Решения Европейского Суда по правам человека от 8 февраля 2005 г. в отношении России
8 февраля 2005 г. Европейский Суд по правам человека (далее – Суд) вынес два решения по существу дел, касающихся России – Бордовский против России и Панченко против России. Оба дела ставили вопросы по ст. 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – Конвенция) – право на свободу и личную неприкосновенность.
Дело Бордовский против России
Факты
Заявитель Игорь Александрович Бордовский – гражданин Беларуси, представленный перед Судом г-жой К. Москаленко, адвокатом, практикующим в Москве.
Заявитель до 1997 г. жил и работал в Беларуси, откуда он уехал в Санкт-Петербург. В 1996 г. белорусская прокуратура начала уголовное расследование деятельности компании, в которой работал заявитель. Он дважды вызывался на допросы в ходе этого расследования.
9 июля 1998 г. заявитель был арестован в Санкт-Петербурге. 16 июля 1998 г. Генеральная Прокуратура Беларуси направила в Генеральную Прокуратуру РФ требование о выдаче в соответствии с Минской Конвенцией о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным, уголовным делам 1994 г. (далее – Минская Конвенция), которое было получено 4 августа 1998 г.
Заявитель утверждал, что его адвокат подал три жалобы на неправомерность его содержания под стражей в Дзержинский и Калининский районные суды г. Санкт-Петербурга и в Санкт-Петербургский городской суд. Правительство отрицало факт подачи этих жалоб.
25 сентября 1998 г. Генеральная Прокуратура РФ согласилась выдать заявителя белорусским властям, что и произошло в ноябре 1998 г.
Жалоба
Заявитель жаловался, что его содержание под стражей до выдачи в Беларусь было незаконным в смысле ст. 5 § 1(f) Конвенции, что он не был осведомлен о причинах ареста в нарушение ст. 5 § 2 Конвенции и что суды не рассматривали его жалобы на неправомерность содержания под стражей, как того требует ст. 5 § 4 Конвенции.
Решение Суда
Статья 5 § 1 Конвенции
Суд рассмотрел два аспекта жалобы заявителя по ст. 5 § 1(f) Конвенции: соблюдение национального права и его качество.
В отношении соблюдения национального права, Суд отметил, что заявитель еще за 9 месяцев до ареста находился в розыске и что российские власти были обязаны содействовать в этом властям Беларуси в соответствии со ст. 61–1 Минской Конвенции. Суд также пришел к выводу, что требования ст. 61 Минской Конвенции к выдаче лиц были выполнены: Генеральная Прокуратура РФ получила из Генеральной Прокуратуры Беларуси требование о выдаче через 26 дней после ареста заявителя, т.е. в предусмотренный Минской Конвенцией 40-дневный срок.
В отношении «качества закона» Суд не согласился с заявителем, что Минская Конвенция неясна в части срока содержания под стражей до экстрадиции. Суд отметил, что Европейская Конвенция не требует установления в национальном праве конкретных сроков содержания под стражей. В то же время, в случаях задержания лица до экстрадиции требуется, чтобы процесс проводился с надлежащей тщательностью. Суд отметил, что и это требование было соблюдено: заявитель провел лишь 4 месяца в заключении до его выдачи белорусским властям.
Таким образом, Суд постановил, что нарушения ст. 5 § 1(f) не было.
Статья 5 § 2 Конвенции
Суд отметил, что в своей объяснительной записке от 11 июля 1998 г. заявитель указал, что до ареста в Санкт-Петербурге он ничего не знал об уголовном деле, возбужденном против него в Беларуси. Соответственно, Суд сделал вывод, что при аресте заявитель был проинформирован о том, что он преследуется белорусскими властями. Этого было достаточно для соблюдения ст. 5 § 2 Конвенции.
Статья 5 § 4 Конвенции
Суд рассмотрел предполагаемое отсутствие судебного контроля за содержанием заявителя под стражей с двух сторон: отказ в рассмотрении жалоб заявителя судами в Санкт-Петербурге (фактическое отсутствие судебного контроля) и отсутствие законодательных предписаний о пересмотре правомерности содержания под стражей лиц, задержанных до экстрадиции (юридическое отсутствие судебного контроля).
В части, касающейся юридического отсутствия судебного контроля, Суд согласился с Правительством, что заявителю была доступна жалоба по ст. 220–1 УПК РСФСР (обжалование меры пресечения). Поскольку заявитель не выдвинул никаких аргументов об обратном, Суд не нашел нарушения ст. 5 § 4 Конвенции.
В части, касающейся фактического отсутствия судебного контроля, Суд отметил, что копии жалоб, представленные заявителем не подписаны и не датированы. На них также отсутствуют какие-либо отметки о получении жалоб судами. Заявитель также не представил документов о направлении жалоб в Санкт-Петербургский городской суд. Следовательно, в этой части жалобы нет свидетельств нарушения ст. 5 Конвенции.
Таким образом, Суд постановил, что нарушения ст. 5 § 4 не было.
Дело Панченко против России
Факты
Заявитель Игорь Владиленович Панченко – гражданин России, представленный перед Судом г-ном Р. Карпинским и г-жой М. Исаевой, юристами Центра содействия международной защите (г. Москва).
В августе 1995 г. Северо-западная транспортная прокуратура возбудила уголовное дело в отношении нескольких сотрудников милиции, в том числе и заявителя, в то время – майора милиции. 31 августа 1995 г. заявитель был заключен под стражу, а 7 сентября 1995 г. ему было предъявлено обвинение по нескольким статьям Уголовного кодекса.
18 июня 1996 г. уголовное дело было передано в Смольнинский районный суд. Он установил, что обвинительное заключение неполно и направил дело на дополнительное расследование. Это решение было отменено Санкт-Петербургским городским судом, который направил дело в Смольнинский районный суд для рассмотрения по существу.
24 февраля, 31 марта и 15 сентября 1997 г. Смольнинский районный суд отклонял ходатайства заявителя об освобождении из-под стражи, ссылаясь в общих терминах на тяжесть предъявленного обвинения и на личные характеристики заявителя.
С февраля 1997 г. в Смольнинском районном суде начались слушания по существу обвинения против заявителя. Они включали, среди прочего, рассмотрение ходатайства заявителя об отводе судьи, а также судебно-психиатрическую экспертизу. 17 июля 1998 г. Смольнинский районный суд отклонил ходатайство заявителя об освобождении из-под стражи, указав, что мера пресечения избрана ему в соответствии с законом и что в настоящее время (предполагалось, что процесс вскоре закончится) изменение меры пресечения нецелесообразно. В тот же день Смольнинский районный суд огласил приговор, которым заявитель был осужден по большинству пунктов обвинения к шести годам лишения свободы с конфискацией имущества.
Заявитель подал в Санкт-Петербургский городской суд кассационную жалобу на приговор. Городской суд вернул дело в Смольнинский районный суд, поскольку заявитель не имел достаточной возможности ознакомиться с приговором. Правительство утверждало, что районный суд «принимал меры» для того, чтобы заявитель ознакомился с приговором. Заявитель утверждал, что он впервые получил доступ к материалам дела 22 февраля 1999 г., и имел до 8 апреля 1999 г. 21 день для ознакомления с ним. 18 апреля 1999 г. заявитель подал дополнение к кассационной жалобе.
3 июня 1999 г. Санкт-Петербургский городской суд отменил приговор Смольнинского районного суда и вернул дело на новое рассмотрение. Он оставил заявителя под стражей, не указав конкретных причин для этого. В тот же день городской суд вынес частное определение, в котором признал, что рассмотрение уголовного дела было чрезмерно длительным, и обязал председателя Смольнинского районного суда обратить особое внимание на этот факт, а также принять меры к исправлению положения.
26 июля 1999 г. Смольнинский районный суд удовлетворил ходатайство прокурора о возвращении дела на дополнительное расследование. При этом он оставил меру пресечения без изменения, поскольку мера пресечения была избрана в соответствии с законом, заявителю предъявлено обвинение в тяжком преступлении, он может воспрепятствовать установлению истины по делу или скрыться от правосудия, в том числе покинуть Россию. Это решение было обжаловано в Санкт-Петербургский городской суд.
2 ноября 1999 г. городской суд оставил решение Смольнинского районного суда без изменения. Среди прочего, городской суд отметил, что районный суд не имел оснований изменить или отменить меру пресечения, избранную в отношении заявителя, а нормы УПК РСФСР не содержат предельных сроков содержания под стражей до суда.
17 декабря 1999 г. заявителю было предъявлено обвинительное заключение, а через три дня уголовное дело было передано в суд. Однако 30 декабря 1999 г. Смольнинский районный суд опять вернул дело на дополнительное расследование, поскольку прокуратура не соблюла право заявителя на ознакомление с материалами уголовного дела. Районный суд оставил заявителя под стражей на тех же основаниях, что и ранее. 29 февраля 2000 г. Санкт-Петербургский городской суд отменил решение Смольнинского районного суда от 30 декабря 1999 г. Городской суд отметил, что заявитель провел уже более четырех лет в заключении, хотя задержки в рассмотрении уголовного дела не могут быть поставлены ему в вину. Городской суд также отметил, что заявитель имел постоянное место жительства, семью, положительные отзывы с места работы, не был ранее судим и не будет препятствовать установлению истины по делу. Городской суд освободил заявителя из-под стражи под подписку о невыезде.
10 января 2001 г. Смольнинский районный суд вновь вернул дело на дополнительное расследование. В связи с реорганизацией Северо-западной транспортной прокуратуры уголовное дело было передано в Санкт-Петербургскую городскую прокуратуру. Срок следствия продлевался до 19 ноября 2001 г. Постановления о продлении срока следствия оспаривались заявителем в судебном порядке, но были отклонены Октябрьским районным судом. В решении от 18 мая 2002 г. Октябрьский районный суд среди прочего указал, что продление сроков следствия не нарушает права заявителя, гарантированные ст. 6 § 1 Европейской Конвенции.
27 сентября 2001 г. заявителю было предъявлено новое обвинение, исправленное и предоставленное заявителю для ознакомления 19 октября 2001 г. Представляется, что лишь 5 ноября 2001 г. заявитель и его адвокат получили доступ к материалам дела. 17 июня 2002 г. уголовное дело из 20 томов было передано в Санкт-Петербургский городской суд. В июле-августе 2002 г. судья, который должен был рассматривать дело, находился в отпуске. Слушания по делу начались в ноябре 2001 г. 4 февраля 2002 г. Санкт-Петербургский городской суд прекратил уголовное дело в отношении заявителя в связи с отказом прокуратуры от обвинения по некоторым пунктам обвинительного заключения и в связи с истечением срока привлечения к уголовной ответственности по оставшимся пунктам. Приговор городского суда обжалован не был и 17 февраля 2002 г. вступил в силу.
Жалоба
Заявитель жаловался, что было нарушено его право на судебное разбирательство его дела в течение разумного срока или освобождение до суда, гарантированное ст. 5 § 3 Конвенции. Ссылаясь на ст. 5 § 4 Конвенции, заявитель утверждал, что окончательное решение о его заключении под стражу – определение Санкт-Петербургского городского суда от 2 ноября 1999 г. – не было вынесено «безотлагательно». Наконец, заявитель жаловался, что уголовное обвинение против него не было разрешено в разумный срок, как того требует ст. 6 § 1 Конвенции.
Решение Суда
Статья 5 § 3 Конвенции
В отношении срока, принимаемого во внимание по ст. 5 § 3, Суд отметил, что под его компетенцию rationae temporis подпадают периоды содержания под стражей заявителя между 5 мая 1998 г. (вступление Конвенции в силу в отношении России) и 29 февраля 2000 г. (освобождение заявителя). Однако при рассмотрении вопроса о том, было ли продолжающееся заключение заявителя правомерным с точки зрения ст. 5 § 3 Конвенции Суд будет принимать во внимание, что на день вступления Конвенции в силу в отношении России заявитель находился под стражей уже более двух лет и восьми месяцев.
Суд также отметил, что период между 17 июля 1998 г. (дата первого осуждения заявителя судом первой инстанции) и 3 июня 1999 г. (дата отмены приговора и возвращения дела на новое рассмотрение) не попадает в сферу действия ст. 5 § 3 Конвенции, поскольку в это время содержание заявителя осуществлялось не для того, чтобы он предстал перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения (как это допускает ст. 5 § 1(с) Конвенции, на которую прямо ссылается ст. 5 § 3), а для содержания под стражей лица, осужденного компетентным судом (ст. 5 § 1(а) Конвенции).
Таким образом, рассматриваемый период состоит из двух отрезков, с 5 мая 1998 г. (на этот день заявитель находился под стражей более двух лет и восьми месяцев) по 17 июня 1998 г., а также с 3 июля 1999 г. по 29 февраля 2000 г., и равняется одиннадцати месяцам и восьми дням.
В отношении соблюдения требований ст. 5 § 3 Конвенции, Суд отметил, что правомерность содержания заявителя под стражей рассматривалась четырежды районным судом и два раза городским судом. Каждый раз суды ссылались на то, что срок содержания заявителя под стражей продлевался в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством, а также на тяжесть выдвинутого обвинения и опасность, что заявитель воспрепятствует установлению истины по делу или скроется от правосудия.
Суд признал, что на начальной стадии расследования существовали убедительные причины, требующие содержания заявителя под стражей. Однако с течением времени ссылка лишь на тяжесть выдвинутого обвинения недостаточна для обоснования содержания обвиняемого под стражей. В отношении потенциальной возможности, что заявитель воспрепятствует отправлению правосудия, Суд отметил, что с течением времени это основание становилось все менее и менее убедительным: заявитель содержался под стражей не только во время хода предварительного расследования, но и во время судебного разбирательства, когда все доказательства были уже собраны, а свидетели – допрошены. Ни разу не утверждалось, что заявитель пытался влиять на свидетелей.
Правительство выдвинуло аргумент, что существовала опасность сговора, ссылаясь на связи заявителя в милиции. Однако Суд отклонил этот аргумент, поскольку он ни разу не выдвигался обвинением перед национальными судами, а впервые появился в письменных замечаниях Правительства.
В отношении риска, что заявитель скроется от правосудия, Суд отметил, что российские суды, несмотря на аргументы заявителя в его ходатайствах об освобождении из-под стражи, ни разу не дали детального анализа, почему этот риск является определяющим. Суд также обратил внимание, что российские власти дважды разрешали заявителю навещать своих родителей не просто в другом городе, но в другом государстве через три и шесть месяцев после освобождения заявителя из-под стражи. Предоставление таких разрешений означало, что власти рассматривали риск, что заявитель скроется, как незначительный. Поскольку после освобождения не появилось никаких новых факторов, влияющих на этот риск, то в заключительной фазе содержания заявителя под стражей он был также незначителен.
Наконец, Суд отметил, что решения российских судов были сформулированы стереотипно и в чрезмерно общей форме. Они не описывали персональную ситуацию заявителя, но лишь ссылались на его «личность» и не описывали никакие ее черты, а также не объясняли, почему эти черты требуют продолжающегося содержания заявителя под стражей. Лишь 29 февраля 2000 г. Санкт-Петербургский городской суд впервые рассмотрел личную ситуацию заявителя, его семейное положение, наличие постоянного места жительства, положительные отзывы с работы, отсутствие судимости, которые снизили, если не исключили риск, что заявитель скроется от правосудия. Суд отметил, что это решение было первым за четыре года нахождения заявителя под стражей, когда российский суд детально рассмотрел аргументы, постоянно – и безуспешно – поднимавшиеся заявителем в его ходатайствах об освобождении из-под стражи, хотя все эти факты были известны властям с первых дней процесса.
Таким образом, основания для содержания заявителя по стражей не были «достаточными» в нарушение ст. 5 § 3 Конвенции.
Статья 5 § 4 Конвенции
Правительство выдвинуло предварительное возражение о неисчерпании средств национальной правовой защиты, поскольку заявитель не обратился с иском о компенсации вреда, причиненного неправомерным содержанием под стражей. Суд отклонил это предварительное возражение, применив эстоппель: всякое возражение о неприемлемости жалобы должно выдвигаться до принятия решения о ее приемлемости, а Правительство выдвинуло свое возражение после решения о частичной приемлемости жалобы, вынесенного 16 марта 2004 г.
В отношении соблюдения ст. 5 § 4 Конвенции, Суд отметил, что заявитель выдвинул ходатайство об освобождении из-под стражи в судебном заседании 26 июля 1999 г., и оно было отклонено в тот же день. Кассационное определение было вынесено 2 ноября 1999 г., т.е. 98 дней спустя. Суд указал, что первое слушание по кассационным жалобам, поданным заявителем и его адвокатом 29 июля и 1 августа 1999 г. соответственно, было назначено через 24 дня, хотя законодательством предусмотрен срок в 10 дней. Хотя часть из 98-дневной задержки относится к отсутствию адвоката заявителя в судебных заседаниях, остальные задержки вызваны бездействием властей, а также несколькими передачами уголовного дела между прокуратурой, районным и городским судом, которые стоили месяца и пяти дней.
Поскольку неправомерность расследования в рассматриваемый период была признана российскими судами и поскольку не было исключительных оснований для оправдания задержек в рассмотрении жалобы заявителя, Суд нашел нарушение ст. 5 § 4 Конвенции.
Статья 6 § 1 Конвенции
Срок рассмотрения уголовного обвинения против заявителя, принимаемый во внимание в настоящем деле, начался 29 августа 1995 г., когда против него было возбуждено уголовное дело, и закончился 4 февраля 2004 г., когда уголовное дело было прекращено. Срок составил таким образом восемь лет, пять месяцев и шесть дней. Суд ratione temporis компетентен рассматривать период после 5 мая 1998 г., составивший почти пять лет и девять месяцев. Кроме того, он принимает во внимание срок прошедший со дня возбуждения уголовного дела до ратификации Россией Конвенции.
Суд повторил, что разумность срока рассмотрения уголовного обвинения зависит от конкретных обстоятельств конкретного дела, причем имеют значение сложность дела, поведение заявителя и поведение властей.
В отношении сложности дела, Суд отметил, что оно касалось нескольких эпизодов деятельности заявителя, обвинение было предъявлено по нескольким пунктам, а большинство свидетелей проживало вне Санкт-Петербурга и даже вне России. Однако Суд обратил внимание на то, что во время первого процесса было допрошено только 9 свидетелей. Суд также обратил внимание на частное определение, вынесенное Санкт-Петербургским городским судом, в котором длительность процесса была признана чрезмерной и было предъявлено требование ускорить рассмотрение дела. Следовательно, не сложность дела вызвала задержки в рассмотрении уголовного обвинения.
Суд указал, что хотя заявитель и подавал многочисленные жалобы в ходе процесса, Конвенция не требует от обвиняемых сотрудничества с судебными властями и не может препятствовать возможности наиболее полно использовать ресурсы национальной правовой системы для своей защиты. Правительство также не указало эпизодов, свидетельствующих о затягивании процесса заявителем.
В отношении поведения властей, Суд отмечает, что именно их действия, а точнее бездействие вызвало многочисленные задержки. Рассмотрение дела несколько раз откладывалось из-за несоблюдения властями прав заявителя на защиту, в частности, на ознакомление с материалами дела. Суд счел несущественным, заявитель ли обнаружил эти нарушения, прокурор или суд: национальные власти в любом случае должны организовать расследование так, чтобы соблюсти и предусмотренные законом сроки и права обвиняемого на защиту.
Низкое качество расследования также внесло вклад в удлинение рассмотрения обвинения против заявителя. Хотя уголовное дело было возбуждено через год после вменяемых в вину заявителю событий, через десять лет в отношении части обвинения истек срок привлечения к уголовной ответственности, а в отношении оставшихся пунктов прокурор отказался от обвинения, поскольку было затруднительно собрать доказательства о событиях, столь отдаленных во времени.
Наконец, Суд отметил, что существенные задержки во втором уголовном процессе были вызваны нечастными судебными заседаниями. Между 17 июня 2002 г. и 4 февраля 2004 г. было назначено менее двадцати слушаний со значительными интервалами между ними, как, например, летом 2002 г., когда судья был в отпуске. Несмотря на то, что заявитель уже не находился под стражей, суд первой инстанции мог бы составить более интенсивное расписание заседаний.
Таким образом, было нарушение ст. 6 § 1 Конвенции.
Справедливая компенсация
Суд присудил заявителю 4,000 евро за понесенный им моральный ущерб.
