8. НАСЕЛЕННЫЕ ПУНКТЫ В ПРИГОРОДНОМ РАЙОНЕ И ЧЕРТЕ ВЛАДИКАВКАЗА,
В КОТОРЫХ
В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ПРОЖИВАЕТ ИНГУШСКОЕ НАСЕЛЕНИЕ
Таких населенных пунктов четыре: Карца, Чермен, Майское, Эзми.
Каждый из этих населенных пунктов пережил свою особую судьбу в событиях 1992 г. и после них. Факт проживания в каждом из них ингушского населения объясняется в каждом случае разными причинами. Точно так же каждый из этих поселков ставит перед российскими властями разные проблемы.
Проблемы, уже возникшие в этих трех населенных пунктах, могут раньше или позднее возникнуть во всех местах, куда вернутся вынужденные переселенцы, если, конечно, начнется обещанный государством широкомасштабный процесс их возвращения. Решение этих проблем здесь сегодня может позволить избежать осложнений в будущем.
Поселок в пригороде Владикавказа, административно входящий в состав городского Промышленного района. До событий 1992 года в нем проживало около 12 тыс. человек, в основном ингушей. Жили также русские, осетины, армяне, грузины и др. Большинство людей работало на предприятиях Владикавказа.1
С 24 октября 1992 г. в соответствии с решением «объединенной сессии 3 райсоветов Ингушетии и депутатской группы Пригородного района Северной Осетии» (см. раздел 4.3) по периметру поселка были выставлены ингушские вооруженные посты.
С 31 октября 1992 г. поселок, в котором находились вооруженные ингушские боевики, начал подвергаться беспрерывному обстрелу из стрелкового оружия и гранатометов. Среди мирного населения были убитые и раненые. Жители Карца были вынуждены бежать под охрану российской армии в расположенную поблизости воинскую часть, где разместились в старых казармах. В то время как население бежало, находившиеся в поселке ингушские боевики расстреляли 7 содержавшихся в здании клуба заложников-осетин.
Через 10-15 дней часть жителей Карца вернулась в поселок, отказавшись садиться в автобусы, поданные к воинской части для отправки скрывавшихся там ингушей за пределы Северной Осетии.
За период отсутствия жителей в поселке были взорваны и сожжены многие дома. Тем не менее большинство домов осталось целыми. Это может объясняться тем, что в поселке проживало относительно много русских, и там были установлены посты российских войск. Осетинские формирования были выведены из поселка.
С тех пор часть ингушского населения Карца (около девятисот человек) постоянно проживает в поселке; кроме того, там еще живут несколько сот человек других национальностей, в том числе, по разным оценкам, от 23 до 100 осетин.2
Местную власть в поселке представляет назначаемый из Владикавказа глава администрации Карца Руслан Басиев, Временную администрацию — меняющиеся почти ежемесячно коменданты поселка. Но кроме того есть избранный ингушской частью населения глава Общественного Совета поселка Закре Мусиев — не обладая официальной властью, он играет важную роль посредника и представителя интересов ингушей. Позиция Временной администрации по отношению к подобным неформальным представителям ингушской общины здесь, так же как и в Чермене (см. ниже), по мнению представителей Правозащитного Центра «Мемориал», весьма разумна — им придают легитимность, оформляя на работу во Временную администрацию.
Однако на предложение главы поселковой администрации ввести в штат администрации нескольких ингушей Закре Мусиев и другие авторитеты ингушкой общины поселка по существу ответили отказом, упустив возможность сделать шаг к нормализации обстановки. В результате среди сотрудников администрации поселка есть только одна ингушка, исполняющая технические функции.
В Карца люди живут у себя дома — то, о чем тысячи вынужденных переселенцев пока могут только мечтать. Однако жизнь этих людей тяжела и небезопасна.
Ингуши в Карца оказались практически в изоляции от окружающего мира: выходить за пределы поселка — это значит подвергать свою жизнь опасности. Естественно, все они, в отличие от неингушского населения поселка, оказались безработными. В 1993 году по настоянию тогдашнего главы Временной администрации Ю.Шаталина было принято решение, что «трудовые книжки ингушей, работавших во Владикавказе, остаются по месту их работы без сохранения заработной платы». Интересно, что в том случае, когда жители Карца, уехавшие в Назрань, требуют им выслать туда с мест их работы во Владикавказе трудовые книжки, то они приходят с пометкой «уволен по согласованию с местной администрацией» или «уволен по согласованию сторон».3
Никто из жителей поселка пособие по безработице не получал и не получает.
Два раза в неделю в поселок из Ингушетии привозят бесплатный хлеб, 1 или 2 раза в месяц — муку и масло. Кроме того жители периодически снабжаются гуманитарной помощью. Власти Северной Осетии заявляют, что готовы завозить продукты в Карца, и действительно, один раз из Владикавказа был завезен хлеб, но никто из поселка не воспользовался им, так как за этот хлеб нужно было платить, а ингуши не работают, а следовательно, и не получают зарплаты. По словам должностных лиц РСО, у Осетии нет денег для завоза в Карца бесплатных продуктов.
