В этой статье обобщается информация об опыте ряда стран, рассматривается содержание законов и их применение, и предлагаются некоторые практические рекомендации.
       К проведению этого исследования побудило осознание силы слова: слово причиняет боль иногда более чувствительную, чем физическое насилие; слово — это потенциальное оружие для социальных переворотов; слово может на какое-то время привести к признанию фашизма и расизма как идеологии, приемлемой для общества. Но в то же время слово и иные формы самовыражения — бойкот, демонстрация, публичное обсуждение представляют собой лучшие способы защиты от нетерпимости, фанатизма и невежества.
       Однако когда время не терпит, т.е. когда возможно насилие и иные незаконные действия, ограничение свободы может оказаться необходимым.
       Вывод, вытекающий из проведенного анализа, проиллюстрированный нижеследующим материалом, сводится к тому, что и право на равенство и достоинство, и право на свободу слова наилучшим образом реализуются при минимальных запретах на hate speech. В большинстве стран законы, запрещающие hate speech, использовались в значительной мере против тех, кто выступал с критикой правительства, либо против меньшинств, и применялись слишком произвольно или не применялись совсем. Положительная роль этих законов заключалась в создании более цивилизованной атмосферы в государствах с развитой демократией. Однако непохоже, чтобы в этих странах они устранили причины дискриминации и ненависти, а возможно, иногда даже оправдывали пренебрежение к ним. Потенциальная польза этих законов не перевешивает опасности злоупотреблений, которую они таят.

       Опыт применения законов, запрещающих hate speech, в Канаде, Дании, Франции, Германии и Нидерландах сходен: везде эти законы ориентированы на необходимость защиты человеческого достоинства, независимо от задачи охраны общественного порядка (законы об охране общественного порядка существуют сами по себе), и активно применяются. Они предусматривают как уголовную, так и гражданскую ответственность.
       Как отмечает Роджер Эррепа, эти законы дают обществу возможность определить свои ценности и пределы своей терпимости. Они необходимы «для защиты основных достижений цивилизации». Представляется, что hate speech причиняет двойной вред. «Она направлена, во-первых, против отдельных лиц и групп, причиняя психологический и моральный ущерб... Во-вторых, она направлена против всего государства, его социальной и нравственной структуры».
       Такой же двойной характер вреда отмечен Верховным судом Канады как фактор, оправдывающий существование в стране законов против пропаганды ненависти.

       Если уголовный закон Канады требует либо умысла на разжигание розни, либо вероятности нарушения мира в результате преступных действий, то во Франции, Германии, Дании и Нидерландах есть, по крайней мере, по одному закону, допускающему осуждение за hate speech независимо от наличия умысла и возможных последствий. Так, Верховный суд Нидерландов постановил: «Является ли оскорбительным для группы лиц высказывание в их адрес относительно их расы и (или) религии определяется природой самого высказывания, а не намерением того, кто его публикует».
       Осуждение во Франции редактора газеты по закону о разжигании розни и клевете на группу лиц за публикацию злобной антисемитской статьи, которую он, по его утверждению, опубликовал, не прочитав, свидетельствует об отсутствии требования наличия умысла. В законодательство Дании, которое также не требует умысла в качестве необходимого условия наступления ответственности, недавно было внесено изменение, устанавливающее, что — по крайней мере — журналисты не несут ответственности за публикацию заявлений других лиц, если не будет доказано наличие с их стороны умысла на нанесение оскорбления.
       В 1990 г. в Уголовный кодекс Франции было внесено дополнение о том, что отрицание или даже постановка под сомнение факта геноцида евреев нацистами является преступлением независимо от умысла виновного.
       Ст.130 Уголовного кодекса Германии предусматривает, что всякий, кто возбуждает ненависть против «определенной части населения» или же злобно высмеивает таковую, может быть подвергнут наказанию до 5 лет лишения свободы, если его действия могли привести к нарушению мира. Однако понятие «нарушение мира» в данном случае значительно шире, чем в английском или канадском законах. По немецкому закону достаточно, чтобы под угрозой оказалось чувство безопасности группы, ставшей объектом оскорбления, или чтобы усилилась предрасположенность других лиц к совершению посягательств против этой группы.

       Законы Канады, Франции, Дании и Нидерландов обеспечивают защиту членов религиозных групп наравне с группами, объединяющими признаками которых являются общность расы, национального или этнического происхождения. Закон Франции обеспечивает защиту лиц на основании их принадлежности — или непринадлежности — к определенной этнической, национальной, расовой или религиозной группе. Практика показывает, что около половины всех возбужденных по этому закону дел касались антисемитских проявлений, половина — выступлений против рабочих-мигрантов из Турции, Магриба и других африканских стран. Однако было по крайней мере одно широко известное дело, завершившееся осуждением за враждебные высказывания против мусульман.
       Немецкий закон, предусматривающий защиту «определенной части населения» от посягательств на «человеческое достоинство», распространяется на граждан Германии, принадлежащих к этническим, языковым, расовым, религиозным или социальным меньшинствам, таким, например, как черные студенты, а также на неграждан, проживающих в Германии, таких, как рабочие-мигранты. Менее тяжкое преступление в области разжигания розни составляют выступления антисемитского характера. Ст.185, предусматривающая уголовную ответственность за оскорбление независимо от того, соответствует или не соответствует оскорбительное высказывание действительности, с 1945 г. применялась почти исключительно для защиты евреев, хотя до этого Верховный суд Германии упорно отказывал им в защите.

       Одной из важнейших особенностей законов этих стран является то, что несмотря на весьма широкую формулировку они не служат источником злоупотребления, т.е. не применяются против тех, кто выступает с критикой правительства, а также против представителей меньшинств. Недавнее осуждение в Дании журналиста и редактора телевидения за интервью с расистом, при том что у них отсутствовал умысел на оскорбление, не представляет собой злоупотребления. Но в закон о средствах массовой информации были внесены изменения, благодаря которым подобные случаи в будущем станут невозможны. Если в Канаде законы о hate speech вызывают разногласия (трое из семи судей Верховного суда считают их неконституционными), то в Дании, Франции, Германии и Нидерландах они пользуются широкой поддержкой.
       И все же сколь бы очевидным это ни казалось, к сказанному следует добавить, что нельзя опираться на политическую волю как на фактор, определяющий справедливость уголовного преследования, тем более, — на ее неизменность. Немецкий закон об уголовной ответственности за клевету, принятый в конце XIX века, применялся для защиты немцев, живущих в Прусских провинциях, крупных землевладельцев, христианского духовенства, немецких офицеров, но ни разу до 1945 г. он не защитил евреев.
       Существенной чертой французской системы является право неправительственных организаций, в чьи задачи входит борьба с расизмом, возбуждать не только гражданские, но и уголовные дела по фактам расистских выступлений. Г-н Эррера считает такое положение основной причиной успеха закона. Большинство местных прокуроров неохотно возбуждает дела по hate speech, и от этого возникает опасность выборочного применения закона. Вышестоящие прокуроры вправе дать им распоряжение о возбуждении уголовного дела или прекращении уголовного преследования по конкретному факту и иногда пользуются этим правом. Но большинство дел возбуждается антирасистскими организациями. Они вправе участвовать в возбужденном по их ходатайству деле наряду с представителем государственного обвинения и при успешном исходе суд может взыскать в их пользу расходы по ведению дела (в дополнение к штрафам в порядке наказания). Естественно, в случае оправдания их расходы не возмещаются, что предотвращает безосновательные обращения в суд. Канада, Германия и Нидерланды не предусматривают столь широких возможностей участия частных организаций в уголовных делах.
       Другая любопытная черта французской системы — широко используемая возможность взыскания штрафов и возмещения ущерба. Наказание в виде лишения свободы может применяться в случае повторных преступлений; с 1972 г. — момента вступления закона в силу — не было ни одного приговора к лишению свободы. Специалисты полагают, что если господин Ле Пен (осужденный и отбывающий условное наказание) совершит новое преступление, он будет первым. На осужденного, или лицо, признанное ответственным в гражданском порядке, в особенности за hate speech, имевшую широкое распространение, может быть возложена обязанность опубликовать за свой счет ответ потерпевшего в ведущих газетах.
       Сторонники французской системы считают, что она имеет ряд черт, достойных похвалы. Она включает в себя уголовные законы, провозглашая тем самым осуждение обществом определенного, в высшей степени оскорбительного языка, однако законы применяются адекватно и вероятность наказания в виде тюремного заключения невелика, разве что в случаях совершения преступления повторно. Система также предоставляет возможность выбора между уголовным делом и гражданским иском, который проще для доказывания и рассматривается быстрее. Санкции в виде возмещения ущерба и высоких штрафов способствуют предотвращению подобного поведения в будущем, обеспечивают компенсации потерпевшему и отражают негативное отношение общества. Условия участия антирасистских организаций приводят к ответственному применению законов.
       Некоторые из этих черт свойственны датской, канадской и немецкой системам.
       Действенны ли эти законы? Однозначного ответа на этот непростой вопрос нет. Хотя расизм, ксенофобия и призывы политических партий, апеллирующих к низменным чувствам, усиливаются, кто знает, как сложилась бы обстановка, не будь этих законов. Широкий обзор уголовных и гражданских дел и анализ их результатов в сочетании с тщательно продуманным опросом населения несомненно дал бы интересную информацию. Стоит отметить и анекдотический результат: после осуждения Ле Пена его язык стал более сдержанным. Однако защитники свободы слова не могут удержаться от вопроса: какие же высказывания должны подвергаться запрету и не связан ли рост популярности ультра-правых партий в некоторой степени с той одиозностью, которую они приобретают благодаря процессам против hate speech?

       Уголовные законы Великобритании, Северной Ирландии, Израиля и Австралии базируются на заинтересованности в обеспечении общественного порядка и признании того, что hate speech, направленная против группы лиц или против конкретного лица в связи с его принадлежностью к группе, представляют большую угрозу для общественного порядка, чем оскорбление, связанное с личными качествами человека. В этих странах на возбуждение уголовного дела требуется согласие Генерального прокурора.
       Ни в одной из перечисленных стран законы не являются эффективными. Несмотря на высокий уровень сектантской неприязни и насилия, в Северной Ирландии за 21 год существования закона о разжигании религиозной вражды было возбуждено лишь одно дело, которое закончилось оправданием. За 6 лет действия подобного закона в Израиле был осужден лишь один человек, и то в результате сделки о признании вины на основе обвинения в призыве к бунту. В Великобритании было возбуждено 18 дел на основании принятого в 1986 г. закона о разжигании расовой розни, 16 из них закончились осуждением. По закону Южного Уэльса, принятому в 1989 г., не было ни одного уголовного преследования.
       Законы Израиля, Великобритании и Нового Южного Уэльса защищают только группы, объединяемые этническим и национальным происхождением. Так, евреи, сикхи и цыгане подпадают по защиту этого закона, мусульмане, сионисты и путешественники — нет. Закон Северной Ирландии в дополнение к этому предоставляет защиту религиозным группам.
       Английский закон о разжигании национальной неприязни, похожий по формулировке на канадский закон, предусматривает уголовную ответственность за угрожающие, обидные или оскорбительные высказывания или действия, которые либо сознательно направлены на разжигание расовой ненависти, либо реально могут привести к возбуждению такой ненависти (секция 18 и 19 Акта об Общественном порядке 1986 г.). В Северной Ирландии составляет преступление употребление угрожающих, обидных и оскорбительных по форме или смыслу выражений, которые могут возбудить ненависть против части населения или вызвать у части населения страх. Израильский Закон (ст.144В Уголовного Кодекса) предусматривает наказание в виде тюремного заключения на срок до пяти лет за всякую публикацию, имеющую целью возбуждение расизма, независимо от того, соответствует ли она действительности и приводит ли фактически к расизму, и тюремное заключение на срок до одного года за хранение и распространение запрещенных публикаций, направленных на возбуждение расизма.
       В Великобритании есть также два состава преступления, рассматриваемые с упрощенной процедурой (наказуемые незначительными штрафами) и направленные скорее против причинения беспокойства вообще, чем на защиту определенных групп населения. Закон против оскорбления словом запрещает произносить или демонстрировать угрожающие, обидные или оскорбительные слова в пределах слышимости или видимости лица, которому они могут причинить «беспокойство, тревогу или страдания» (секция 5 Закона об Общественном порядке 1986 г.). Существует также закон, запрещающий послать письмо или статью, носящие угрожающий или в высокой степени оскорбительный характер и направленные на причинение беспокойства или страха.
       Английский закон страдает рядом недостатков. Особо тревожит то, что он как бы сам напрашивается на злоупотребления им. Закон о возбуждении расовой розни 1965 г., по сути более узко сформулированный, чем закон 1986 г. (он требовал одновременно и умысла, и вероятности разжигания розни как следствия действий), в течение первого десятилетия применялся гораздо более эффективно против лидеров Черных Пантер, чем против белых расистов. В течение последних 4 лет закон о нарушении общественного порядка применялся против студентов, выражавших недовольство Маргарет Тэтчер, в то время премьер-министра, демонстрантов, протестующих против проведения спортивных соревнований в Южной Африке, демонстранта, выступающего напротив дома премьер-министра.
       Протестуя против злоупотреблений законом, несколько правозащитных групп потребовали улучшения закона на том основании, что его применение приводит к неадекватным осуждениям и оправданиям (как это было и с прежним законом). Несмотря на то, что в период с 1986 по 1990 г. Комиссия по расовому равенству изучила 55 случаев и рекомендовала возбудить дела по ним, возбуждено было лишь 14 дел. Обвинительные власти предпочитают применять смежные — нерасовые законы, когда это возможно.
       Санкции спорны: с одной стороны, в отличие от практики Франции, применяемые штрафы были низкими (до 400 фунтов стерлингов), с другой стороны, из 16 дел — 3 закончились лишением свободы (от 2 месяцев до 1 года). Низкие штрафы позволили осужденным объявить себя фактически реабилитированными, и осуждения к тюремному заключению дали основания для протестов против превращения осужденных в козлов отпущения. Кроме того, законодательство не предусматривает гражданских исков по фактам возбуждения расовой розни.

       1. Британские и Израильские законы, запрещающие hate speech и направленные на охрану общественного порядка, не действенны по двум причинам: во-первых, они слабо удерживают от таких выступлений, которые, по мнению правозащитных организаций, должны быть наказуемы в первую очередь; во-вторых, они открывают возможности для злоупотреблений (и такие злоупотребления имеют место, во всяком случае, в Великобритании). Нейтральный в расовом отношении закон мог бы решить обе проблемы. В сочетании с законодательством, обеспечивающим большую свободу слова, и пересмотром законов о богохульстве и причинении беспокойства, принятие такого закона способствовало бы обеспечению как права на свободу слова, так и права на равенство и достоинство.
       2. Опыт этих стран показывает, что существование законов об ответственности за разжигание розни отвлекает от деятельности по созданию законов, направленных на устранение причин дискриминации. В Израиле акт, расширяющий действие закона, запрещающего дискриминацию при приеме на работу и в области общественного сервиса на основе национальности, на этнической и религиозной почве, находится на рассмотрении кнессета уже несколько лет. В Британии национальные меньшинства так и не имеют представительства в правительстве, судебной власти и таких важных государственных службах, как полиция. Это побудило одного из четырех представителей меньшинств в Палате Общин, состоящей из 650 членов, в 1988 г. назвать создавшееся положение большим проявлением расизма, чем наблюдается в США.
       3. Израильский закон, запрещающий участие расистских организаций в выборах в кнессет, позволяет сделать третий вывод. Меер  Кахане, входивший в правое крыло депутатов кнессета и откровенно излагавший свои расистские идеи, постоянно подвергался остракизму со стороны коллег. Новые расистские партии, употребляющие вполне цивилизованные выражения, не испытывают такого неприятия. Более того, в Англии существует мнение, что изложение расистских идей языком, ненаказуемым по законам о hate speech, обеспечило усиление поддержки некоторых расистских групп.
       Закон Нового Южного Уэльса дает любопытный пример примирительной процедуры, которая особенно подходит для жалоб на средства массовой информации в отношении менее тяжких случаев разжигания расовой розни. Суд вправе обязать к опубликованию извинений и опровержений, возмещению вреда и совершению иных действий, устраняющих дискриминацию.

       Индия являет собой пример страны с глубокой приверженностью демократическим принципам и истинно независимой судебной властью, столкнувшейся с масштабными проблемами межобщинной напряженности, бедности и неграмотности.
       Законы Индии запрещают hate speech против какого-либо «класса людей» на том основании, что они являются членами религиозной группы или касты, или общины.
       В Индии есть 5 уголовных законов, предусматривающих наказание до 5 лет тюремного заключения за умышленное разжигание межобщинной ненависти. Кроме того существуют разные законы, запрещающие hate speech при конкретных обстоятельствах. Например, государство вправе запретить разные организации в интересах предотвращения общественного беспорядка или сохранения государственной целостности (применяется в основном против организаций, придерживающихся экстремистских религиозных позиций), и подвергать фильмы предварительной цензуре. Признается преступлением, если кандидат или представитель партии совершает «систематические действия, призывающие к голосованию или воздержанию от голосования по мотивам касты, расы, общины или религии». Таможенный Закон 1962 г. предоставляет правительству право запрещать импорт или экспорт товаров, включая книги и другие издания.
       На все перечисленные выше положения распространяется конституционный принцип судебной защиты свободы слова, в соответствии с которым все ограничения свободы слова должны производиться «в интересах» чего-либо, среди прочего — в интересах сохранения мира. Хотя формулировка «в интересах» шире, чем «в случае необходимости», правозащитники в основном не возражают против применения этого положения центральной властью. Однако на уровне властей штатов злоупотребления происходят очень часто, в то время как на уровне центрального правительства — эпизодически. Например, роман Салмана Рушди «Сатанинские стихи» был на основании Таможенного закона не допущен без надлежащего судебного рассмотрения, а правительство штатов Джамму и Кашмир смогло в порядке упрощенной процедуры без суда присяжных запретить женскую общественную организацию и компанию по социальному обеспечению, занимавшуюся школами. В Махараштре полиция Бомбея в 1989 г. на основании секции 503(2) Уголовного кодекса (вместо того чтобы применить гражданский или даже уголовный закон о клевете) возбудило дело за статью, в которой было высказано предположение о связях между полицией и сикхскими террористами. Правительство того же штата наложило запрет на книги, которые с точки зрения здравого смысла не могли бы рассматриваться как представляющие угрозу общественному порядку.
       В отличие от этих законов, применяемых в судебном порядке, существуют различные чрезвычайные и специальные меры, которые несут в себе опасность злоупотреблений. Так, если центральное правительство или власти штата захотят принять спешные меры против hate speech, они могут прибегнуть к заключению как предупредительной мере или к введению комендантского часа и необоснованному применению силы, чтобы заставить замолчать выступающих и ликвидировать инакомыслие, или использовать другие законы о чрезвычайных мерах, чтобы не допустить публикации.

       Благодаря наличию в Индии независимой судебной власти (в особенности на высшем уровне), некоторые из законов, запрещающих hate speech (тех, что предусматривают судебный порядок), сыграли положительную роль в ограничении выступлений, которые могли бы привести к насилию, и в то же время учитывали конституционное право на свободу слова. Законы могли бы быть значительно эффективней и в меньшей степени порождать злоупотребления, если бы предоставляли право ограничивать свободу слова только когда это необходимо непосредственно для предотвращения нарушения мира.
       Очевидно, что чрезвычайные меры недопустимо широки. Однако, поскольку они не подлежат судебному контролю (и вообще не установлено какого-либо порядка их пересмотра), внесение в них изменений, как указывает Венкат Эсварон, бессмысленно при отсутствии глубоких социальных, экономических и политических реформ. Он считает целесообразным реорганизовать полицию и силы безопасности и принять более фундаментальные меры. Например, разработка программ, направленных на разрешение таких проблем, как безграмотность и нищета. Образование и экономическое развитие, по мнению Эсварона, единственный путь, который может привести к снижению ненависти, дискриминации и насилия между различными общинами Индии.

       Государства бывшего Советского Союза, как и Индия, испытывают межнациональную напряженность, которая может прорваться и прорывается кровавыми конфликтами. Так же как и в Индии, Российское центральное правительство пытается играть роль посредника и способствовать предотвращению насилия. Не следует проводить сопоставление слишком широко в силу существенных различий, которые включают в себя степень расположенности центрального правительства к одной из конфликтующих сторон.
       Другое существенное различие заключается в отсутствии действенной системы права, не говоря уже о зависимости судебной власти. Советские суды были традиционно зависимы от центральной власти и аппарата коммунистической партии, так что было практически невозможно получить действительно беспристрастное решение, если в деле остро стоял национальный вопрос. Более того, сама система права хаотична: различные декларации независимости, новые конституции, договоры между странами СНГ, признание международных договоров ставит суды и юристов перед вопросами без ответов о том, какой закон применять.
       Общесоюзный закон предусматривает уголовную ответственность и наказание до трех лет лишения свободы за умышленное возбуждение национальной или расовой вражды или розни, или «прямое или косвенное ограничение прав, или установление прямых или косвенных преимуществ граждан в зависимости от их расовой или национальной принадлежности». Однако, насколько известно, закон этот применялся вне сочетания с обвинениями в совершении насильственных действий только однажды.
       С учетом высокого уровня нетерпимости, дискриминации, насилия и широким распространением расизма, шовинизма и пропаганды ненависти, которые пронизывают сегодня страны Содружества, Ю.Шмидт, чтобы свести к минимуму возможность злоупотреблений или выборочного применения закона, предлагает узкую его формулировку, предусматривающую уголовную ответственность только за систематические или злостные публичные заявления, направленные на возбуждение вражды между общинами.
       Необходимо учитывать, что уголовные процессы несут в себе риск превращения обвиняемых в героев... Процесс же административный может быть проведен быстрее, что немаловажно, когда одна из целей привлечения к ответственности — продемонстрировать способность демократической системы к быстрому и эффективному реагированию. К тому же административный процесс снизил бы риск серьезных злоупотреблений, что особенно существенно для стран Содружества в свете плохо развитого права и традиционной небеспристрастности в рассмотрении дел, связанных с межнациональными конфликтами. Случаи, когда было спровоцировано насилие, могут и должны влечь за собой ответственность.
       Странам Содружества имело бы смысл рассмотреть вопрос о заимствовании некоторых элементов французского процессуального закона, позволяющего определенным организациям, чья деятельность направлена на борьбу с расизмом, участвовать в административных и/или уголовных процессах. Такое нововведение дало бы людям, пострадавшим от разжигания ненависти, сознание того, что существует механизм, позволяющий не сбрасывать со счета и их интересы.

       Существенным вкладом США в дискуссию по проблемам hate speech является не только Первая Поправка к Конституции, но и, что еще важнее, развитая система права, созданная Верховным Судом. Кевин Бойл в обзорной статье выдвинул по меньшей мере две причины, по которым подход к этой проблеме в США кардинально отличается от опыта других государств: во-первых, США возникли из инакомыслия и сохранили традицию не доверять Правительству; во-вторых, англо-американская традиция исходит из того, что лучшая гарантия свободы — это минимальное правовое регулирование, что сильно отличается от римской традиции кодифицирования, лежащей в основе Европейского права. Несмотря на различные подходы, из опыта США можно сделать выводы, применимые к обеим системам.
       Американский закон допускает ограничения hate speech только в тех случаях, когда она может непосредственно привести к противозаконным действиям и когда никакие другие доступные и менее жесткие меры не могут быть эффективны. Однако закон допускает разумное регулирование времени, места и способа если это не снижает эффективность выступления. В частности, в Американской юриспруденции существует концепция «captive audience» (пленные слушатели), которая допускает регулирование для предотвращения навязывания людям оскорбительных речей, например в их домах или частных владениях. В общественных местах на слушателей возлагается бремя отвлечения своего внимания от того, что кажется им оскорбительным.
       Американское право запрещает обидные высказывания, в которых содержится угроза или запугивание, и допускает применение мер в порядке гражданского судопроизводства за обидные действия в отношении лица, находящегося на рабочем месте, которые мешают ему (ей) выполнять обязанности, в частности, за действия, связанные с «сексуальным беспокойством». Сторонники гражданских свобод полагают, что такой же подход уместен в отношении hate speech в студенческих городках: непублично нанесенное студенту оскорбление, которое явно снижает его способности к учебе, должно влечь за собой право на иск.
       Другое необычное положение, существующее в американском праве, сводится к требованию нейтральности всякого закона, регулирующего свободу выражения мнений. Это требование продиктовано идеей необходимости в первую очередь обеспечить право на политическое инакомыслие, опасением, что это право окажется под угрозой, если правительство сможет привлекать к ответственности тех, кто оскорбляет группы, которые правительство считает нужным защищать. Другой довод защитников этого принципа — отсутствие уверенности в том, что однажды пришедшее к власти правительство не ограничится запретом только социально вредных выступлений, но и внесет в это элемент политического произвола.
       Разные эпизоды в истории США подчеркивают важность приверженности идее свободы слова для обеспечения равенства и достоинства, а также права на политический протест и инакомыслие. Движение за гражданские свободы 1950-1960 гг. смогло развиваться благодаря решениям судов (в особенности — высокого уровня), поддерживающим право на марши протеста по улицам, на сидячие демонстрации перед общественными зданиями, на выступления, глубоко оскорбительные для белого населения. Получали защиту оскорбительные и порою расистские выступления некоторых активистов Черных Пантер против полиции и других представителей власти (в противоположность Англии, где активисты Черных Пантер первыми подвергались преследованиям за разжигание ненависти).
       Дебаты о hate speech в студенческих городках показали, что с течением времени негативная речь может быть вытеснена позитивной речью. Хотя сами дебаты могут показаться бурей в стакане воды, привлечение широкого внимания к проблеме дало результаты. Теперь, спустя 3-4 года после первой волны инцидентов, связанных с hate speech, их число уменьшилось. Университеты, понимая, что строгие дисциплинарные кодексы не пройдут теста на соответствие Конституции, сосредоточили внимание на более глубоких мерах. Например, на студентов, занимающихся hate speech, возлагается обязанность прослушать дополнительную лекцию о терпимости, или курс по истории культур различных меньшинств. В студенческих городках проводятся публичные дебаты на соответствующие темы.
       Некоторые считают, что одиозное дело Скокки, решение по которому позволило нацистам, одетым в униформу, совершить марш по улицам квартала, где проживали пережившие геноцид во время Второй мировой войны евреи, являет собой эксцесс применения Первой Поправки. Однако, как указывает Арье Мейер, «когда все завершилось, никто не захотел присоединиться к нацистам. Они высказали свое мнение, и оно было отвергнуто». Более того — они не превратились в героев. Жители Скокки, несомненно, испытали страдания, но при этом важным обстоятельством было то, что будучи предупреждены заранее, они имели возможность уйти из дома, избежав тем самым прямого воздействия оскорбления. Тот же принцип, который обеспечил право нацистам совершать марш по Скокки, дал возможность Мартину Лютеру Кингу провести демонстрацию в предместье Бирмингема, населенном белыми, и позволил многим другим донести до американской публики свои убеждения. Дело Скокки символизирует победу терпимости над нетерпимостью.
       Несомненно, приверженность США свободе слова обусловливает меньшую приверженность законам, носящим скорее символический характер и имеющим просветительские цели, а также повышающим уровень культуры общения. США решили поставить свободу выражения мнения выше собственных государственных символов. Верховный Суд, отменяя закон, запрещающий осквернение флага США, указал: «Если основополагающий принцип заключен в Первой Поправке, это означает, что правительство не может запретить выражать мнение только потому, что общество считает само это мнение неприятным или оскорбительным. Наказание за надругательство над флагом уничтожает ту свободу, которая делает этот символ уважаемым и достойным уважения».
