|
|
Когда безнаказанным остался Сумгаит, что многим развязало руки, в Ленинграде
прошла череда митингов «Памяти». Это было летом 1988 года. Митинги проходили
каждую неделю в Румянцевском саду и у всех порядочных людей вызывали негодование.
О них тогда писала и местная, и центральная, и зарубежная пресса. Больше
всего возмущало то, что это были разрешенные митинги, и мы, наивные люди,
слали телеграммы протеста в обком КПСС. Теперь известно, что те митинги
проводились с ведома и согласия обкома, больше того — при его поддержке.
Обкома больше нет. Во главе города — законно избранная демократическая
власть. И что же? Сегодня разрешенные митинги, шествия, сборища с факелами
проходят на Дворцовой площади, и там клеймят не загадочных «лиц сионистской
национальности», как в 1988-м, а просто и без затей кричат о засилье евреев,
о вредоносности кавказцев, а из толпы несутся выкрики: «Смерть жидам!»
и «Бей черных!».
Сегодня на Невском можно встретить разрешенное шествие, где во главе колонны
степенно выступает молодец в черной рубашке и брюках, заправленных в сапоги,
и держит знамя, на котором изображен трезубец, похожий на свастику. Другую
свастику рисуют на своих листовках члены Русского Освободительного Движения
— РОД, главный лозунг которого — «Нация превыше всего!».
Сегодня в центре Петербурга, у Гостиного двора, свободно и нагло ведется
антисемитская пропаганда и торгуют нацистскими газетами.
Сегодня можно спросить работника милиции, не кажется ли ему нарушением
закона плакат «Жид и его кагал — заговор против русских», вывешенный на
всеобщее обозрение. И получить ответ: «Нет, не кажется. Так многие думают».
Сегодня в гостиницах сплошь и рядом действуют негласные ограничения для
проживания кавказцев, а в Москве и в Ростове, как мы знаем, операции по
их выселению уже проводились.
Но наиболее яркой иллюстрацией нарастающего беспредела в области национального
равноправия можно считать так называемую «патриотическую прессу». Она достойна
обзорного доклада, но я коснусь нескольких изданий, выбранных произвольно
из огромного потока такого рода литературы.
«До тех пор, пока большинство в руководстве будут составлять евреи, неевреи при всех режимах будут голодать, воевать, спиваться и вымирать», - пишет газета «Русское дело», 1992, №1 (3).
Сразу отмечу, что «большинство в руководстве» — это демократы, которых «патриоты» зачисляют в евреи всех поголовно.
«Пусть самостийные недоумки переписывают на свой лад великую историю России, пусть вытаскивают из трухлявых сундуков проеденные молью мундиры предателей, пусть награждают персональными пенсиями крепко »ховавшихся" престарелых убийц — русская булава в свой час все равно заставит «швидко служить господарям российским...»
...все, якобы, сделанное в Казахстане казахами и ныне фактически им принадлежащее, на самом деле сделано руками русских... Земля, на которую раз вступил русский солдат — уже принадлежит России, — говорил наш национальный генералиссимус Суворов. Не худо бы (пока худо не стало!) и вам, «братья», об этом вспомнить!"
«Наша кровь, кровь белых людей, не такая, как кровь негров, мулатов и евреев», — «Народное дело», газета Народно-социальной партии, 1991, №1.
А вот — первый номер этой газеты за 1992 год. Картинка «Раздавим гадину!».
Делец порнобизнеса с еврейским носом плетет гнусную паутину вокруг русской
девушки. Негр со зверским выражением лица хватает белую девушку. И там
же — инструкция, как отличить скрытого еврея от нееврея. Шесть пунктов:
«Уши еврея носят собачью форму», «Нос еврея не имеет хрящевого хребта».
И замечательная рекомендация: «Попробуйте заглянуть в глаза еврею, когда
он этого не замечает, в них светится »мировая скорбь"". И еще: «достаточно
представить себе изучаемого с черной кожей — если похож на негра, значит
еврей».