Пенсии жителям выплачиваются через структуры Северной Осетии, однако примерно 15% пенсионеров (в основном те, кто ими стал уже после конфликта, или те, кто до конфликта получал пенсию не по месту жительства) денег не получают.
В поселок подается газ, электричество, вода, плата за них не взимается. Один раз со стороны соответствующих ведомств поступила угроза прекращения подачи за неуплату, но реальных действий не последовало.
Функционирует средняя школа и амбулатория — за счет бюджета Северной Осетии. Важно отметить, что учителями в школе работают осетины и русские. Школа круглосуточно охраняется постом российских войск.
В амбулатории работают 2 врача — терапевт и педиатр (в Карца 477 детей до 15 лет, из них до года — 86) на полставки (по утрам до 12 дня).
Нет ни зубного врача, ни акушера-гинеколога. Учитывая особое положение Карца, этого явно недостаточно. Ведь хотя машины «Скорой помощи» из Владикавказа на вызов в поселок обычно приезжают, врачи открыто говорят, что не могут гарантировать безопасность пациентам-ингушам за пределами Карца. Больных приходится возить в Назрань, но медицинские машины из Ингушетии не пропускаются по дорогам Осетии. Результаты такой блокады бывают плачевными — например, из-за того, что больную девочку несколько дней не могли доставить в Назрань, обычный аппендицит у нее превратился в тяжелый перитонит.
В поселке есть квалифицированные медработники — бывшие сотрудники минздрава РСО (ингушки по национальности), которые обращались к властям с инициативой организовать круглосуточное медицинское обслуживание населения, но получили отказ. В результате они — терапевт, педиатр и 2 медсестры — круглосуточно обслуживают все население Карца у себя на дому за счет средств минздрава Ингушетии.
Как рассказали ингуши-жители Карца, в ноябре 1992 г. — вскоре после того, как жители вернулись в поселок, врачи из Москвы привезли сюда медикаменты, перевязочный материал, инструменты, оборудование. Однако вскоре все это было вывезено в поликлиники Владикавказа.
Для осуществления связи ингушской части населения поселка с внешним миром 2 раза в неделю осуществляется так называемая «проводка колонны» — людей в машинах под охраной российских солдат или милиционеров везут из Ингушетии в Карца или наоборот. Едут члены семей друг к другу (многие семьи сейчас оказались разъединены), едут лечиться, едут за покупками и т.д. и т.п. Но за один раз может ехать не больше 30 человек, причем только тех, кто был прописан в Карца до событий 1992 года. Факт прописки проверяется в осетинском РОВД — для этого необходимо за 3 дня подать заявку в органы Временной администрации. Тут следует напомнить, что многие ингуши проживали в Пригородном районе без прописки — в результате бывает так, что члены одной семьи, долгие годы прожившие в поселке, теперь не могут жить вместе у себя дома. Хотя следует сказать, что в отдельных случаях представители власти РСО делают исключения.
До апреля с.г. колонны шли 4 раза в неделю, но 12 апреля при въезде во Владикавказ колонна, в составе которой была машина скорой помощи, следовавшая в Карца, была заблокирована толпой при попустительстве властей РСО. Предпринимались попытки захвата заложников. Временная администрация проявила полное нежелание и неумение действовать решительно. В результате до 30 мая с.г. люди ни въехать, ни выехать из Карца не могли.
Такая ситуация привела к тому, что 19 мая 1994 г. начальник отдела Временной администрации подполковник Ю.П.Горин нарушил установленный порядок и посадил в свою служебную машину 6 жителей Карца, остро нуждающихся в выезде в Ингушетию. По дороге в Назрань машина была блокирована четырьмя автомобилями с автоматчиками и затем доставлена к штабу осетинского незаконного вооруженного формирования — Управления охраны объектов народного хозяйства (см. ниже) Ленинского района Владикавказа. Пока подполковник выяснял у начальника штаба причину задержания машина вместе с пассажирами исчезла. С тех пор о судьбе похищенных людей (в том числе 17-летней девушки, женщины и 72-летнего старика) известно лишь то, что похитители готовы их обменять на захваченных ранее, по-видимому ингушским бандформированием, трех осетин. До сих пор сотрудники прокуратуры и милиции Северной Осетии не смогли ни арестовать подозреваемых, ни освободить заложников.4
Вскоре после этого, 22 мая был похищен еще один житель Карца — 33-летний Магомед Хаматханов — во время посещения им могилы родителей на кладбище, которое расположено за пределами поселка. Его труп был обнаружен через 3 дня.5
За месяц до этого на этом же кладбище в течение двух дней собравшаяся толпа не давала похоронить умершую старушку-ингушку, многие годы прожившую в Карца. Два дня толпа блокировала дорогу на кладбище, забрасывала камнями родственников умершей и сопровождающих их сотрудников Временной администрации. Местная милиция, как обычно, занимала позицию стороннего наблюдателя. Похоронить женщину удалось лишь на третий день тайком, ранним утром, пока толпа еще не успела собраться.6
В целом обеспечение безопасности — постоянная забота и тема обращений жителей Карца к Временной администрации. Несмотря на то, что поселок круглосуточно охраняется двумя постоянными и двумя передвижными постами российских войск (им приданы 2 БТР), продолжаются поджоги и подрывы домов, хотя и в значительно меньших масштабах, чем раньше (см. разделы 5 и 10), воровство и грабежи. Например, 17 мая на окраине поселка на глазах у хозяйки вооруженными людьми была уведена корова. Женщина на коленях умоляла не оставлять ее детей без пищи, в ответ на что похитители посоветовали всем ингушам покинуть Карца.7
По словам жителей Карца, пустующие дома, находящиеся на окраине поселка, практически открыто подвергаются разграблению. Например, 20 июля 1994 г. с крыши одного такого ингушского дома приехавшие в поселок люди днем сняли шифер, внутри дома сняли и увезли доски пола. При этом российские солдаты не захотели остановить грабеж.
По словам Закре Мусиева сейчас в Карца занято 310 домов, еще около 350 целых домов пустуют. Это объясняется и тем, что некоторые хозяева оказались непрописанными, и тем, что в условиях фактической блокады поселка многие жители опасаются возвращаться.
Ингуши-жители Карца жалуются, что расположена комендатура крайне неудачно — в стороне от основного массива заселенных ингушских домов и просят перенести ее в пустующее здание школы в центре поселка.
Сказать, что власти РСО ничего не делают для Карца, нельзя, но положение, в котором там оказались граждане России, вряд ли можно назвать приемлемым для цивилизованного государства. Лидеры ингушской общины поселка подчас занимают неконструктивную позицию. Однако основная ответственность за восстановление нормальной жизни всех пострадавших от войны людей ложится на власти Северной Осетии, ведь все эти люди — жители Осетии, равноправные российские граждане. Очень важно, чтобы отношение ко всем пострадавшим было одинаковым независимо от их национальности.
Часть просьб жителей Карца8 власти РСО совместно с Временной администрацией обязаны удовлетворить немедленно (средств на это понадобится немного) — обеспечить нормальное медицинское обслуживание, включая организацию стоматологической службы, безопасную и беспрепятственную транспортировку ингушей, нуждающихся в стационарном лечении в г. Назрань, восстановить работу детского сада (помещение сохранилось), сменить место базирования комендатуры поселка.
Удовлетворение других просьб требует серьезной работы. Надежное обеспечение безопасности возможно лишь в контексте общего решения проблемы — требуется реальное полное разоружение незаконных формирований, действующих на территории РСО (см. соответствующий раздел), решительная борьба с терроризмом, реальное изменение стиля работы российских правоохранительных органов в регионе (см. раздел 10.2), пресечение силами Временной администрации любых попыток блокирования дорог в зоне ЧП.
Обеспечение жителей Карца работой — вопрос крайне непростой, решаемый лишь в общем контексте разрешения многих проблем ингушско-осетинского конфликта. Организация надомной работы9 требует прежде всего дополнительных средств.
Ограничение завоза людей в поселок наличием у них прописки в Карца является мерой, достаточно мотивированной нынешней ситуацией. Однако при этом надо учитывать, что прописка в Пригородном районе была длительное время ограничена, и многие фактически проживающие в поселке люди ее не имели. Вопрос об их возвращении требует своего разрешения.
На примере Карца видно, что процесс возвращения вынужденных переселенцев не может быть исчерпан одноактным перевозом людей в места их постоянного проживания. Реальное возвращение людей потребует от властей всех уровней длительного напряжения сил.
Пример Карца показывает, что осенью 1992 года была возможность сохранить дома и возвратить в них жителей, — при условии исполнения российскими войсками их долга. Если бы тогда эта возможность не была упущена, то теперь перед Россией не стояли бы проблемы возвращения десятков тысяч вынужденных переселенцев к месту их постоянного жительства и восстановления тысяч разрушенных домов.
Село Пригородного района РСО. Перед событиями осени 1992 года здесь проживало 3500 осетин, 4300 ингушей, русских и других национальностей — на порядок меньше.11 (По другим данным тогда здесь проживало 3061 осетин, 4114 ингушей, 284 русских и 84 чел. других национальностей.12)
Большая часть людей работала в колхозе. Ингушское и осетинское население проживало, в основном, компактно в разных частях села (ингуши — в северной и южной, осетины — в центральной), хотя были участки, где осетинские и ингушские дома чередовались.
Из всех затронутых событиями 1992 г. населенных пунктов, Чермен располагается ближе всего к границе с Ингушетией.
К августу 1994 г. в Чермене проживало 1600 осетин и 2260 ингушей.13
Рано утром 31 октября 1992 г., предварительно захватив пост ГАИ, в село вошли вооруженные формирования из Ингушетии. Подавив сопротивление в здании отделения милиции (милиционеры при этом погибли), они установили контроль над селом до утра 4 ноября, когда в село после артиллерийского обстрела вошли российские войска и осетинские вооруженные формирования.
По рассказам жители осетинской части Чермена, в период, когда село находилось под контролем ингушских вооруженных формирований, от рук членов этих формирований погиб ряд жителей села, были взяты заложники (в том числе и русские), 4 из которых пропали без вести, угнан скот и автомашины, боевиками осуществлялись многочисленные поджоги и подрывы осетинских домов. Тогда из села вынуждены были бежать многие его жители.
Вместе с тем, большинство разрушенных домов составляют все же ингушские дома, которые разрушались, в свою очередь, членами осетинских вооруженных формирований. От полного разрушения ингушские дома уберегло, по-видимому, вначале — присутствие в селе российских войск (хотя есть свидетели, утверждающие, что российские солдаты участвовали в разрушении домов), затем — установление постоянных постов сил Временной администрации. Свою роль сыграло и то, что уже примерно через полтора месяца ингуши начали возвращаться.
Следует упомянуть, что, по словам жителей Чермена осетинской и ингушской национальностей, в период вооруженного конфликта в этом селе были не единичные случаи помощи и спасения как ингушами осетин, так и наоборот.
Ингушское население Чермена бежало из села в начале ноября 1992 г., но уже с конца декабря того же года в целые дома начали возвращаться первые люди. С тех пор и до последнего момента не прекращаясь идет самовольное медленное заселение уцелевших домов в ингушской части села.
Бежавшее осетинское население вернулось в целые дома в 1992 году. Однако и к лету 1994 года еще оставалось около 1900 человек, чьи дома разрушены. Эти люди живут у родственников, в помещениях домов отдыха, часть из них живет в Чермене в здании школы, ряду семей предоставлены квартиры во Владикавказе. В 1993 году строительные организации Северной Осетии производили ремонт и восстановление разрушенных домов (речь не идет о домах ингушей). Однако в 1994 году работы прекратились в связи с отсутствием поступления средств из бюджета. Летом 1994 г. в Чермене некоторые дома восстанавливались самими хозяевами.
В осетинской части Чермена находится администрация села, отделение внутренних дел РСО, комендатура Временной администрации. На окраине села и внутри него располагаются несколько постов российских войск и милиции.
После событий 1992 года была назначена новая администрация села (до этого главой администрации был ингуш).14 Про нового главу администрации Чермена глава Временной администрации В.Д.Лозовой в своем заявлении сообщил следующее: «10 мая 1994 года в Пригородном районе РСО бесчинствующая группа сотрудников Управления охраны объектов народного хозяйства республики под началом главы администрации населенного пункта Чермен предприняла попытку блокировать и разоружить патрульный наряд ОСГ МВД России, угрожая расстрелом на месте».15 До назначения на этот пост нынешний глава администрации Чермена возглавлял местный отряд народного ополчения (см. раздел 9).
В разговоре, состоявшемся 4 июля 1994 г. во Владикавказе, Председатель Комитета по делам национальностей при Совете Министров РСО Т.Э.Кусов сообщил представителям ПЦ «Мемориал», что в ингушскую часть Чермена решением ингушских властей был назначен свой глава администрации. Более того, 3 недели назад этот человек не пустил на свою территорию главу администрации Пригородного района РСО.
При выяснении реального положения дел в Чермене и у представителя Временной администрации нами было установлено, что данные утверждения не соответствуют действительности. В Чермене есть одна официальная администрация, располагающаяся в осетинской части села. В ингушской же части власть осуществляет комендатура, но там есть избранный ингушским населением представитель общины, не обладающий реальными административными полномочиями — Аюб Мациев. Временная администрация оформила его к себе на работу. Никаких возможностей не пустить на ингушскую часть села главу Пригородного района не существует. Мациев регулярно общается с главой Пригородного района, но сожалеет, что это общение пока не приобрело постоянного характера.
В разговоре с начальником Черменского отделения милиции16 выяснилось, что фактически все село контролируется сотрудниками осетинской милиции. Хотя на ингушской стороне у них и нет своих постов, осуществляется круглосуточное совместное с российскими войсками патрулирование. Сотрудники милиции посещают ингушские дома, выясняя кто, где и на каких основаниях живет.
Главная проблема села — полная изоляция двух общин друг от друга. От жителей осетинской части мы многократно слышали решительные и даже агрессивные возражения против любых попыток поселить рядом ингушей и осетин. Ряд осетин-жителей Чермена называют конкретные имена жителей села ингушской национальности, которые, по их словам, замешаны в насилии над мирным населением и грабежах. Другие сообщают, что ингуши-черменцы не творили насилия в своем селе, но воевали в других местах. Однако в целом жители осетинской части Чермена смирились с тем, что ингуши уже живут компактно в своих частях села. Они выступают решительно против проживания в непосредственном соседстве с ними.
Вместе с тем, в селе периодически распространяются листовки с призывами не допустить возвращения ингушей в Осетию, создать непроходимую границу между республиками и т.п. В некоторых листовках призывают готовиться под этими лозунгами к выборам. В селе ведется целенаправленная работа против любых попыток снизить уровень межнациональной вражды.
При этом власти и Пригородного района и Чермена явно не делают необходимых шагов для налаживания межобщинных отношений, идя на поводу у агрессивно настроенной части населения.
