Другие проблемы

Об информации. Отметим проблему, которой уже касались выше. Это недоступность для беженцев информации о законах и подзаконных актах, определяющих их положение. А также неинформированность исполнителей этих актов.

Несколько примеров такого рода нами уже было приведено. Паспортные столы Москвы и Московской области, например, не осведомлены об отмене сбора за регистрацию по месту жительства на приобретенной на правах собственности площади. Не знакомы там и с заявительной формой снятия с регистрационного учета. В школах Москвы нет информации об отмене приказов, ограничивающих права на обучение тех детей, чьи родители не имеют регистрации в Москве. Есть Распоряжение Правительства Москвы  287-РП от 31 января 1992 г. о бесплатном медицинском обслуживании беженцев по месту их фактического проживания (т.е. без регистрации по месту жительства, но не месту пребывания), но медицинским учреждениям об этом часто неизвестно. Этим же постановлением ГУВД предписывается обеспечить беженцев паспортами без указания места прописки, однако до сих пор сотрудники милиции выражают крайнее удивление и недоверие, когда видят паспорт без печати о прописке. Многие беженцы до сих пор не получили паспорта и живут по пресловутой форме 9, временно, вот уже семь лет, заменяющей им удостоверение личности.

Правозащитным организациям приходится рассылать копии документов по школам, паспортным столам, медицинским учреждениям или выдавать их на руки беженцам.

Неизвестно беженцам и Распоряжение от 21 апреля 1994 г. о льготах по налогу на прибыль для гостиниц, где бесплатно живут беженцы. Администрация скрывает это распоряжение от беженцев, чтобы держать их в постоянном страхе выселения. 25 января 1995 г. принято Постановление Правительства Москвы 61 «Об оплате проживания беженцев в гостиницах», согласно которому образован Централизованный фонд на покрытие расходов гостиниц по содержанию беженцев. Почему-то в список гостиниц, расходы которых на содержание беженцев покрываются из городского бюджета, не вошли акционировавшиеся гостиницы. В этом и кроется причина особой нетерпимости владельцев этих гостиниц к беженцам. Только осенью 1996 г. в список гостиниц, получающих средства из фонда, были введены акционировавшиеся. И снова рассылаются запросы в соответствующие инстанции и раздаются беженцам копии ответов, служащих им защитой.

Однако никакой борьбы с врачами, учителями, администрацией гостиниц, милицией не понадобилось бы, если бы каждый представлял себе правовое положение, в котором он живет и трудится.

Образование. По традиции, идущей с советских времен, каждый ребенок должен учиться в школе. До недавнего времени проблем с обучением в школах детей беженцев и вынужденных переселенцев не было, вне зависимости от того, имели ли их родители статус или какую-либо регистрацию. Иногда директора школ просили принести ходатайство от правозащитной организации или депутата, чтобы оправдаться перед начальством.

