Кляхин против России Klyakhin v Russia, № 46082/99) 30/11/2004 (ECHR: решение по существу)
Факты
Заявитель был арестован по подозрению в совершении кражи. После продолжительного содержания под стражей он был осужден, однако впоследствии приговор был отменен на основании допущенных процессуальных нарушений. Несмотря на это, заявитель находился под стражей вплоть до своего освобождения по амнистии. Заявитель ссылался на ст. 5, 6 и 13 Европейской Конвенции, жалуясь на отсутствие эффективных средств защиты в отношении нарушений, касающихся длительности уголовного разбирательства и отсутствия процедур обжалования законности содержания под стражей. По ст. 8 и 34 заявитель жаловался на то, что руководство тюрьмы вмешивалось в его переписку с Судом.
26 августа 1997 г. заявитель был задержан по подозрению в совершении кражи, и 5 сентября 1997 г. ему было предъявлено официальное обвинение. Он отрицает утверждения правительства о том, что Армавирский городской суд рассматривал его жалобы дважды, и утверждает, что судья продлил его срок содержания под стражей без основания. 4 марта 1998 г. слушание было отложено из-за того, что заявитель не смог в достаточной степени ознакомиться с делом. Заявитель утверждал, что ему было предоставлено недостаточно времени для просмотра документов, и при этом он находился в наручниках. Слушания откладывались или отменялись пять раз до возобновления рассмотрения дела 29 марта 1999 г. 6 апреля 1999 г. дело было возвращено в прокуратуру на доследование. Затем заявитель был оставлен под стражей без объяснения причин и 16 августа 1999 г. осужден за кражу и приговорен городским судом к 5 годам заключения. 2 декабря 1999 г. Президиум Краснодарского областного суда отменил приговор от 16 августа 1999 г. на основании допущенных процессуальных нарушений и передал дело в суд первой инстанции. 30 декабря 1999 г. заявителя вернули в Армавирский городской следственный изолятор. 17 апреля 2000 г. в городском суде началось слушание, а 18 апреля суд назначил медицинское обследование заявителя в психиатрической больнице. Заявитель обжаловал это решение и свое продолжающееся содержание под стражей в городской суд 19, 24 и25 апреля 2000 г., а также 12, 23 и 25 мая 2000 г., однако не получил никакого ответа. После девяти обращений с февраля по декабрь 2000 г. заявителю разрешили ознакомиться с делом. Он утверждает, что ему было дано около часа на изучение дела, состоящего из примерно пятисот листов. 18 декабря дело было вновь отложено. 9 февраля 2001 г. заявитель был осужден за попытку кражи, приговорен и затем выпущен из под стражи, поскольку к тому времени он уже провел в заключении три года, пять месяцев и 13 дней, а также попал под амнистию.
Заявитель также утверждал, что в июне 1998 г. местная администрация, где он содержался под стражей, отказалась направить его жалобу в Европейский Суд, а письмо с приложениями, которое он направил в Суд 25 марта 1999 г., до Суда так и не дошло.
Решение
Суд установил нарушение права заявителя на разбирательство в разумный срок или на освобождение до суда (ст. 5 п. 3). Он подчеркнул, что его юрисдикция распространяется только на период после 5 мая 1998, когда Конвенция вступила в силу в отношении России, однако напомнил, что принимает во внимание состояние разбирательства на рассматриваемый момент. Рассматриваемый период истекает от взятия обвиняемого под стражу до предъявления обвинения. В течение этого периода оправданное содержание под стражей требует наличия обоснованного подозрения в совершении преступлении, однако по истечении определенного срока этого становится недостаточно. После этого обоснование задержания требует относящихся к делу и достаточных оснований, которыми, по утверждению государства, являлись тяжесть обвинений и риск воспрепятствования отправлению правосудия. Если принять эти основания, то Суд задается вопросом, проявили ли национальные власти «особое тщание» в ходе разбирательства. Однако было установлено, что сама по себе тяжесть обвинений недостаточна, а доказательств наличия риска вмешательства в отправление правосудия представлено не было.
Заявитель также жаловался на то, что несмотря на неоднократное рассмотрение вопроса о содержании под стражей, было много случаев, когда ему не разрешалось предпринять разбирательство для вынесения решения о законности такого содержания, или когда такие жалобы не исследовались должным образом (нарушение ст. 5 п. 4). Суд постановил, что, хотя такая процедура не обязательно должна обладать теми же гарантиями, что и полное судебное разбирательство, она должна носить судебный характер, соответствующий данному виду лишения свободы. Кроме того, она должна исследовать вопрос о соблюдении процессуальных требований национального законодательства, обоснованности подозрения, приведшего к аресту, и законности цели ареста и содержания под стражей. Заявитель утверждал, что многие из его жалоб остались неотвеченными, а в ходе разбирательства, имевшего места, не были рассмотрены поставленные им вопросы, что Суд не счел ни невероятным, ни легкомысленным. Таким образом, было установлено и это нарушение.
Также имело место нарушение ст. 6 п. 1 — права на судебное разбирательство в разумный срок. Рассматриваемый период начинается с предъявления обвинения и заканчивается вынесением окончательного решения по делу или прекращением разбирательства, из которых два года и семь с половиной месяцев были после вступления в силу Конвенции в отношении России. Судом был применен прагматический подход к вопросу об обоснованности, с рассмотрением конкретных обстоятельств дела, в частности его сложности и поведения заявителя. Суд пришел к выводу, что дело не было особенно сложным, что заявитель не способствовал в значительной степени увеличению длительности разбирательства, а за некоторые задержки несут ответственность власти, особенно за период с апреля 1998 г. по март 1999 г., когда слушания не проводились, а только откладывались. Суд также счел, что заявитель не обладал эффективными средствами защиты против избыточной длительности разбирательства в нарушение ст. 13. Государство не смогло назвать средства защиты, которое бы могло ускорить решение дела заявителя или предоставить возмещение за задержки.
Ст. 8 защищает право на уважение переписки, допуская вмешательство в нее, например, в целях предотвращения беспорядков или преступления или для защиты прав других лиц. Государством не оспаривалось, что письма заявителя вскрывались, и оно лишь утверждало, что в то время российским законодательством такая цензура была разрешена. Однако того, что подобные действия были законными в соответствии с национальным законодательством, недостаточно, поскольку по ст. 8 они не были «необходимы в демократическом обществе» для обеспечения конкретной законной цели. Правительством подобная цель не была названа, и поэтому вмешательство не было необходимым в нарушение ст. 8 п. 2. Это, однако, не было еще одним нарушением ст. 13 (право на эффективное средство правовой защиты), которая не распространяется на оспаривание законодательства государства как противоречащего Конвенции. С другой стороны, ст. 34 была нарушена отказом тюремного руководства направлять письма заявителя в Суд. Суд подчеркнул важность того, чтобы жалобы могли подаваться свободно от давления, в целях надлежащего функционирования системы подачи индивидуальной жалобы. Правительство оспаривало факт такого вмешательства, однако доказательства, в частности, письмо, датированное 8 июня 2000 г. со штампом от 20 октября 2000 и не содержавшее приложений, перечисленных заявителем, были в пользу последнего. Правительство не дало этому разумного объяснения, и Суд установил нарушение ст. 34.
Заявителю было присуждено 5 800 евро в порядке возмещения нематериального ущерба и издержек.