Ряд проблем здесь схож с проблемами Карца.
Так, например, в Чермене функционируют 2 амбулатории — одна в осетинской части, другая — в ингушской. В администрации села нам объяснили, что амбулатория, расположенная в осетинской части, ингушей не обслуживает — у тех есть своя. В самой амбулатории ее заведующая высказала решительное нежелание обслуживать ингушей или сотрудничать с ними.17 В результате этого ингушских жителей села, расположенного в Северной Осетии, обслуживают медработники, оплачиваемые из Ингушетии. Они жалуются на недостаточное снабжение медикаментами (от Минздрава Северной Осетии ничего не поступает), на помещение, не предназначенное для медицинских целей, на отсутствие необходимого оборудования.
Поголовная безработица среди ингушей. В черменский колхоз, с трудом оправляющийся от погрома 1992 года, их не берут. Им ставят в вину, что в те дни колхозное стадо и техника были угнаны боевиками в Ингушетию.
Половина колхозной земли, расположенная у границы с Ингушетией и примыкающая к ингушской части села, не обрабатывается. Но если республиканские и местные власти РСО реально желают, как они это декларируют, чтобы ингушские жители Пригородного района считали себя жителями Северной Осетии, то в черменском колхозе нужно было бы создавать отдельную ингушскую бригаду.
К концу июля ингуши в Чермене получили пособие по безработице (14 с лишним тысяч рублей) за три месяца.
Осетинские дети учатся в Черменской средней школе №2, ингушские дети до осени 1994 г. учились в школе соседнего ингушского села Майское. В августе этого года на средства, поступившие со счета Временной администрации, ингушская школа в Чермене была отремонтирована и в ней начались занятия.
Пособие на детей из местного бюджета ингуши, проживающие в Чермене, не получают, в то время как жители других национальностей получают. При этом администрация села утверждает, что это пособие получают все.
В ингушской части села не работает водопровод, воду приходится носить издалека от реки. Вероятно, дело действительно в плохих трубах — от того же страдают и некоторые осетинские семьи, но убедить в этом ингушей, уже столкнувшихся с дискриминацией, невозможно.
Большое отличие от Карца в лучшую сторону для ингушей — это отсутствие блокады. Из Чермена можно легко на своей машине, попутке, автобусом попасть в Назрань.
Серьезной проблемой являются действия бандитов, запугивающих людей и осуществляющих теракты. Причем подобные действия осуществляются против жителей и ингушской, и осетинской части села. Однако тут, так же как и в Карца, уровень насилия в 1994 году, к счастью, значительно ниже, чем раньше.
Регулярно по ночам село (прежде всего его ингушская часть) обстреливается из стрелкового оружия, реже — из гранатометов. Обычно стрельба идет неприцельная, скорее для запугивания людей. Однако во время нашего нахождения в регионе 16 июля в 23 часа из гранатомета была обстреляна пристройка к жилому дому ингуша М. Харсиева, в результате чего получили контузию две его дочери. Жители села жалуются, что комендатура поселка удивительно пассивно реагирует на обстрелы: очень редко открывается ответный огонь, не предпринимаются попытки захватить террористов. Лишь незначительная часть обстрелов фиксируется в сводках МВД.
По словам А.Мациева, в 1994 году убийств ингушей в Чермене не было,18 тогда как за прошлый год погибло 12 человек (в основном людей уводили вооруженные люди, затем обнаруживались их трупы за пределами села). Начальник милиции Чермена решительно отрицает факт гибели в прошлом году ингушей-жителей села (хотя факты похищения по крайней мере трех человек и убийства четырех нашел подтверждение в прокуратуре и МВД ИР). В свою очередь, начальник черменской милиции сообщил, что среди жителей осетинской части села есть пострадавшие и погибшие. В 1993 году было убито 3 человека и 1 пропал без вести. Весной 1994 года на мине при работе на колхозном поле подорвался тракторист, который остался жив, но не может ходить. Весной же на улице был обстрелян сам начальник милиции, обстрелам из стрелкового оружия и гранатометов зимой 1994 г. подверглось здание отделения милиции.
В самом селе, по словам начальника отделения милиции, в 1992—начале 93 г. проводились операции по изъятию оружия. После этого оружия у жителей не обнаруживают.
Ингушское население Чермена не доверяет милиции Северной Осетии. Нам рассказывали о провокационном поведении милиционеров, даже о неспровоцированной стрельбе из пистолета по людям 4 или 5 июня с.г. из проезжающей милицейской машины. Нами записан рассказ жителя Чермена Руслана Нальгиева о том, что 07.02.93 г. он вместе с двоюродным братом Нальгиевым Магомедом и соседом Накостхоевым Магомедом были захвачены в селе двумя постовыми милиционерами МВД РСО в заложники, отвезены в Беслан, переданы в штаб республиканской гвардии Северной Осетии, где, перенося издевательства и побои, содержались в течение семи дней. Р.Нальгиев зимой 1993 г. давал об этом показания следственной группе из Москвы, работающей в Назрани. Однако, по его словам, милиционеры, похитившие его, до сих пор стоят на посту в Чермене.
Многие из проблем, с которыми сталкиваются возвращающиеся в Чермен из Ингушетии вынужденные переселенцы, обусловлены тем, что это возвращение вплоть до августа 1994 г. происходило не в рамках государственной программы, а «самотеком». «Порядок возвращения и расселения беженцев и вынужденных переселенцев...» (см. раздел 7.2), согласно которому жители Чермена должны возвращаться в целые дома, есть, а согласованного графика возвращения нет. Люди возвращались домой как бы нелегально — при невмешательстве властей Северной Осетии и благосклонности Временной администрации. Сложилась парадоксальная ситуация — более 2 тысяч ингушей вернулись к своим домам, но власти Ингушетии справедливо утверждали, что процесс возвращения вынужденных переселенцев реально не начался.
К концу июля 1994 года таким образом было заселено большинство целых домов Чермена. Незаселенными оставались лишь дома, расположенные на периферии и вдоль границы двух частей села — там, где вероятность обстрелов и нападений была выше. В Госкомитете Ингушской Республики по беженцам говорили про 134 незаселенных ингушских дома в Чермене, реально к этому времени таких оставалось 53. По данным Временной администрации было примерно такое же количество пустующих осетинских домов, расположенных в ингушских частях села. От Временной администрации требовалось усилить охрану села, от осетинской стороны — согласиться на возвращение людей из Ингушетии.
В согласительную комиссию Чермена ингушской стороной в июле был подан список из 53 семей. Согласительные комиссии — структуры, создаваемые в соответствии с «Порядком возвращения ...» из граждан осетинской и ингушской национальностей, проживающих в конкретном населенном пункте. 21 июля состоялось первое практическое действие такой комиссии: на собрании осетинской части комиссии, без присутствия их ингушских коллег, был вынесен вердикт — 8 из 53 семей могут вернуться. Члены остальных семей «подозреваются жителями села в совершении преступлений». Об этом решении с торжеством сообщила российская телевизионная программа «Вести».
Однако у членов ПЦ «Мемориал» возник ряд сомнений по поводу стиля работы комиссии.
Во-первых, мы беседовали с одним из тех, кто принимал это решение, и он не смог толком вспомнить, как и на основании чего оно принималось. В разговоре с другими членами согласительной комиссии выяснилось, что они собирают свидетельства о противоправных действиях членов тех семей, которые намечены к возвращению. Серьезной проверки собранных показаний не проводится. На основании этих свидетельств и выносится решение о возможности или невозможности возвращения семьи.
Во-вторых — для чего создавать комиссии на паритетных началах, если решение принимает одна половина без всякого участия другой? Вероятно, имело бы смысл обсудить возникающие возражения по поводу возвращения тех или иных семей с другой половиной комиссии. Кроме того, никто не выясняет мнение ингушской части согласительной комиссии по поводу возвращающихся в село осетинских семей.
Следует сказать, что по нашему наблюдению среди членов осетинской части согласительной комиссии села Чермен большинство составляют люди, чьи семьи серьезно пострадали во время событий осени 1992 г. Естественно, эти люди настроены отнюдь не на примирение с ингушской стороной. Такой состав этих комиссий предопределен уже самим принципом их формирования — выборы открытым голосованием на общем сходе. В таких условиях неизбежно выбирают либо людей, умеющих произнести наиболее яркую речь, либо сильно пострадавших. Надежды на то, что сход выберет мудрых старейшин, готовых к компромиссам, являются чистейшей «маниловщиной».
При сохранении подобного стиля работы эти комиссии следовало бы скорее переименовать в «конфронтационные».
В начале августа наконец началось официальное возвращение ингушских вынужденных переселенцев в Чермен. Машины, везшие людей, сопровождали военнослужащие сил, приданных Временной администрации. До 2 сентября были завезены Временной администрацией 35 семей, еще 43 — заехали самостоятельно. В селе началось восстановление домов, проводка нового водо- и газопроводов. Однако после нескольких инцидентов, в том числе сопровождавшихся насилием, Временная администрация вновь прекратила процесс возвращения людей (о событиях периода август-октябрь см. раздел 12).
Чермен является своего рода «лакмусовой бумажкой», с помощью которой проверяется готовность властей всех уровней реально возвращать вынужденных переселенцев.
Село Пригородного района, расположенное у границы с Ингушетией рядом с Черменом. До событий осени 1992 г. здесь проживало 2899 человек — в основном ингуши и русские. Люди работали в совхозе, на консервном заводе и на предприятии по производству тары. За последние 2 года из села уехали, продав дома ингушам, около 400 человек — преимущественно русские, причем те, у кого уже были намечены заранее места работы и жилья. Таким образом общее количество жителей сохранилось; ингуши составляют 70%, русские — 20%.19
Село Майское — единственный населенный пункт Пригородного района с ингушским населением, непосредственно не затронутый событиями осени 92 года. Тогда российские войска, заняв Чермен, прекратили боевые действия в этом районе. Соответственно остановилось и продвижение осетинских вооруженных формирований.
18 осетинских семей (217 человек), проживавших в селе, бежали из Майского. Их дома не разрушены и незаконно заняты ингушскими вынужденными переселенцами из сел Пригородного района. Жители Майского в разговоре с нами не возражали против возвращения осетин в село в свои дома, но связывали их возвращение с возвращением ингушских вынужденных переселенцев в места их прежнего проживания. В селе проживают 12 осетин (лица, состоящие в смешанных браках).
Летом 1994 года в Майском кроме его постоянных жителей насчитывалось полторы тысячи вынужденных переселенцев из других населенных пунктов Пригородного района. Они разместились в жилых домах у родственников, в неработающих цехах завода, в других зданиях госучреждений, а также в 6 вагончиках.
Какие проблемы существуют вокруг этого села и у этого села?
Власти РСО, говоря о Майском, акцентируют внимание прежде всего на том, что этот населенный пункт фактически вышел из-под юрисдикции Северной Осетии и подчиняется властям Ингушской Республики. В разговоре с представителями ПЦ «Мемориал», состоявшемся 4 июля 1994 г., Председатель Комитета по делам национальностей при Совете министров РСО Т.Э.Кусов и глава администрации Пригородного района Г.А.Дзагоев сообщили, что из села Майское не поступает налогов в бюджет РСО. По их словам, завод работает, но куда уходит продукция — неизвестно. Налоги с предприятий села взимает налоговая инспекция Ингушской Республики. При этом руководство завода и совхоза требуют выделения им кредитов, но в бюджете РСО для этого нет средств. Задолженность в Пенсионный фонд за полтора года составила 1.5 млрд. рублей. Пенсии жителям Майского соответствующие структуры РСО выплачивают, однако в связи с непоступлением средств в Пенсионный фонд новые пенсии не оформляются.
Вопрос об административном подчинении села Майское находится вне компетенции Временной администрации — считает генерал-майор МВД Н.П.Вотько — «это проблема властей Северной Осетии, они должны в этом плане работать».20
В самом же Майском главную проблему видят в том, что предприятия села практически прекратили работу в связи с нехваткой средств, на втором месте — вопрос об административном подчинении села (по мнению многих наших собеседников, село оказалось как бы вне любого административного подчинения).
Консервный завод (самый мощный в Северной Осетии) не имеет средств для закупки стеклопосуды, крышек, специй и т.д. Его счета заблокированы. В результате — многие цеха стоят, рабочие не получают зарплату. То небольшое (по сравнению с прошлыми годами) количество продукции, которое в настоящее время выпускает консервный завод, реализуется через торговую сеть Ингушетии, поскольку другие возможности реально отсутствуют. По мнению руководства, заводу необходим кредит в 1 млрд. руб., в котором Северная Осетия отказала. После этого кредит был обещан министром сельского хозяйства России.21
Аналогичная ситуация в совхозе «Россия», за исключением того, что от спонсоров в Ингушетии были получены кредиты. Сейчас в совхозе работают 200 человек, тогда как раньше работали 600-700 человек. Контакты с руководством Северной Осетии были — так, еще в начале 1993 года в правлении совхоза в присутствии представителей Временной администрации произошла встреча с министром сельского хозяйства РСО и двумя его заместителями. Руководители сельскохозяйственного ведомства пообещали помочь совхозу деньгами, семенами, а также в вопросе обмена части земель с черменским колхозом для устранения чересполосицы. Обмен землями произошел, остального обещанного совхоз не получил.22
В создавшейся ситуации предприятия Майского пока не в состоянии выплачивать налоги в бюджет РСО.
В налоговой службе Ингушской Республики нам сообщили, что предприятия села Майское налоги в бюджет Ингушетии не платили и не платят.
Естественно, что безработные или не получающие зарплаты жители села налоги также не платят.
В Майском, так же как и в Карца, за счет бюджета Северной Осетии функционируют средняя школа и амбулатория. Однако получение зарплаты для учителей и медиков, по их словам, всегда сопряжено с неприятностями, оскорблениями, угрозами. За деньгами приходится ездить в районные управления, причем не ингушам, а людям других национальностей. В августе 1994 года учителям зарплата не была выплачена даже за апрель.
Школа рассчитана на 480 учеников, но в ней в 1993-94 гг. учились 1200 детей. Перегрузка — за счет беженцев и учеников из Чермена (с сентября 1994 г. часть учеников из Чермена, 127 человек, начали посещать отремонтированную школу в своем селе). Состояние здания — крайне плохое, в чем убедились представители ПЦ «Мемориал». Здание школы уже 12 лет существует без капремонта, кроме того в школе в 1992 году некоторое время размещалось подразделение российских войск, оставившее после себя страшное разорение. Тем не менее министерство образования РСО в средствах на ремонт отказывает. Ингушские власти — тоже, поскольку Майское — на территории Северной Осетии. Косметический ремонт производится учителями за свой счет. Зимой 1994 г. школа работать не будет, так как отопительная система пришла в полную негодность. «Вмешательство» Ингушетии в местные дела образования выразилось в выделении учебников для младших классов. Районный же отдел образования выделил школе треть от заявленного количества учебников (сам факт выделения учебников в создавшихся условиях является, конечно, положительным).