С сентября 1995 г. в школы перестали принимать детей, родители которых не имеют регистрации по месту жительства. Это в первую очередь относилось к детям из Чечни, несмотря на то, что формально они граждане России и к тому же жертвы трагедии, за которую отвечает государство. Ходатайства правозащитников уже не действовали. Директора школ сообщали, что им разослан документ, запрещающий принимать в школу детей, родители которых не имеют московской прописки. Один из директоров сказал: «Рады бы, да не можем — нас проверяют каждый день!» Документом, запрещавшим прием детей в школы, было письмо от 15 сентября 1995 г. начальника Паспортно-визового управления ГУВД Москвы М.К.Серова заместителю председателя Московского департамента образования Г.Д.Кузнецову. Исходя из правил прописки в Москве, г-н Серов сообщает, что «прием на учебу в общеобразовательные школы иногородних учащихся без наличия у них прописки или регистрации является нарушением действующей паспортной системы». Что же касается прибывающего в город «значительного количества беженцев и вынужденных переселенцев, в том числе и из Чечни», то вопросы их приема в школы «следует решать при наличии у них или их родителей удостоверений, выдаваемых миграционной службой Правительства Москвы». Это письмо лишило возможности учиться множество детей. Детей, которые уже пропустили год или два учебы, сначала — из-за дудаевского беспредела, потом — из-за бомбардировок, которые обрушили на них защитники конституционного порядка. Для руководства Московского департамента образования дети, изувеченные, потерявшие близких, оставшиеся без крова, бежавшие в поисках защиты, оказались «значительным количеством переселенцев», и оно решило посоветоваться с привыкшими к борьбе с нарушителями сотрудниками милиции. Милиция дала директивный совет: не брать малышей в школы, дабы не были нарушены правила паспортной системы. Остались еще на год без науки пятеро детей Янсуковых, приехавших к дяде, родство с которым их мать из-за расхождений в написании отчеств долгое время не могла доказать. А мать девятилетней Ларисы Князевой прописалась у своей двоюродной бабушки как иностранная гражданка, т.е. за три минимальные зарплаты в месяц, чтобы ее девочка могла ходить в школу. На запрос о правовых основаниях инструкций, данных директорам школ, был выслан Протокол 19 от 10 ноября 1994 г. «Об обучении в школах г. Москвы лиц, не имеющих постоянной московской прописки», подписанный тем же Кузнецовым. Протокол, адресованный «начальникам окружных управлений образования и руководителям учебных заведений г. Москвы», предписывает (п.1) брать в школы детей беженцев, имеющих «статус на территории г. Москвы» (снова статус не российский, а некий специальный московский), и строго «обращать внимание на срок действия удостоверения, т.к. он ограничен».

Дети граждан, имеющих временную прописку, «принимаются в школы на время действия прописки» (п.5). При этом «гостевая регистрация на 45 суток право на обучение ребенка дает только в исключительных случаях (война в Чечне таким исключительным случаем признана не была! — Авт.) по согласованию с окружными управлениями образования». Упомянуты в протоколе военные и дипломаты, а остальным предписывается «отказывать в приеме их детей в школы». Учителя не слишком стремились соблюдать Протокол, может быть поэтому Кузнецову и пришлось обратиться к авторитету ГУВД.

После событий в Буденновске появилось новое распоряжение — брать детей в школу как «вольнослушателей», т.е. без записи в журнал, опросов на уроках и выдачи документов о получении образования.

Снова была долгая переписка с Департаментом образования, ссылки на Закон РФ «Об образовании» и ст. 28 Конвенции о правах ребенка, которая обязывает подписавших ее «ввести бесплатное и обязательное начальное образование» и «принимать меры по содействию регулярному посещению школ и снижению числа учащихся, покинувших школу». Посылались депутатские запросы, направлялись обращения в прокуратуру. 1995/96 учебный год прошел в борьбе за каждого ученика. В 1996 г. Департамент образования сообщил, что запреты отменены. Однако до сих пор информация об изменениях не доведена до всех школ. В сентябре 1996 г. детям снова было отказано в приеме в школы, и правозащитным организациям пришлось информировать директоров школ в каждом отдельном случае. Большую роль в изменении ситуации к лучшему сыграли статьи в прессе, в первую очередь статьи Анны Политковской в «Общей газете».

В 1996 г. ситуация повторилась в районном масштабе в связи с приказом 624 от 27 сентября по Управлению образования Одинцовского района Московской области «О прекращении обучения детей из ближнего зарубежья». На этот раз отказ в приеме в школы коснулся семей беженцев Сафарян и Кафиевых, имеющих статус. Снова последовали обращения в прокуратуру, статьи Политковской в «Общей газете». 20 января 1997 г. дети были снова приняты в школу, районная прокуратура признала противозаконность их отчисления и дала указание наказать виновных. Директором школы были организованы дополнительные занятия с детьми Сафарян для ликвидации пробелов в их знаниях.

Медицинское обслуживание. Переход на страховую систему медицинского обслуживания на фоне отсутствия финансирования медицинских учреждений фактически явился для всех жителей России переходом к платной медицине. Разумеется, беженцы и вынужденные переселенцы оказались в особенно тяжелом положении и прежде всего те из них, кто не имеет статуса. Для имеющих статус беженцев и вынужденных переселенцев медицинское обеспечение, в соответствии с законами РФ, должно быть таким же, как для граждан России. Однако даже в Москве им выдается лишь временный полис, действительный при наличии «удостоверения беженца или вынужденного переселенца, выданного Миграционной службой Москвы, и временной регистрации» (Информационное письмо Московского городского фонда обязательного медицинского страхования от 8 июня 1996 г.).

В Московской области «порядок медицинского страхования беженцев и вынужденных переселенцев, не имеющих регистрации по месту жительства, не определен» (из ответа начальника Департамента по вопросам миграции при администрации Московской области). Не определен этот порядок и в других регионах России.

Что же касается медицинского обслуживания тех, кто не имеет статуса, то оно вовсе ничем не регламентировано. Каждый беженец и переселенец эту проблему решает самостоятельно. Известно множество случаев, когда главные врачи поликлиник по своей инициативе выдавали полисы людям, не только не имевшим статуса, но и не получившим регистрации по месту пребывания. Надо отметить, что ни Министерство здравоохранения, ни Департамент здравоохранения Москвы ни разу не ответили отказом на конкретные ходатайства о проведении консультаций, обследований, о наблюдении по беременности, в госпитализации и проведении операций беженцам и вынужденным переселенцам. По просьбе правозащитных организаций и депутатов Государственной думы за 1996 г. была оказана медицинская помощь сотням беженцев. В первую очередь она оказывалась жертвам военных действий в Чечне. Однако неоднократно вместе с конкретным положительным ответом депутату задавался общий вопрос, из каких средств московские медицинские учреждения должны оказывать помощь беженцам. Ответ на него, безусловно, требует правительственного решения.

С сожалением приходится отметить, что в ряде случаев отдельные медики и медицинские учреждения отказывались оказывать экстренную помощь, которую обязаны предоставлять всем нуждающимся без исключения.

Приведем один яркий пример. Больной раком Александр Григорян приехал на лечение в Москву из Грозного в ноябре 1994 г. с женой Анной, и, естественно, задержались они надолго. По счастью, у Анны в Москве был одинокий дядя, готовый прописать ее с мужем у себя. В регистрации на общих основаниях им отказали, предоставление статуса вынужденных переселенцев сочли невозможным из-за недостаточной степени родства. Без регистрации и статуса Анна не могла работать, ее муж не получал пенсию, а главное — медицинское обслуживание. В центр временного размещения беженцев его после шестой операции везти было немыслимо, дом в Грозном разрушен. До последних дней жизни Александра шла борьба за право пользоваться «скорой», за выписывание бесплатных обезболивающих средств. Врачи соседней поликлиники и «скорой помощи» утверждали, что не имеют права обслуживать «лицо, не имеющее в Москве регистрации по месту жительства». Многократные обращения к руководству медицинских учреждений членов правозащитных организаций, депутата Государственной думы Вячеслава Игрунова привели в конце концов к тому, что за нарушение медицинской этики был уволен с работы врач «скорой помощи», заявивший Григорянам, что им следовало из Грозного ехать в Армению, а не в Москву. В марте 1996 г. Александр Григорян скончался, и только в последние несколько дней его жизни Анна была уверена, что по ее вызову к мужу без промедления приедет врач.

Как пример сотрудничества медицинского учреждения с общественной организацией, помогающей беженцам, можно привести договор между Комитетом «Гражданское содействие» и поликлиникой 5 (бывшей платной поликлиникой им. Семашко, знаменитой в Москве высокой квалификацией своих специалистов) о выделении 70 бесплатных талонов в месяц для беженцев на прием к специалистам. Благотворительная аптека католической организации «Каритас» помогает беженцам лекарствами. Однако, разумеется, благотворительность не решает проблемы медицинской помощи при необходимости дорогостоящего лечения, на которое нет средств ни у беженцев, ни у общественных организаций, ни у нищих медицинских учреждений.

Положение во многих других регионах хуже, так как медицина там в еще меньшей степени получает необходимое финансирование.