В этой же газете печатается «Миф ХХ столетия» Розенберга и многое другое.
По факту ее распространения прокуратурой возбуждено уголовное дело. Арестован
ее редактор Андреев. Однако нет уверенности, что дело не будет спущено
«на тормозах». Между тем начальник отдела по борьбе с терроризмом нашего
управления министерства безопасности отмечает в своих интервью: в Санкт-Петербурге
организованы группы боевиков, идет сбор оружия. Создают эти группы разные
политические движения — от левых радикалов до национал-патриотов.
Про радикалов я ничего не знаю, а вот в то, что оружие могут и хотят применить
фашисты — в это верится легко. Какие меры принимает служба безопасности
— неизвестно.
Почему это стало возможным?
На этот вопрос существует набор популярных ответов:
— свобода слова сделала явным то, что раньше было тайным;
— у нас плохие законы;
— законы есть, но нет механизмов их применения;
— правоохранительные органы напуганы обвинениями в попрании прав человека
— им не под силу провести грань между плюрализмом мнений и разжиганием
межнациональной розни;
— есть масса более важных и экстренных дел, растет преступность — грабежи,
убийства, квартирные кражи, — а людей, техники и денег у правоохранительных
органов не хватает.
Все это правда. Но не вся правда, т.е. все-таки — неправда. Потому что,
когда потребовалось еще в 1988 году «отмыть» «Память», мгновенно нашли,
арестовали и осудили еврея Норинского, рассылавшего от имени «Памяти» анонимки
с угрозами. И придали этому делу максимальную огласку. И статья нашлась
— та самая, 74-я статья УК РСФСР о разжигании межнациональной розни. И
механизмы сработали.
А «дело Осташвили» в Москве? Да, погром, учиненный в Центральном Доме литераторов
Осташвили и его бандой, получившей инструкции в райкоме КПСС, замять не
удалось. Под нажимом общественности провели показательный процесс «в экспортном
исполнении». А потом Осташвили был убит, и никто никогда не узнает, кто
персонально послал его на этот погром.
Так что иногда находятся и исполнители, и механизмы, и законы.
«Но разве это так уж опасно?», — слышим мы без конца. Осташвили — исключение,
да и там ведь погромщики никого не убили. Это в Осетии, в Таджикистане,
в Карабахе льется кровь, а у нас «коричневые» непопулярны, их, по данным
социологов, не больше 8-10%, а наиболее агрессивных и вообще 2%. Кстати,
такой же процент в посттоталитарных странах Восточной Европы. И происхождение
этих движений то же, что и у нас, — политическое. Сегодняшний антисемитизм
трудно отнести к сфере межнациональных отношений — это политическая карта,
которую разыгрывают объявившие себя оппозицией реакционные силы в борьбе
за возврат к тоталитаризму.
Но, может быть, правы сотрудники милиции, судьи и прокуроры, ратующие за
плюрализм и считающие, что не стоит лишний раз «обострять ситуацию»? Может
быть, правы и работники нашей мэрии, с редким постоянством борющиеся за
демократию и под ее знаменем разрешающие все митинги Русской партии — те
самые, где из толпы кричат «Смерть жидам»? Может быть, свобода у нас —
прежде всего для национал-патриотов? А на отдельные правонарушения можно
закрыть глаза из тактических соображений?
История показывает, что такого рода «тактика» всегда терпела поражение,
— сделки с теми, кто нарушает закон, — дело опасное. Попустительство —
всегда подстрекательство.
А в обществе, где закон не выполняется в одной какой-то сфере, идет цепная
реакция. Если можно нарушать 74-ю статью, то почему нельзя нарушать другие?
И вот уже в геометрической прогрессии растет количество краж и разбойных
нападений, а по улицам, игнорируя светофоры, разъезжают автомобили без
номеров. А на Марсовом поле наша славная молодежь — бывшие «будущие строители
коммунизма» — с хрустом выламывает целые кусты сирени. Под корень.
Но посягательство на национальное достоинство, разжигание розни и вражды
— это не сирень, это — государственное преступление. Опасное и для общества,
погружающегося в беспредел, и для сегодняшних демократических руководителей
страны. В результате собственного попустительства они могут лишиться власти.
И вот тут возникает вопрос: если это опасно, то почему так хладнокровно
ведет себя прокуратура, обязанная защищать именно интересы государства?
Почему для нее эти преступления третьестепенны — где-то после карманных
краж? А ведь мы знаем, что без ее вмешательства и простой гражданин не
может обратиться в суд, если задето его национальное достоинство. В этой
ситуации у простого гражданина появляется подозрение: если прокуратура
проявляет такое хладнокровие в защите государственных интересов именно
здесь, значит государству это неинтересно. И для него это — вопрос номер
сто.
Ну, а суд? Третья власть? Дел по 74-й ст. из прокуратуры он практически
не получает, зато весьма успешно рассматривает гражданские дела по 7-й
статье — о защите чести и достоинства антисемитов, которых в печати назвали
антисемитами. И «коричневые» очень часто начинают и выигрывают. Или сводят
вничью, отказываются от исковых требований, когда становится ясно, что
победить не удастся. Но каждый раз они используют зал для пропаганды фашистских
идей, и никогда это не получило должной оценки суда.
В чем же дело? Почему наши «слуги Закона» не желают служить Закону? Ведь
они должны быть независимыми и защищать только его.
В том-то и горе, что должны, но никогда не были независимыми, нет у них
такого опыта. Не Закон руководил ими в течение десятилетий, а Начальство
— партийное начальство, осуществляющее свою руководящую и направляющую
роль. В мгновение ока перемениться трудно — если вообще возможно. А ведь
и в прокуратуре, и в судах у нас работают те же люди, что и раньше. Разумеется,
было бы неправильно, если бы демократическая власть выгнала на улицу всех
без разбора и поставила кухарку управлять государством. Но какой-то разбор
все-таки необходим.
Как, к примеру, может оставаться на посту заместителя председателя городского
суда Н.С.Волженкина, с таким рвением в сравнительно недавнее время судившая
инакомыслящих за «хранение с целью распространения» книг Мандельштама и
Чуковской? Мне возразят — а что она могла сделать? Время было такое, они
верно служили. — Но в законе нет ничего про Мандельштама. — Хорошо, пусть
не по закону, а по той же КПСС, которая правила всем? — Но нужны ли сегодня
на таких должностях «первые ученики»? Возможно, они и демократической власти
будут служить с тем же безоглядным рвением, но разве это требуется? А служить
Закону, только ему, не думая о собственном кресле, они вряд ли сумеют.
Таким образом, «третьей власти» у нас нет — точнее, она не власть. И это
страшно.
Есть еще загадка. Почему те, кто непосредственно возглавляет страну, до
сих пор занимают в вопросах межнациональных отношений такую осторожную,
если не индифферентную позицию? В самом деле — кто из высшего руководства
когда-нибудь сказал громкое и решительное «нет» нарушению национального
равноправия?
Горбачев после Сумгаита? Мы знаем, что та трагедия даже не была названа
геноцидом. Или, может быть, тот же Горбачев — после Баку?
И не Горбачев ли, отвечая во Франции на вопрос об антисемитизме в Советском
Союзе, приводил какие-то цифры, доказывающие, что процент евреев в науке
и культуре намного превышает их процент среди населения вообще. Это — дурная
арифметика, и она используется «Памятью», кричащей о необходимости пропорционального
представительства — то есть, процентной нормы.
Или, может быть, Ельцин внес ясность в этот вопрос, внятно заявив о недопустимости
дискриминации по национальному признаку и о том, что шовинизм никогда не
получит поддержки?
А хасбулатовская операция по выселению чеченцев из московских гостиниц?
Ответил Хасбулатов за это? Боюсь, на Западе это стоило бы ему карьеры.
А Руцкой, выступивший на конгрессе патриотических сил перед аудиторией,
которая приветствовала Дмитрия Васильева?
Кто из «высшего эшелона» однозначно и четко оценил черносотенную позицию
так называемых «истинно русских писателей»?
Что все это значит? Недопонимание ситуации? Тяга к самоубийству? Влияние
близкого окружения из бывшего партаппарата? Или — боязнь собственного народа?
Оскорбительная для народа убежденность в том, что национальная нетерпимость
— точнее, терпимость к нарушениям национального равноправия меньшинства
внутри России — ему, народу, понравится? Что активно выступив против, можно
вызвать недовольство масс и потерять рейтинг?
Это — мнение, возникающее при оглядке вправо, на бывших аппаратчиков. А
те, что слева, в том числе и Четвертая власть, пресса, уверены: демократия
— это вседозволенность. И кричат, что жизнью надо пожертвовать, только
бы политические противники имели возможность свободно высказывать свои
взгляды. Но эти взгляды — зачастую фашистская пропаганда, и политические
противники в этом случае — уголовные преступники.
Я убеждена в том, что сегодня в русском народе нет ненависти к инородцам
— будь то хоть евреи, хоть азербайджанцы. Но есть разговоры в очередях
и на рынке, и дальше этих разговоров дело бы не пошло, если бы не постоянные
провокации. И этого джинна можно в конце концов вырастить в колбе и выпустить.
И если неонацисты добиваются этого сознательно, чтобы захватить власть,
то наши руководители сплошь и рядом способствуют тому же бессознательно.
Способствуют, не понимая, что народ наш очень чутко реагирует на позицию
высшего руководства. Это Закон у нас не в чести, а царь — в чести. И если
там, на самом «верху» закрывают глаза на фашистские лозунги, значит...
может быть, в них что-то есть?.. И это «что-то» западает в душу, и соответствующие
настроения усиливаются, и «наверху» делают мудрый вывод — тут дело тонкое,
надо проявлять максимум осторожности, не то... И нацисты еще больше наглеют.
И власть опять молчит. И народ укрепляется в мнении... И так далее. Идет
цепная реакция. Если не понять этого сегодня, рано или поздно общество
пойдет вразнос — и тогда поздно будет изумляться — откуда? Как могла привиться
на нашей почве нацистская идеология?
«Не хлебом единым жив человек». Эта истина — отражение чисто российского
представления о подлинных ценностях. Во все времена духовность в России
играла громадную роль. Не меньшую роль играла и государственная идеология.
Последние десятилетия господствующей идеологией была коммунистическая.
Теперь ее не стало, образовался некий вакуум, который невозможно заменить
ни казенным православием, ни западной идеологией успеха, равных возможностей
и индивидуальной ответственности. Разобщенность, одиночество перед лицом
жизненных трудностей пугают россиян. В обстановке растерянности, страха
перед обнищанием, непонимания, что и для чего происходит, в сочетании с
чувством унижения, вызванного огульной, часто безответственной переоценкой
всего прошлого, образовавшийся идеологический и духовный вакуум становится
опасным — в него легко могут хлынуть идеи крайнего национализма, шовинизма,
национал-социализма. Все у нас в стране знают как будто, что такое гитлеровский
нацизм, — народ получил прививку от «коричневой чумы». Однако на поверку
знания эти оказываются поверхностными и неполными. И, сменив название на
какое угодно другое (сегодня в Петербурге есть «народно-социальная партия»
например), идеология национал-социализма может довольно легко прижиться
на нашей почве, так как провозглашает она во многом привычные ценности:
коллективизм, сильное, милитаризованное, имперское государство, «сильную
руку» правителей и пр. Демагогия, свойственная нацистской пропаганде (так
же как и пропаганде коммунистической) может сегодня воздействовать на общественное
сознание сильнее, чем непривычные демократические лозунги. Нацистские приманки
могут сегодня сделать свое дело. Это прекрасно понимают «правые», но, похоже,
недооценивают демократы.
|
|