Жители Майского, так же как и ингушской части Чермена, не получают пособия на детей.
Врачи амбулатории жалуются на недостаток медикаментов и инструментов, на то, что машина скорой помощи, выделенная сюда Временной администрацией, «потерялась» где-то в Северной Осетии по пути в село.
Вопросы безопасности жителей Майского волнуют в меньшей степени — обстрелы тут, к счастью, не столь часты, хотя и случаются. Так, например, 31 декабря 1993 г. со стороны осетинского села Ольгинское по Майскому была выпущена ракета типа «Алазань», которая повредила жилой дом, не ранив никого из жильцов. 9 марта 1994 г. опять со стороны Ольгинского неустановленный бронетранспортер обстрелял Майское из пулемета; пострадавших не было. В ночь с 28 на 29 марта со стороны села Ольгинское велся огонь из крупнокалиберных пулеметов и автоматов.23
Власть в Майском представляет сельская администрация, которую с 1988 года возглавляет Микаил Темурзиев. В разговоре с представителями ПЦ «Мемориал»24 он безусловно признал свое административное подчинение главе администрации Пригородного района РСО. Более того, и ему, и аппарату сельской администрации зарплату платят из районного бюджета. Однако, по его словам, контакты с районным руководством крайне редки и эпизодичны. Связь осуществляется через секретаря администрации Майского, которая имеет возможность выезжать в район, поскольку является наполовину осетинкой. Ни телефон, ни телеграф в селе не работают. Встречи с районным руководством происходят на дороге, связывающей Майское с Черменом. В самом селе глава администрации Пригородного района ни разу, несмотря на обещания, не был.25 М.Темурзиев утверждает: «Безопасность мы гарантируем. Нужно встречаться и решать хозяйственные и социально-бытовые вопросы. Политических — касаться не надо. Это только масло в огонь подливать».
По мнению ПЦ «Мемориал», на данный момент нельзя утверждать, что это село вышло из-под юрисдикции Северной Осетии, но есть тенденция обособления, которая при дальнейшем развитии может привести к выходу этой территории из подчинения властям РСО. Нежелание районных и республиканских властей идти навстречу нуждам жителей села лишь усилит такую тенденцию.
В этом плане следует отметить такой факт — в селе и на прилегающей территории сотрудники правоохранительных органов Северной Осетии не появляются, но действует (по-видимому, эпизодически) милиция из Назрани. Так, например, когда в декабре 1993 г. в жилой дом села попала ракета (см. выше), то на место происшествия выехал старший дознаватель из Назрановского РОВД.26 Когда в конце июля в Майском неожиданно появился сотрудник владикавказской газеты, известный своими антиингушскими публикациями, то он был задержан специально приехавшим из Назрани патрулем милиции под предлогом обеспечения его безопасности. Альтернативой подобной практике может стать лишь создание в Майском из жителей села собственной милиции, находящейся в составе МВД Северной Осетии. Естественно, это потребовало бы от властей Пригородного района, МВД РСО и местной администрации серьезной и заинтересованной совместной работы. Однако если власти РСО реально желают, как они это декларируют, чтобы ингушские жители Пригородного района считали себя жителями Северной Осетии, то это делать необходимо.
Важно отметить, что по факту ракетного обстрела села Майское прокуратурой РСО уголовное дело возбуждено не было, хотя материалы из прокуратуры Ингушетии туда были пересланы.27
Вместе с тем ситуация, при которой можно утверждать, что в Майском, на территории Северной Осетии, ингушами самовольно создается фактически полностью автономное самоуправление, вполне может устраивать определенные силы в Северной Осетии. Ряд политиков и общественных деятелей (прежде всего членов таких организаций как «Стыр Ныхас», «Зилахар») настаивают на размещении в Майском всех ингушей, вынужденных покинуть Северную Осетию осенью 1992 года. По мнению авторов этой более чем сомнительной идеи, создание такой ингушской «резервации» сделает ненужным возвращение вынужденных переселенцев в места их прежнего проживания.
Надежды на удачное разрешение проблем села Майское вселяет факт проведения в этом селе 25 августа рабочей встречи Первого заместителя Председателя правительства РСО Г.С.Козаева и Председателя Совета министров ИР М.И.Дидигова с участием и при посредничестве главы Временной администрации. На этой встрече обсуждалась ситуация, сложившаяся в Майском.
Село административно входит в состав г. Владикавказа, однако расположено в горах (Джайрахское ущелье) на значительном удалении от этого города. Граница между Северной Осетией и Ингушетией проходит практически по окраине села. Само село примыкает к крупному горному ингушскому селению Джайрах, расположенному на территории Ингушетии.
В селе проживают около 300 ингушей.
Ситуация в Эзми во многих отношениях напоминает ситуацию в селе Майское. Однако проблемы жителей Эзми усугубляются сложностью доставки продовольствия в это высокогорное село.
Представители ПЦ «Мемориал» не смогли посетить Эзми.