       Разумеется, Первая Поправка не препятствовала рабовладению, не предотвратила эру Мак-Карти. Но, как объясняет Надин Строссен, поправка была единственной прочной конструкцией, с которой теперь ассоциируется движение середины 60-х. Как нельзя утверждать, что во Франции законы, запрещающие hate speech, сыграли какую-либо положительную роль в замедлении роста злобной ксенофобии и расизма, так невозможно определить, лучше или хуже защитили бы другие законы в США равные права и политическое инакомыслие, но в США нетерпимость и дискриминация не выше, чем во многих странах Европы, а инакомыслию предоставлена большая защита, чем где бы то ни было в мире.

       Вопиющие злоупотребления законами, ограничивающими hate speech, в то самое время, когда беспристрастный подход к конфликту жизненно необходим, представляет собой самое серьезное обвинение против таких законов. Так законы в Шри-Ланке и Южной Африке применялись почти исключительно против угнетенных и политически бессильных общин. В Индии законы о hate speech не подвергаются широкой критике в значительной степени потому, что правительство может в любой момент прибегнуть к чрезвычайным мерам, если ему понадобится совершить действия, которые суд мог бы признать не соответствующими конституционному требованию о гарантии свободы слова. Выборочное или нечеткое применение законов, как это происходит в Великобритании, Израиле и бывшем Советском Союзе, позволяет правительству ставить под угрозу право на инакомыслие и неизбежно ведет к недовольству и отчуждению среди различных меньшинств. Эти законы могут также отвлекать от принятия действенного антидискриминационного законодательства; Израиль являет собой, пожалуй, наиболее яркий пример страны, где принят символический закон против hate speech, в то время как принятие закона, запрещающего дискриминацию в области труда и общественных услуг на основе религии, этнического и национального происхождения, продолжает откладываться.
       Рост расизма и ксенофобии в Европе, несмотря на разнообразные законы, запрещающие hate speech, ставит под сомнение их эффективность в деле укрепления терпимости и недопущения дискриминации. Тревожным явлением представляется наблюдающееся в Великобритании, Франции, Израиле и других странах облагораживание выражений, используемое известными расистами, во избежание уголовной ответственности, которое может привести к тому, что их идеи окажутся приемлемыми для более широкой аудитории.
       Коль скоро общество все-таки склонно иметь законы против hate speech, надо иметь в виду, что гражданская и административная ответственность полностью выполняют задачи, для достижения которых издаются уголовные законы, и при этом лишены отрицательных побочных явлений, свойственных последним. Такие меры, как право на опубликование ответа и опровержения, равно как взыскание затрат на ведение дела, куда более эффективны с точки зрения возмещения ущерба пострадавшему и более поучительны для других, чем приговор к тюремному заключению.
       Пожалуй, опыт США наиболее поучителен для защитников свободы слова, бьющихся над разрешением этой проблемы. Хотя пример со студенческими городками нельзя распространить на более широкую часть общества, просветительные меры в сочетании с развернутыми дискуссиями о терпимости и недвусмысленным осуждением hate speech снизили число такого рода инцидентов и явно имели большее влияние на предрассудки, чем запреты на hate speech.
       Южноафриканский писатель Денис Мейерсон сказал: «Покуда расовая ненависть продолжает одолевать нас, лучше дать ей выплеснуться на уровне слов, а не закрыть ее в бутылке, тем самым не только увеличивая ее степень, но и увеличивая вероятность более опасной ее разрядки. Вынужденно выбирая из двух зол, мы должны признать, что терпимость более выгодна, нежели разорительна».
       Имея дело с расизмом и hate speech с одной стороны, и запретами на свободу слова с другой, мы неизбежно выбираем из двух зол. Определение точки равновесия в каждом контексте — это кропотливый труд, в котором нет идеального для всех решения. И тем не менее поиск его несомненно приводит нас к пониманию того, что свобода слова и равенство — взаимосвязанные ценности.