиться не могут. Польский язык плохой, потому что не имеет классиков. Поэтому, пока не поздно, пусть ваши дети подают заявления в русскую школу»¹³⁹. В Ломжу в две польские школы были направлены директорами люди, не знавшие польского языка¹⁴⁰. В феврале 1940 г. в постановлении обкома отмечалось, что в Гродно из 21 ранее существовавших польских и еврейских школ оставлены были только 2 польские¹⁴¹. В ноябре 1940 г. обком констатировал, что в Граевском районе «в раймилиции требовали подачи заявления о выдаче паспорта на русском языке, редакция райгазеты не принимала заметок на польском языке»¹⁴².

В Брестской области к апрелю 1940 г. было открыто 932 школы, из них белорусских — 747, польских — 55¹⁴³. На облпартконференции отмечалось, что «самый крупный недостаток в школьной работе состоит в том, что учительские кадры засорены чуждыми элементами, 60 учителей области являются выходцами из буржуазных, помещичьих и поповско-ксендзовских семей»¹⁴⁴.

В Вилейской области в первой половине 1940 г. белорусских школ было 1118, русских — 79, литовских — 36, еврейских — 32, польских — 14¹⁴⁵. Работникам РАЙОНО обком предписывал «решительно очищать школы от контрреволюционных элементов»¹⁴⁶.

В Пинской области к апрелю 1940 г. белорусских школ было 496, русских — 22, еврейских — 18, польских — 14¹⁴⁷. Там также «среди учительских кадров имелась большая засоренность классово-чуждыми элементами»¹⁴⁸.

В документах ЦК КП(б)У директивных постановлений о проведении школьной политики обнаружить не удалось, однако сведения, имеющиеся в протоколах обкомов, дают достаточное представление об этом.

В Волынской области, как отмечалось на облпартконференции в апреле 1940 г., до сентября 1939 г. польских школ было 1003, немецких — 23, чешских — 9, государственных украинских не было совсем. К апрелю же 1940 г. украинских школ стало 907, польских — 145, еврейских — 33, чешских — 8, русских — 7¹⁴⁹.

В материалах I Дрогобычской облпартконференции содержатся следующие сведения: до прихода Красной Армии в области было 2365 учителей, из них 1139 — поляки, 954 — украино-поляки (так в документе. — С.Ф.), 253 — украинцы, 15 — евреи. К апрелю 1940 г. учителей стало 4922, и среди них 2138 — украинцы, 568 — евреи¹⁵⁰.

За недостатком места не будем анализировать приведенные здесь цифры, а дадим читателям возможность сопоставить их с данными (см.табл.) о численности населения восточных польских воеводств в зависимости от используемого языка (в польской статистике и официальных документах графа «национальность» отсутствовала). Источник этих данных¹⁵¹ — польский Малый статистический ежегодник за 1939 г. Они обнаружены также в документах А.А.Жданова, который как секретарь ЦК ВКП(б) готовил постановление от 1 октября 1939 г.⁵ Таблица испещрена пометками Жданова. Суть их сводится к тому, что цифры о доле польского населения в восточных воеводствах якобы завышены. Из помет Жданова видно, как «теоретически» обосновывалась политика русификации и украинизации, проводимая под флагом официального «восстановления исторической справедливости»¹⁵².

Другим важным аспектом «культурной политики» большевиков было руководство чтением граждан. В качестве примера опишем, как это происходило в Белостокской области.

Бюро ЦК КП(б)Б 15 марта 1940 г. в рабочем порядке рассмотрело вопрос «Об изъятии враждебной литературы из библиотек общественного пользования и книготорговой сети в западных областях БССР» и утвердило одноименный приказ Главлита БССР № 4(1) от 9 января 1940 г.¹⁵³ В мае 1940 г. Белостокский ОК КП(б)Б в своем решении отмечал, что «проверка и очистка библиотек и частных книжных магазинов от идеологически вредной литературы <...> проходит исключительно медленно. <...> В большинстве районов вопросом очистки библиотек и частных книжных магазинов вообще не занимались»¹⁵⁴. Этим решением Обллиту предписывалось созвать инструктивное совещание по вопросам усиления цензуры и очистки библиотек от идеологически вредной литературы. В октябре 1940 г., подводя итоги, бюро обкома отмечало, что «в местечке Кнышин без проверки изъято и свалено на склад более 300 книг на польском языке <...> В Скидельском районе <...> под видом сомнительных изъято более 2000 книг, среди которых произведения классиков Шекспира, Мольера и других писателей»¹⁵⁵.

Хотя со времени описываемых здесь событий прошло уже более полувека, приходится констатировать, что и сейчас исследование деятельности советских коммунистов в западных областях Украины и Белоруссии представляет интерес не только для историков. Ложь и фальсификации, свойственные большевистской пропаганде в 1939–1941 гг., как это ни странно, дают знать о себе и сегодня. Вот довольно свежий пример. В марте 1996 г. в «Независимой газете» М.Шевченко пишет, что Польша в 1930-е гг. под руководством ППС была «первым национал-социалистским государством в Европе», а Западная Белоруссия, оказывается, «до войны особого советского террора <...> не успела познать»¹⁵⁶. При этом автор очень подробно (и справедливо) пишет о карательных акциях вермахта и СС в Белоруссии в 1941–1944 гг. На наш взгляд, то, что тоталитарный гитлеровский режим, может быть, и превосходил по жестокости советский, не должно приводить к забвению преступлений последнего.

Численность групп населения польских восточных воеводств, пользующихся различными языками (тыс.; в скобках указано процентное соотношение), по данным Переписи 1931 года¹

¹ Население Белостокского воеводства - по состоянию на март 1939 г.

² Диалект украинского языка.

³ Население Полесского воеводства пользовалось так называемым полешукским языком.

Примечания: